8) В наших снятых в временное пользование живописных владениях устраивать таборы изобретателей, где они смогут устраиваться согласно своим нравам и вкусам. Обязать соседние города и села питать их и преклоняться перед ними.
9) Добиться передачи в наши руки той части средств, которая приходится на нашу долю. Старшие возрасты не умеют выдавить из себя достаточно честности по отношению к младшим, и во многих странах эти последние ведут жизнь константинопольских собак. Напр.:
10) В остальном предоставить старшим возрастам устраиваться, как им угодно. Их дело — торг, семьи, приобретения. Наше — изобретение, война с ними, искусства, знания.
11) Разрушать языки осадой их тайны. Слово остается не для житейского обихода, а для слова.
12) Вмешаться в зодчество. Переносные каюты с кольцом для цеппелинов, дома-решетки.
13) Язык Чисел Венка Азийских юношей. Мы можем обозначить числом каждое действие, каждый образ и, заставляя показываться число на стекле светильника, говорить таким образом. Для составления такого словаря для всей Азии (образы и предания всей Азии) полезно личное общение членов Собора Отроков будущего. Особенно удобен язык чисел для радиотелеграмм. Числоречи. Ум освободится от бессмысленной растраты своих сил в повседневных речах.
О втором языке песен. Числоимена. Противоречие ласковых видений, свечей пира и головы чумы, разбившей окно и занесшей над миром копыто, волн Моровой Меры, вот, что после кары, павшей на близких, заставило слог Пушкина звучать с той силой, которая бывает всегда, когда струны Любви и Чумы натянуты рядом. Конечно когда египтянка ценой жизни ценила свою ночь и когда председатель поет: Итак хвала тебе Чума, здесь мы имеем один и тот же звук струны. «Победа уст» над «дыханием Мора» — вот, что воспето Председателем.
Случайно ли что высшие гребни этой песни, где вместе страсть и Мор, где оправдан звон торопливых стаканов перед лицом гостьи, построены на одном П и пяти М?.
П начаты ея слова: Перун, парень, пламя, парь, порох пыл, песни и сам пламенный Пушкин, М — мор, морок, морозь, мертвец, мера, меч, молоть, мертвый — полный Тул стрел Смерти, как охотницы за людьми. Жизнь, как миг, мрак могилы. Этот звон чаш-черепов и песни могилы на определенном числовом законе? Да!
Изь 5 отделов песни Мэри только четвертый посвящен встрече Лады и Мора и в нем тоже 5 (м) + 1 (I). Победа над смертью в том, что и умерев, Мэри любит живого. В песне председателя 4-ый и 5 отдел «дуновение чумы… наслаждение» оба построены на 5 м + 1 п. У Лермонтова то-же цена жизни за «ночь угара и наслаждений» звучат в «Тамаре». 8 первых отделов посвящены описанию Тамары. 9-ый отдел: «Но только что утра сияние кидало свой луч по горам мгновенно и мрак и молчание опять воцарятся там»: здесь два п + 5 м. Отдел из Демона: «Смертельный яд его лобзаний» также имеет 5 м и 1 п. Во всем мире около 150 п и 250 м Парус победы в море мора, согласно разделению на Председателя и Мэри имеет числовое имя 5 м + п.
Кажется, я ошибся, но по записям в «Пире во время чумы» 140 п и 226 м; 140 + 226 = 365 число дней в году.
«Вы были строгой вы были вдохновенной…»
Вы были строгой, вы были вдохновенной,
Я был Дунаем, вы были Веной.
Вы что-то не знали, о чем-то молчали,
Вы ждали каких-то неясных примет.
И тополи дальние тени качали,
И поле лишь было молчанья совет.
«Не выли трубы набат о гибели…»
Не выли трубы набат о гибели:
«Товарищи милые, милые выбыли».
Ах, вашей власти вне не я —
Поет жестокий узор уравнения.
Народы бросились покорно,
Как Польша, вплавь, в мои обители,
Ведь я люблю на крыльях ворона
Глаза красивого Спасителя!
За не я спрятан
За ним, за ним! Туда, где нем он!
На тот зеленый луг, за Неман!
За Неман свинцовый и серый!
За Неман, за Неман, кто верует!
Печальная новость 8 апр. 1916
Как и я, верх неги,
Я, оскорбленный за людей, что они такие,
Я, вскормленный лучшими зорями России,
Я, повитой лучшими свистами птиц.
Свидетели вы, лебеди, дрозды и журавли
Во сне провлекший свои дни,
Я тоже возьму ружье (оно большое и глупое,
Тяжелее почерка)
И буду шагать по дороге,
Отбивая в сутки 365.317 ударов — ровно
И устрою из черепа брызги
И забуду о милом государстве 22-летних,
Свободном от глупости возрастов старших,
Отцов семейства (обшественные пороки возрастов старших!)
Я, написавший столько песен,
Что их хватит на мост до серебряного месяца.
Нет! Нет! Волшебница
Дар есть у меня, сестры небоглазой.
С ним я распутаю нить человечества,
Непроигравшего глупо
Вещих эллинов грез.
Хотя мы летаем.
Я ж негодую на то, что слова
Нет у меня, чтобы воспеть
Мне изменившую избранницу сердца.
Ныне в плену я у старцев злобных
Хотя я лишь кролик пугливый и дикий,
А не король государства времен,
Как зовут меня люди
Шаг небольшой, только ик
И упавшее О — кольцо золотое,
Что катится по полу.
«Панна пены, панна пены…»
Панна пены, панна пены,
Что вы, тополь или сон?
Или только бьется в стены
Роковое слово «он»?
Иль за белою сорочкой
Голубь бьется с той поры,
Как исчезнул в море точкой
Хмурый призрак серой при?
Это чаек серых лет!
Это вскрикнувшие гаги!
Полон силы и отваги,
Через черес он войдет!
I
На небе закат меланхолический полусмерк.
Вселенной
Горизонт раздвинулся —
Головокружительно… Пылью засверкал фейерверк
Планетный. Дух кинулся
В вожделенный
Метафизический мир — неизведанный верх.
II
Ходули логические, мучившие — я снял. —
Трясины
Заблуждений, мудрости
Силлогистической — пройдены; дух радостно внял
Как таяли трудности…
О долины
Обворожительный — неба простор, вас ли объял?
III
Вступаю, приплясывая, в приветливые поля,
Печалью
Упоен таинственной…
О, Уединение, нежная богиня, моля,
К тебе, я единственной
Чуть причалю,
Ты принимаешь милостиво в сумрак меня…
IV
В озерах Забвения — прохладном хрустале
Купаюсь,
Забывая прежнее.
И высокомерие взрослого меркнет в стекле
Озер. Неизбежнее
Возрождаюсь
Благоговейно молящимся мальчиком Земле.
V
Окутанный сумраком дымчатой темноты,
Беззвездной,
Улыбаюсь думая:
«Я в небытии… я в прекраснейших полях пустоты.
О, Жизнь угрюмая,
Безвозмездно
Ты прожита!..» И ложусь на душистые цветы.
VI
Целую цветы — благоуханнейшие уста,
Росою
Ароматной влажные.
Жертвоприношу размышления под сенью куста
Жасмина миражные
Тишиною
Непостижимой длина увита и пуста.
«Море горело намереньем…»
Море горело намереньем,
Чтобы взбегающий гребень
Пеною воздух овеял.
Чтобы синеющий и непонятный
Бором окутал время
Судьбами, зеленью тел.
Но убегая умирать.
Гуще глядясь на берег.
Дали рядами считая
Избыв дорогую измену —
Доверий
На лоно! под шопот пригорка
Траву зажигая восторгом
Ты будешь в ушах как серьга
Как плес золотого разлива
Ты будешь горой велика
И лицами будешь сверкать
Лукаво мелькая — марина
Моя чреда
В волнистой колыбели роста
Не стать не выше быстрым взмахом,
Но относительно серпа
Черпать тебя виденьем знака.
Так просекается волна
На чистой волноловле пены
И замечается облава
В веденьи хитрого алана
Не знать о трепете ирана
И мы наметим черни злата
Когда ты скажешь, что не мерить
Не можем в смерти колыбели
Так ты ведешь около колокола.
Волнистой питью боры Коукала.
