Фернандо Пессоа - Элегия тени

Прекрасен день, который сам
Себе же мерой,
Глаза подъемля к небесам
С наивной верой.

Но будет неба синева
Не благостыней,
Пока в глубины естества
Не примешь сини —

И цвет, которым зелены
Холмов уборы,
До самой сердца глубины
Не вникнет в поры.

О ты, несведущий двойник,
Уйди, не мешкай! —
Но не отступит ни на миг,
Глядит с насмешкой,

Что и земля и небеса
Всего родимей
Тому, кто душу отдал за
Слиянье с ними.

Болезненный звон колокольный,
Ты через деревню летишь
И каждым накатом сгущаешь
Души предвечернюю тишь.

И словно бы взятый у жизни,
Столь горестен твой разговор,
Что в первом тягучем ударе
Уже раздается повтор.

И сколько ни рей надо мною,
Когда прохожу стороной,
Ты грезой моей остаешься —
И, значит, всегда не со мной.

И если дрожащим ударам
Завторит вечерняя даль,
Куда-то отпрянет – былое,
Зачем-то нагрянет – печаль.

Очертившись четко
Где-то, в лунном свете,
Парусная лодка
Родственна примете.

И хоть нет разгадки,
Но дышу иначе.
Сон, доныне краткий,
Делается кратче.

Что – непостижимо?
Что – еще жесточе?
Парус мчится мимо
В недвижимой ночи.

Ветер чуть качает
Стебли камыша.
Дрожью отвечает
И моя душа.

Сердце сиротливо
Плачет не о том,
Что слышны порывы
Ветра над прудом.

Это – легче вздоха,
Чище ветерка:
Если сердцу плохо —
Где моя тоска?

Если ветер тронет
Блики на воде,
Знаю: сердце стонет,
Но не знаю – где.

Ярится ветер в чаще,
У чащи взаперти;
Для мысли настоящей
Исхода не найти.

Есть в разуме тоскливом
Такая глушь и дичь,
Где мечется с надрывом
Желание – постичь.

Как ветер бьется в ветки,
Из чащи рвется вон —
В такой незримой клетке
И сам я заточен.

Под сенью горы Абиегно
Замедлю, дорогу прерву.
Я видел – пленительный замок
С вершины глядит в синеву.
Но медлю и сплю наяву
Под сенью горы Абиегно.

Любимое и прожитое
Куда-то назад подались,
И сколько их было, не помню,
Увидя волшебную высь.
Под сенью горы Абиегно
Я медлю, от них отрекшись.

Быть может, моим отреченьем
Когда-нибудь стану сильней,
Дорогу, ведущую в Замок,
Найду между серых камней.
Под сенью горы Абиегно
Я медлю, сроднившийся с ней.

Покой убегает при мысли,
Что Замок вдали вознесен,
Дорога же – та, по которой
Никто не ступал испокон.
Под сенью горы Абиегно
Туда устремляется сон.

Ведь разум дороги не знает —
И, значит, вверяется сну.
Дерзанья мои забываю,
Когда на вершину взгляну.
Под сенью горы Абиегно —
До века ли буду в плену?

Туча легкая над рощей…
Прилети и пролети…
Я тоскую много проще:
Не в душе, а во плоти.

Та возвышенная смута,
Что пришла в забытом сне,
Ныне отдана кому-то,
Безразличному ко мне.

Если ж заросли в сырую
Погружаются во тьму,
Я пугаюсь и горюю
По сиротству моему.

Чего бы сердце ни хотело —
Ничто исполнить не могу.
Всегда желая без предела,
Всегда замру на полшагу.

Итог беспомощных стараний —
О сколь заранее постыл!
Душа – сверканье в океане,
А я – саргассовый настил, —

Но там сквозится из разводий
Вода неведомых морей,
Не существующих в природе —
И явных сердцу тем скорей.

Где-то там, где блещут воды,
Где течет речная гладь,
Где природа без природы,
Несмутимо провожать
Буду дни свои и годы.

Что же делает река,
Если просто – просто длится?
Наплывут издалека
Чьи-то медленные лица,
Словно прошлые века.

И скользя по речке взглядом,
Сохраню свою печаль
И дышу своим разладом —
Ибо влага мчится вдаль,
Все равно оставшись рядом.

Я и движусь, и стою,
Если вглядываюсь в реку,
В эту чистую струю —
Ибо отдал ей довеку
Всю разорванность мою.

У таинственной двери
Моего бытия
Бродят птицы и звери —
И взираются, веря,
Будто я – это я.

Полны сонных бездоний,
Ни к чему не спеша;
Только я посторонний,
И всех бед неотклонней
Катастрофа – душа.

Рассевается дрема —
И я счастлив почти;
А смотреть из проема
Хуже всякого слома
И страстного пути.

Глухая ночь, простри ко мне персты,
Усынови… Я был во время оно… —
Я есмь король, отрекшийся от трона
Моей тревоги и моей мечты.

Мой меч, тяжелый свыше моготы,
Которым овладел я беззаконно,
И непосильный скипетр и корона —
В чужую длань да будут приняты.

Теперь и бесполезную кольчугу,
И шпоры, что звенели от испугу,
Я бросил пред палатой короля.

С душой и телом я покончил счеты —
И возвращаюсь в древние темноты,
Как вечером усталая земля.

Родится бог. Былые гибнут боги.
Но правда не пришла и не ушла.
Сменился Миф, и вечность на пороге
Не меньше прежней вечности светла.

Бессильный ум возделывает поле,
Мятутся мифы в мертвенной ночи.
Господь есть Слово, и ни граном боле.
Не знай, не верь: утеряны ключи.

Не смыкай покорно вежды —
Ибо нет на свете снов.
Ты лишь тень твоей одежды,
Ты всегда пребудешь нов.

То ли смерть укрыта в ночи —
То ли гибнет самый мрак!
Кто дошел до средоточий,
Не сбавляй трусливо шаг.

Встретишь ангельские лики —
Отберут уютный плащ,
И пойдешь бедней калики,
И невидим, и незрящ.

А у дальних раздорожий
Благодетель-серафим
Обдерет что было кожи,
Чтобы стал – собой самим.

А потом в глубоком гроте
Ты увидишь Божий храм —
И разденешься от плоти,
Уподобившись богам.

Ныне тень твоей одежды
Не тебе закроет свет,
И не ты смыкаешь вежды —
Ибо смерти больше нет.

в Ордене Португальских Тамплиеров
В песне древнего распева
Повествуется рассказ,
Как спала Принцесса-Дева,
В утоленье злого гнева
Разомкнуть не могши глаз.

Есть в легенде Принц, который,
Зло и благо одолев,
Отправлялся в путь нескорый,
Через реки, через горы,
На котором будят дев.

Словно смерти верный сколок,
От надежды отобща,
Сон Принцессы долог, долог —
И оплел ее начелок
Из зеленого плюща.

Принц спешит из-под навеса
Очарованных теней,
И о Юноше средь леса
Не проведает Принцесса,
Он не ведает о ней.

Но Судьбу исполнит каждый:
Деве писано уснуть,
Рыцарю – томиться жаждой,
Без которой бы однажды
Не вершился этот путь.

Видя морока заслоны,
Принц шагает напрямик;
Заблужденьем вдохновленный,
Перешел через препоны
И дворца ее достиг;

И когда пора настала,
То, дивуясь чудесам,
Он отдернет покрывало
И поймет, что сызначала
Спящей Девой был он сам.

Когда от жизни пробудит природа,
Себя поймем и вызнаем секрет
Паденья в Тело, этого ухода
Из духа в Ночь, из просветленья в бред, —

О сне земли, о свете небосвода
Прозрим ли Правду после стольких лет?
Увы! душе без проку и свобода,
И даже в Боге этой Правды нет.

И даже Бог явился Божьим сыном:
Святой Адам, он тоже грехопал.
Творитель наш и потому сродни нам,

Он создан был, а Правда отлетела.
Безмолвен Дух, как мировой Провал.
И чужд ей мир, который – Божье Тело.