* * *
В последний вечер мая
Резвился звездопад,
И звёздочка шальная
Упала в Летний сад.
В кустах переоделась,
Припрятала лучи.
Украдкой огляделась
И вышла…свет в ночи.
У нового фонтана
Ей встретился Поэт.
Двухтомником романа
Они оставят след…
Устала и забросила дела,
Ушла от всех и окунулась в книжки.
И вдруг в них письма старые нашла
От первого любимого мальчишки.
Одно уж пожелтело… в том письме
Его слова смешной любовью дышат.
В его пятнадцать лет. Да кто он мне,
Что про любовь с ошибками мне пишет?
Корявый почерк… Просто буква «Ц»…
И сердце со стрелою. И ромашка.
И красной ручкой приписал в конце
Без запятой: «Люблю тебя Наташка»…
Я в школе тридцать лет преподаю…
И каждый раз, тетради проверяя,
В мальчишке каждом я его люблю,
Им с нежностью ошибки исправляя.
Свинцовое небо упало
В холодные воды Невы.
О Боже, как холодно стало,
Что даже оскалились львы.
О Боже, как холодно стало,
Как будто ушёл лучший друг.
Природа всегда удивляла
Причудами Санкт-Петербург.
Но в холоде, в сумраке мглистом,
Ты помни, что это пройдёт…
И ангел, как лучик искристый,
Нам снова с небес подмигнёт.
Ты знаешь, а разлуки я люблю.
Я в мыслях о тебе и день и вечер.
Я капельки любви своей коплю,
Чтоб полной чашей их отдать при встрече.
Ты знаешь, а разлуки мне нужны.
Тебе стихи и песни я слагаю.
И средь вечерней звёздной тишины
Твои глаза и руки вспоминаю.
Ты знаешь, чем разлуки хороши?
Вот нет тебя, а в мыслях я с тобою.
И нежные движения души
Я утром солнцу, как тебе, открою.
Ты знаешь, ты мой самый близкий друг.
Как здорово, когда мы вместе снова.
Но не хочу любви я без разлук.
Я подождать, чтоб встретиться, готова…
Глаза насытиться не могут
Рассвета нежной красотой.
Шепчу молитву, славлю Бога...
И верю я, что он со мной.
А нашей Чёрной речки нет черней.
Ведь здесь «погиб поэт, невольник чести».
Сюда несу цветы, и всё сильней
Я чувствую, что сердце не на месте —
Как будто потеряла я отца,
Что мне открыл в поэзию дорогу.
Стучатся строчки прямо к нам в сердца
И в них вселяют странную тревогу.
Тоскуют без поэта острова —
И Летний сад, и липы вековые.
Скорбит и плачет Мойка, как вдова,
Но… Наполняют нас стихи живые.
Великий Пушкин, солнечный поэт,
Живёт в сердцах и душах поколений.
Чернее нашей Чёрной речки нет…
Но Петербург хранит волшебный свет,
Что миру подарил наш добрый гений.
Я видела: в лужу смотрелась луна,
Подумалось ей, что она не одна.
Что в мире подлунном, где ей не бывать,
Двойняшку-сестру удалось повидать.
Луна улыбнулась – ей лужа в ответ.
И кто вам сказал, что взаимности нет?..
Луна укатилась – и в луже темно.
Ну просто большое сырое пятно.
Светлана Анненкова (г. Ижевск)
Солнце часто прячется, исчезает где-то,
Снова за окошком умирает лето.
Всё могло быть плохо, но сентябрь-проказник
Маскирует похороны под великий праздник.
Воздух сделал терпким и немного пряным,
Все вокруг завесил жёлтым и багряным,
Чтобы, опьянённые красотой-дурманом,
Мы не заподозрили подлого обмана.
Скоро всё закончится ноябрём холодным,
Лето будет съедено осенью голодной.
И тогда однажды, в первый день морозный,
Все обман заметят, только будет поздно.
А пока так славно и тепло на свете,
Только дождик плачет о погибшем лете….
Придёшь ты, тоску прогонишь,
Ноябрь обращая в бегство,
Ты в жизнь мою снова входишь,
Как светлый кусочек детства.
Вдвоём тишину разбудим
И сядем за чай с вареньем,
Мы чайной ложечкой будем
Мешать разноцветные тени.
И праздник, и новые песни,
Цветы, на столе – конфеты…
Мы живы, мы снова вместе,
И скоро вернётся лето.
Прости меня, любимый город.
В грязи, руинах и снегу
Ты мне всегда предельно дорог.
Твой светлый образ берегу
И в дальних странах, и в болезни,
Когда уныньем сломлен дух,
Я вспоминаю ветра песни
И тёплый тополиный пух,
Парад дворцов, мосты литые,
Каналов спутанную сеть,
Соборов купола златые
И шпилей острых в небе медь.
Державный блеск былой столицы
Твои дома ещё хранят.
Но сила каменной десницы
Ослабла. Нет пути назад.
Зов Командора нам не слышен,
А в бывшей роскоши палат
Тихонько шебуршарят мыши
И нет замков у царских врат.
Мелькнёт лицо дворянской стати
Среди заносчивой толпы
Лишь на секунду.
Дождь и слякоть
Вмиг слижут чуждые следы.
И всё. В изгнанье было слово
Заступничества и любви.
Остался лёд. Зимы оковы
И отблеск подвигов твоих.
Прости меня, любимый город!
Я, память прошлого храня,
Ничто – ни делом и ни словом
Не в силах сделать для тебя!
Мне хочется с тобой поговорить.
Не на́ людях. А в тишине, спокойно.
В уединенье от знакомых лиц,
Приветствий, объяснений недостойных.
Мне хочется с тобой поговорить,
Чтоб ясным было слово диалога.
«Как ты живёшь? Что думаешь?» – спросить.
«Когда в последний раз ты слышал Бога?»
«Как там погода? Пишешь ли стихи?
Или украдкой по ночам играешь
В компьютерные игры?»
Ты прости...
Такой вопрос, наверно, – против правил!
Мне хочется с тобой поговорить.
Неспешно. Не скрываясь и не ссорясь.
Так узелком разорванную нить
Связать швея старается на совесть.
Мне хочется с тобой поговорить...
А поутру – ещё белей, чем днём.
Вот выпал снег и не успел растаять,
никем ещё не тронут, и на нём
лишь свежий след от первого трамвая.
Он слишком бел, и так кристально чист,
что в городе белей и первозданней…
Черны стволы, и ни единый лист
не полетит по ветру синью ранней.
И кажется мне ясным и простым
Всё, что сомненьем было и обманом
на улице, не шумной и не пьяной,
над городом, совсем ещё ночным…
Однажды я пойму, что не люблю,
с предельной ясностью, без всякой злобы,
что не смогу быть верною до гроба
и не возьму в подарок жизнь твою…
За что ревнуешь? Нету никакой
любви во мне, и звуки никакие
не потревожат мёртвую стихию,
а только звон ветвей над головой,
пустые кроны и стволы нагие…
И кажется, что вовсе не умру,
пока зима такая молодая,
пока снега однажды не растают
под звон капели, рано поутру…
Конец иллюзий? Мудрости начало?
Минут бессмысленное воровство?
Я знаю жизнь – от шляпки до скандала,
Предел – всему. Бездонность Ничего,
Салатик из травы, когда, бывало,
Недосыпала пряностей в него,
И страсти – жар. И песни – колдовство.
И тишину полночного квартала,
И крики, и неистовство толпы,
Послать за Геркулесовы Столпы[1]
Готовой неугодных… Только срок
Безумию – давно определён.
Алхимик-Время, как ты ни учён —
Что мне сейчас твой золотой песок?
… И листьев нет, но далеко зима,
В сиянье полдня растворились тени
И кажется, что даже смерть сама
Прозрачна и тиха, как день осенний.
В безмолвье том – предчувствие зимы.
Застыли отшуршавшие аллеи.
И смерть всё меньше отрицаем мы,
Всё легче примиряемся мы с нею.
Продрогшие чёрные ветки осин,
Трава прошлогодняя стынет белёсо,
И кажется, в целой Вселенной – один…
Незваная, серая, дряхлая осень.
Обманутых птиц не слышны голоса,
И плещет на речке не рыба, а ветер.
Я щепкой «Весна» на песке написал —
И стало немного уютней на свете.
Какая славная погода,
Уютно дождик моросит.
И сердце чувствует свободу,
Как полюс чувствует магнит.
Набухла сыростью одежда,
Промокли ноги и душа.
Наверно скептик ни гроша
Не дал бы даже за надежду
На то, что будет впереди
Когда-нибудь тепло и сухо:
По всей Вселенной льют дожди
Суровым испытаньем духа.
А я пожертвую грошом.
Здесь нет ни капельки бравады:
Мне это в самом деле надо…
Да нет, мне, правда, – хорошо.
Арсению Дубину, петербургскому историку и светлому человеку
