тростинкой, я стала водою,
В ночи улетающей в небо совою,
Русалкой, травою, горой ледяной.
Я стала звездою, я стала тобою:
Я миф, я легенда, несущая длань,
Я призрак, охотник, я белая лань.
В кустах притаившись-летучая мышь.
Я там у болота-гнетущая тишь.
Я суть, я, душа, я зову, я кричу.
Тому, кого жажду, кого я хочу.
Я ночь, я поэт, я роса, я слеза.
Я дочь без монет, звёздные волоса.
О, путник, свои подари мне глаза!
Знай, путник, я ведьма! И стала такою,
От горя и бедствий с лихою молвою.
Песня Герды
Мечтала о том, что смогу
Согреть ему лаской душу.
Но он же подобный врагу,
Остался во всем равнодушный.
Он выскочил, скрипнув зубами,
Во тьму погрозил кулаком,
И чуть шевеля губами,
Проклял мой весенний дом.
Гудели колокола,
Но в ужасе все замирали,
Когда опустилась зима,
На ледяном покрывале.
Пожалуйста, не презирай,
Меня за былую беспечность
А лучше мой милый Кай,
Попробуй сложить слово вечность.
Быть может пройдут холода,
Что долго меж нами стояли
И розою, чья-то душа
Напомнит о Герде и Кае.
Когда я бродил возле озера слез
Когда я бродил возле озера слез
Не в силах забыть все обиды
Я понял, что прожил легко, но всерьез
Я жизни своей не увидел.
Когда я дремал, развалясь в облаках
Мне грезился сон всех страшней
В нем видел я жизнь, но она была
Ужаснее сотни смертей.
Я видел землю с которой ушел,
Где дни ужаснее ночи.
Я видел толпу, обезумевший рев
Калек, изорванных в клочья.
И просыпаясь в страхе шептал
Таращась как полоумный,
– Как хорошо, что я мертв навсегда.
Боже, я счастлив, что умер!
Осужденная
Люди приговорили тебя,
Или сухие законы,
Их в кабинетах творят,
Синие погоны,
Сбрасывая пепел,
Туша бычки.
Больше нет рифмы,
Для одиночки.
Может какой-то
Усатый карапуз,
Сердитый до невозможности,
Снял с себя груз.
О женской стервозности,
Он узнал однажды,
И решил, что они мужчин,
Даже гаже.
А поэтому эта статья-твоя.
Все на бумажке,
Выйдет ли срок?
Как на ромашке…
Гадает бог,
Женская доля,
даже здесь,
У каждого лепестка
своя есть.
Но никогда никому не узнать,
О чувствах, которыми пишет мать.
Воспоминания, что за стеной,
Тоже послания-
Вечерней звездой.
Ты ее видишь,
И вижу я,
А значит она у нас общая.
Не плачь, же любимая, не надо, не плачь.
Унылы гудки, прима из передач.
Быть может когда-то решиться бог.
Умчится по ветру и твой лепесток.
11 августа 2003г
Выпьем
В душной харчевне, облако дыма,
Грязная стойка, лица вокруг,
Горькое пиво, пена игриво вылилась на пол
–замкнутый круг.
Выпьем, товарищ! Пусть это не ново,
Сердце ретиво бьётся в груди.
Пусть наливают снова и снова!
Пусть не смолкает музыка слова!
Выпьем за наши счастливые дни!
Рядом сосед носом уткнулся,
В рюмку, а дальше кто-то орет.
Крикни ему, чтоб скорее заткнулся,
Дал бы послушать как скрипка поет.
В ручках шалавы-цыганки, что может,
Где-то украла сей инструмент.
Тяжкие мысли гложут и гложут,
Портят как могут счастья момент.
Что же вам, мало? На те, залейтесь!
Знаю, что дома дети одни.
Выпьем, товарищ! Может случиться,
Больше не встретиться нам на пути.
Больше не встретиться и не подраться.
В том, что запили наша вина.
И за порогом нужно держаться,
Пусть рядом холод и темнота.
Война. Двадцать первый век
Я помню, как смотрела телевизор. Вышло экстренное сообщение новостей. Самолет врезался в одну из башен. Потом рухнула и другая. Столбы пыли, Америка в смятении. Мое первое впечатление-отсюда и возникли эти строки.
Людское многоголосие.
Тысячи солнц ярче, ударом,
Пламенем, светом, небесным пожаром,
Наземь упало, заполыхало.
Лёгкие рвало, черным угаром.
Вздрогнуло, плакало, снова упало.
Кровь за кровь!
Война вновь!
Нахлынуло горе-
Народ кричит,
Политики спорят,
Наука молчит.
Народ все кричит.
– Разбить! – Уничтожить! – И весь разговор!
На черный террор,
– Власти террор.
В лесу из криницы, напьемся водицы,
Может в последний раз…
Снова удар, пей всласть!
– Откуда?
– Куда?
– Сюда!
Два слова
Два слова, всего лишь два.
Услышала как-то в апреле.
Тогда зеленеет трава,
Тогда и глаза зеленеют.
Ты шел по тропинке лесной,
Я в след посмотрела с упрёком,
Хотела бежать за тобой,
Прискучило быть одинокой.
Ты светел, весел, я темна,
Я сумрачна, с чащей сливаюсь.
Волос черно-бурых копна,
Отрепьем чужим прикрываюсь.
Шепчу по утрам не молитву,
А заговор против людей.
Я трав намешала палитру.
Люблю же лишь диких зверей.
Вокруг тебя все кружила,
Обманы лихие плела,
В самую чащу сманила,
И не сгубила едва.
Ты поднял свои глаза,
Но сквозь меня посмотрел,
В них задрожала слеза,
Ты умирать не хотел.
Вот и услышала слова два,
Имя назвал ты чужое.
– Другую люблю! – Как нож слова,
– Не выберусь? Черт с тобою!
Первая жалость, первая грусть,
Самая ранняя боль…
Ведьмы не плачут? Ну и пусть!
Горькая, мокрая соль…
Ползет по щекам, – Позволь же помочь!
Ведь это невыносимо!
Мы разные. Знаю. Ты день, я ночь.
Шагай же вперёд любимый!
И ты по тропинке, все дальше шел,
Пока не скрылся вдали.
Дорогу свою наверно нашел,
Но не нашел любви.
Ее не заменишь слепой красотой,
И слов чудодейственных мало.
А ведьмы чудной, смешной и косой.
Всего на одну меньше стало.
19;12;2003г
Атлантида
Атлантида-чудное слово.
Ты увидишь ее лишь в кино,
Говорят, что и тема не нова,
Позабыли ее давно.
Позабыли, те кто не были,
У заманчивых берегов.
Атлантидцы же их простили.
Атлантидец всегда готов,
В вихре ветров морских закружиться,
И взлететь высоко над землёй,
Закричать, и запеть, веселиться,
Увлекая других за собой.
Облетая суровые скалы,
И бесстрашно борясь с волной,
Ударяют могучие валы,
Ударяют, стена за стеной.
Стойко-стоять, ровно держаться!
Счастье терять? Эко бояться!
Не было его и не надо, пустите!
Я без него, но с Атлантиды.
Это всего лишь моя страна!
Не верите? Плевать! Ничего не должна!
Объяснять, тем кто не может понять,
С видом серьезным проститься.
Есть среди вас Атлантидцы!
17;12;2003г
Памяти Джека Лондона
Полки уставлены книгами,
Где-то забавно кричат.
Этими странными мигами,
Полон вечерний закат.
Льются неутомимые
Речи из сотни ртов.
Отважная, неповторимая,
Каждый день-тысяча слов.
Вот кабинет – письменный стол,
А на столе – жуть!
Грозный окрик тьму расколол,
Тянутся нарты в путь.
Тянутся нарты, звонко скрипит
Полоз по вечному льду.
Мороз все крепчает, кровь кипит,
Душа в золотом бреду.
А где-то на юге, в другой стороне,
Влюбленные перед разлукой,
Укор посылают бездушной волне,
Объятые сладостной мукой.
Все рушит гордыня и кровный запрет,
Лишь песня берёт за живое.
Доносится к нам через множество лет:
– Алоха оэ. – Алоха оэ!
6 декабря 2002
(Алоха оэ – Здравствуй грусть.)
Одиночество
Зачем ко мне взываешь одиноко?
Зачем вздыхаешь где-то за углом?
Ты думаешь отрекся я от бога?
И мыслями живу лишь о былом?
Как улыбаешься, покажешься коварным,
Тому, кто в наш союз не посвящен.
Не знает он, что мы с тобою равны!
Не знаешь ты, что я уже прощен!
Но не мечтай, что попытаюсь скрыться.
Ведь я всегда с тобою был на "ты".
И рукописи жёлтые страницы,
Не скроют твоей пошлой наготы.
Я чувствую, когда захочешь – ранишь,
Затем нагонишь черную тоску.
Ее я ем, как хлеб ржаной, руками.
И слезной солью щедро окроплю.
Но час пробил, пора бы нам проститься,
Меня уж ждут за праздничным столом,
В восторге мчусь, мечтая позабыться,
Хотя б на миг, про шепот за углом.
29 марта 2004г.
Наташа
Походка ее была легка,
В глазах тень улыбки скользила.
Смеялись в чашке воды облака,
Которую мне приносила.
И в летний день, когда знойный полдень,
Тучею солнцу давал запрет,
Лоб утирая, старался запомнить,
В спелых колосьях, ее силуэт.
Рявкнула туча и дождик летучий,
Свежестью брызнул в усталых людей.
Опомнившись понял, какой я везучий,
Кинулся прочь за голубкой своей.
Быстро бежала, пыталася скрыться,
Страстно приветствовал, радостный гром.
Шмыгнула в рощу испуганной птицей,
И притаилась под мокрым кустом.
Небо терзалось сомнениями. Верю!
Что не смогла ты все сразу понять.
Как же доверилась хитрому зверю?
Давши себя целовать и ласкать!
Слезы твои никому не помогут.
Да и плевать, ну подумаешь грех!
Так оставайся смешной недотрогой,
Хрупким цветком для минутных утех.
Поезд умчался. За ним следом время,
Годы сплело в золотистый венок.
Но оставалось гнетущее бремя.
Черный от подлости, знойный денёк!
Нет
