и душу в сталь.
Не допущу, не отпущу,
Оставьте нас, я вам ропщу.
–
Не в силах я, я искушён.
Богатством вдоволь наслажден,
Мне хочется теперь уют,
Такой могу найти лишь тут.
Она тебя не пустит в дом,
Ведь ты теперь звезда времён,
А я – её добрейший муж,
Который с ней не знает стуж.
Уйдите прочь, здесь мы живём,
И ваш визит нам просто нипочём!
– А кто там, милый? Гости к нам?
– О, нет, почтил нас честью Сам…
– Я польщена…Вы не зайдёте?
– Ах, моя шляпа в самолёте!
Простите, должен я бежать,
Был рад увидеть, не скучать!
И самым грустным шагом на Земле
Побрёл бедняк домой в небесной мгле.
Лишь встав на свой-чужой порог,
Он так и повалился с ног.
Поймав коленями узор ковра,
Руками бросился ловить «вчера».
Он голову схватил замком,
Искал в себе ответов ком.
Вопросов в нем кишела тьма,
Но руки – в дрожь, в душе – зима.
И замерев на ледяном полу,
Он видел сны и в них – её одну.
На утро разбудил его слуга:
«Синьор, был плох ваш путь до городка?»
Поднял его и усадил за стол,
Как будто бодрости всадил укол.
Для доброты его не нужен повод,
Он подал плед, чтоб скрыть в него проникший холод.
Готовы завтрак и плечо поддержки
И ждут сигнала от души замершей.
Богач и служащий стоят в одной строке,
Теперь нет власти, есть рука в руке.
Впервые дом наполнен добротой,
Ведь другом признан кто-то,не слугой.
Вокруг хозяина одно его смятение,
И лишь в глазах его виднеется движение.
Он понял, что и тот богач был глуп,
Что так и не заметил дружбы круг.
Ведь с самой преданной заботой тот
Служил ему, чей пролит на работу пот.
И тут в душе его родился смысл,
Закралась маленькая, но большая мысль.
Он понял всё, о чём ему толкует мир.
Он знал о том, что больше не увидит лир.
И в голове его крутилась речь,
Не скрыть от сердца, нет, не уберечь:
«Как люди слепнут в тишине покоя,
Как люди склонны верить похвале,
Которая идёт от самого героя,
Ластившегося в красочной молве.
Как людям места в доме не хватает,
Они бегут скорей куда-то прочь,
А рядом слёзы горько проливает
Тот, кто всегда готов ему помочь.
Не греет душу счастье наше,
Оно лежит на полочке, пылясь,
И радость незнакомого нам краше,
Что мы мечтаем о таком, молясь.
Не видим дружбы и любви не знаем,
Пока не сдвинут времена их прочь.
И только в поздний час мы понимаем,
Что жить без них тебе и мне невмочь.
Как сладок вкус невиданного чуда,
Которое блестит в глазах других.
Так страшно это – не понять друг друга,
Когда в руках журавль стих.
Ты назовёшь его синицей грубо,
Но это будет ложное, поверь.
И каждым днём тебе должно быть любо
Всё то, что открывает к нему дверь.
Ты можешь ошибиться ловко,
Но шанс тебе даётся вновь.
Ведь «всё, что открывает дверь»– шифровка,
А открывает всё любовь…»
И повалился вдруг богач без звука,
Нет ни хлопков, ни треска, стука.
Как будто тело без души упало,
А та душа по ветру побежала.
Лежит безжизненное тело зыбко,
Но на лице его дрожит улыбка.
Мы знаем, что увидел наш герой,
И он так зол и недоволен был собой.
А по щеке его скатился лёд.
Как жаль, что нет того, кто вдруг его спасёт.
Прошёлся по его лицу тугой мороз,
Как будто ношу изо льда он нёс.
Затем сошлись ветра и водопад,
Обрушились на тело и стащили в ад.
Холодный, мокрый, горестный лежит,
Но вдруг в ушах его словами зазвенит:
«Ну, сколько можно? Ты встаёшь иль нет?
Уже не завтрак, милый, на часах обед!
Я зря готовила тебе любимый суп?
Вода уж снова в вазе, ты не глуп.
Даю тебе минутку, слышишь?
Проснулся? Как-то странно дышишь…»
В оформлении обложки издания использована фотография, которая является работой автора.
