похоронят в словах,
Хочется верить: каким-нибудь летом
Семечкой стих прорастёт в головах.
Вспомнят меня, удивятся потомки:
«Люди похожи во все времена!»,
И, надевая на плечи котомки,
В вечность свои понесут семена.
Зверь, в котором ужас зреет,
Жмётся в угол и рычит.
Каждый был таким вот зверем,
В каждом зверь ужасный спит.
Он проснётся, пустит когти,
Ранит тех, кого любил,
А затем любимых в гости
Будет ждать с последних сил.
Будет ждать, смотреть в окошко,
Но дорога пустотой
Даст понять, что даже кошка
Не придёт к нему домой.
Будет жизнь вокруг крутиться,
Будут люди петь и пить,
Только зверь в своей темнице
Станет жалобно скулить.
Божья перхоть будет падать
Белой сталью прям в сугроб.
Вот дорога — злая память:
Я шагаю без следов.
Тут зима пришла хозяйкой,
Но снаружи ли она?
С юга птицы, дружной стайкой,
Снег догнали. Где весна?
В куче старой серой пыли,
Мимо грозных, сильных слов
И в плену морозной были
Я шагаю без следов.
Круглый год одну картину
Вижу я в окне, куря:
Ветки липы, из резины
Крыши, небо, облака,
И влечёт тоской незваной
Злобный мир меня к себе.
Лучше уж топиться в ванной,
Чем уплыть на корабле
В море будней. Жизни хватит
На бутылку, шпроты, хлеб.
Не зови меня на паперть,
Злобный мир, закрой-ка склеп.
1
Знаешь, Лисица,
Эта ночь так сияет
И светом струится,
И жаль далеко ты,
Лисица,
И не видишь такой красоты.
Знаешь, Лисица,
Дни как резина –
Неделя всего,
Но как до зимы.
Скорей бы, Лисица,
Чаю свариться,
А мне бы потрогать
Руки твои.
2
Знаешь, Лисица,
Мне сегодня не спится,
От чего — не пойму.
Душа, как теплица:
В ней цветочные лица
Отходят ко сну.
Знаешь, Лисица,
Мне сегодня не спится
От того, как тебя я люблю.
Знаешь, Лисица,
Без тебя тут темница.
Наверно, оттого и не сплю.
3
Знаешь, лисица,
От чего мне не спится,
От чего я верчусь, как в бреду?
Где-то летит зари колесница,
А я, как и прежде, не сплю.
Знаешь, лисица,
Мне сегодня не спится,
Ночь меня к чёрту слала.
Сердце моё пока будет биться,
Я звёзды гашу, чтоб ты поспала.
День, облачившись в пальто, собирая пожитки, уходит к другим.
Вспыхнул закат волосами стареющих женщин, штурмующих кассу в Магните.
Я — Галахад, отыскавший Грааль в выцветающих ценниках вин,
Словно поехавший, в старом домашнем отцовском прикиде.
Мысли, вскипая, трещат, как поленья в искрящем костре,
Небо протухло десятками тысяч сверкающих луз.
В древней инструкции сказано: «истина только в вине»;
Стоило б сноску подставить: «вина — отвратительный груз».
Утро придёт, несомненно, придёт.
Солнце сожжёт сетчатку зарёй,
Утро тягучее, будто бы мёд,
Каждую крепость сравняет с землёй.
Ночка погаснет ушедшей войной.
Каждый убитый за дёшево
Вместе с рассветом вернётся домой
Памятью, злом перекошенной.
И обелиски покроют поля –
Всадники прошлого ужаса.
Будут убийства, случится война –
Люди без горя не учатся.
Я люблю тебя, Кубань.
Как люблю? Необъяснимо.
Пять перстов — сухая длань
Угол неба тянет мимо…
Мимо поля, мимо стога,
И людей свободных, края.
Чья рука? Наверно, Бога.
Он хранит тебя, родная.
Лисицы в лесах шепчутся вдоволь,
Лисят прогоняя поспать.
Деревья молчат, и даже поле
Снегом укрылось опять.
Звёзды на небе тоже уснули,
Луна постелила постель.
Уснули косули, и у сверчков
На часик уменьшилась трель.
Спит зимний ветер,
весенние грозы, летнее солнце, цветы –
Спит всё на свете:
Утро и вечер.
Усни, наконец же, и ты.
Вот уже ночь в лобик целует
Уснувших в панельках людей,
Что с ними будет, кто с ними будет –
Утро всегда мудреней.
Что с ними будет, кто с ними будет,
Что будет у них впереди?
Утро рассудит, утро разбудит,
А ты поскорее усни.
Мой бог таскает обноски
Или заячьи уши надевает в халате на голое тело
И позабыв про все документы и сноски
Творит очень страшное дело.
Он словами кидает об землю,
Да так, что разлетаются искры
И разжигают огонь вселенной,
А так же пожарами жизни.
Он дружит со странной компанией –
С проповедником и филателистом.
Кто-то из них начальник компартии,
Кто-то пропитан либерализмом.
У них на троих одна квартира,
И спят они, как виноградная горсть,
А от сурового внешнего мира
Их отделяет лишь лобная кость.
Мой бог способен творить что угодно,
Мой бог — это вера и сущность всего,
Мысли его светлы и свободны,
Но я больше не верю в него.
Будут тучи, будет небо,
Будет солнце, высота,
И стихи пролезут хлебом
Словно в поле, а глаза
Тёплым морем вспенят души,
Ведь стихи — из сердца вон.
Будут люди тихо слушать:
«Ночь. Булгаков. Морфий. Сон».
Будут слушать, плакать будут,
Кожей впитывать слова
И поверят, как в Иуду:
«Мать печалей — тишина».
Наша жизнь — переулки и квартиры
Наша жизнь — переулки и квартиры,
Солнце и обиды горьких дней.
В ней мы все — ожившие Шекспиры,
Авторы трагедий наших в ней.
Довольно жить в замшелых, серых буднях,
Довольно миновать свои огни!
Пусть свет тебя скорей разбудит,
Недаром ведь горят костры!
Довольно жариться в коробках из бетона,
Вдохни прохладный воздух голубой.
На миг представь, что стены из картона
И начинай-ка думать головой!
Нервы — шальная гармонь.
В зелени жаркого лета
Плавится серая нега
Общего целого в ноль.
И растянулись меха,
Вырвалась злая тревога
Жалкой мелодией Бога –
Выдумкой, мифом греха.
Нервы — шальная гармонь,
А гармонист невесомый
Кнопочкой давит особой,
Мысли кидая в огонь.
Этим утром, за домами,
Вместо солнца, где восток,
Кит плывёт.
