Юрий Терапиано - Собрание стихотворений

Но падают золотые
Оттуда, с неба, лучи.
Шумят, как прежде, в России
Источники и ключи.

И снег в октябре ложится
На взрыхленный чернозем,
И зверь полевой и птица
Не ведают ни о чем.

Не знают, теперь какие
Охотники ходят им вслед,
Не знают о том, что — Россия —
Имени больше нет.

Над рельсами и поездами,
Над трактом и полотном,
Над тракторами, бороздами,
Над телегой, крытой рядном,

Все та же сегодня клубится
Довоенная летняя пыль.
Степь таврическая. Жнец и жница.
Пролетающий автомобиль,

Где с портфелями на коленях,
Партработник в дорожных очках
Мчит начальством… И ветер на Сене,
Дождь на улицах, на площадях,

Где, чуть свет, что ни день, в непогоду
Жизнь я рву по часам, по гудкам —
Проклинаю мою свободу,
Ничему не кланяюсь там.

Не молюсь, не верю, не вижу
В темном будущем — и потому
Так люблю я, так ненавижу
И так страшно — близок всему.

Сияющий огнями над Невой,
Смятенный город — ропот, плач, волненье.
Двух черных троек топот роковой —
О, эти дни, которым нет забвенья!

Фельдъегерь бешено кричит во тьму
Ругательства — усталость, холод, злоба,
А он в гробу колотится: ему
По росту не успели сделать гроба…

И этот стук, России смертный грех,
На нас — на «будущих и бывших» — всех.

Командарм под стражей, под замком.
Часовые МВД кругом.

Завтра рано утром повезут
Командарма красного на суд.

— Ты предатель родины и вор,
С заграницей вел ты разговор,

Ты с собакой-Троцким яму рыл,
С мертвым Каменевым ворожил!

И увидел командарм — в дыму, в огне —
Как он лихо мчался на коне,

Как он перед строем гарцевал,
Шашкою отмахивал сигнал.

— Помнишь, помнишь синий поезд твой,
Ярко-красный флаг над головой?

Как равнялся конный строй, пыля,
Как гудела, как тряслась земля,

Как сплеча рубил ты, разъярясь,
Как поляков втаптывал ты в грязь,

Как для белых наряжали взвод
Вывести их начисто в расход?..

— Упадешь ты так же, руки врозь, —
С головой простреленной насквозь!

Воскресный день, сырой и душный.
Что делать мне? Везде тоска,
Свинцово-серый свод воздушный,
Деревья, люди, облака.

Весь мир, как будто поневоле,
Томится в скучном полусне.
Поехать в лес? Поехать в поле?
Теперь все безразлично мне.

Еще недавно так шумели
Витии наши обо всем,
Еще недавно «к светлой цели»
Казалось нам, что мы идем,

Что мы «горим», что вправду «пишем»,
Что «дело нас в России ждет»,
Что «воздухом мы вольным дышим»,
Что мы «в послании» — и вот

Лишь скудное чужое небо,
Чужая чахлая трава
И, словно камень вместо хлеба,
Слова, газетные слова.

Я верил в тайное сближенье
Сердец, испытанных в беде,
Я думал — горнее служенье
Дано изгнаннику везде.

Но верность, высшая свобода,
Изменой верных смущена.
— Бессонной ночью, до восхода…
Паденье до конца, до дна.

— Лишь пена, что в песке прибрежном
Кипит, несомая волной,
Лишь горы, что виденьем снежным
Вдали стоят передо мной…

Без «возвышающих обманов»,
Гостями странными везде,
Чужие средь различных станов
И нелюбимые нигде

Вы, обреченные судьбою,
Друзья, хранители огня,
Друзья, гонимые со мною
Враги сегодняшнего дня.

Куда нам, с нашей нищетою,
В сегодняшний стучаться день?
Над стадом вещей чернотою
Орлиная несется тень.

Война… Гражданское волненье…
— Но прочь! Вдоль темных берегов
Люблю воды глухое пенье,
Сиянье горных ледников.

Тропой кремнистой над обрывом
Иду один. Навстречу мне
Неумолкаемым приливом
Несутся тучи в вышине.

Чугун, гранит. Реки глухие воды.
Конец столетья — гордый пустоцвет,
Шум сборищ, воздух споров и свободы,
Закат, еще похожий на рассвет,

Садов Семирамиды увяданье…
Осенний дождь, туман и мокрый снег,
Тоска, безвыходность и состраданье —
Серебряный, но все ж великий, век!

Мы научились принимать без позы
И свет и мрак. Увы! узнали мы
Арктические белые морозы,
Смертельные объятия Москвы.

Но здесь цветут блаженною весною
Каштаны вдоль бульваров, и закат
Над городской разрушенной стеною
Прекраснее былого во сто крат.

Вслед обреченной гибели Европе
Заря встает и утро свежесть льет,
И не умея думать о потопе,
Офелия безумная поет,

Бредет, с полузакрытыми глазами,
Над омутом. И на его краю,
С отчаяньем, восторгом и слезами
Я гибель и Офелию пою.

Бьется челнок одинокий
Времени в ткацком станке,
Ветер шумит на востоке,
Тучи идут налегке.

И в облаках, искушая
Смелостью гибельный рок,
Ласточек легкая стая
Ищет пути на восток.

Смотрит в пространство пустое:
Неодолимо оно…
Сердце мое ледяное,
Бедное светом окно!

Хмуро надвинув наличник
Путь часовой сторожит.
Мимо столбов пограничных
Заяц не пробежит.

Зверю и человеку:
— «Стой!» — сиянье штыка.
Ветер сухой через реку
Низко несет облака.

В снежную русскую вьюгу,
В зимнюю трудную мглу,
Брату родному, другу:
— «Стой! Пропустить не могу!».

Ветром холодным, снежным…
— Бьется шинель на ветру…
Снегом пушистым, нежным…
— Ближе к огню, к костру…

И над полями пустыми,
Громче, все громче, ясней,
Слышится чудное имя
Будущей славы твоей.

Россия! С тоской невозможной
Я новую вижу звезду —
Меч гибели, вложенный в ножны,
Погасшую в братьях вражду.

Люблю тебя, проклинаю,
Ищу, теряю в тоске,
И снова тебя заклинаю
На дивном твоем языке.