Илья Чавчавадзе - Стихотворения и поэмы

Ты прекрасна, родная моя страна,
Лучше края в мире не знаю я, —
Но чем больше красу твою познаю,
Тем сильнее душой страдаю я.
На тебя глядеть — не насытить взор,
Не насытить слух, тебя слушая,—
Отчего ж, скажи, возлюбив тебя,
Истерзал и сердце, и душу я?
Ты всевышним богато одарена,
Ты венец его мироздания,—
Но чем больше вижу я благ твоих,
Тем больнее мои страдания.
Ты любому на помощь придешь в беде,
Не откажешь в своем обилии, —
Почему ж, чем богаче ты и щедрей,
Тем грустнее мне и тоскливее?
Отчего, страна родная моя,
Я томлюсь под твоими звездами?
Почему умирает моя душа
Там, где всё для радости создано?

Да, я — рай!.. Но что вы творите в нем!..
Сын мой слабый, не зря терзаюсь я…
Вы свой рай превратили в кромешный ад,
Отравили враждой и завистью!..
Я могла бы стать царством вечной любви,—
Но, увы, лишена благодати я:
Вы грызете друг друга в райской тени,
Изрыгая брань и проклятия!..
Я щедра!.. Но горе сынам моим, —
Не хотите вы жить по-доброму;
Вы святое святых осквернили грехом,
И добро вашей злобой попрано!

Накормить-напоить я вас всех могу —
Вы ж друг друга едите поедом…
Сколько вами, отвергшими кладезь мой,
Братской крови выпито, пролито!
Виноградник пышный и райский луг
Обратятся в пустошь бесплодную,
Коль святой росой их не окропит
Сердце чистое, благородное.

Зажглось над миром дивное светило
И, разогнав остатки темноты,
Величественным светом озарило
Кавказских гор высокие хребты.

И в этот миг, над горною грядою
Блистая белоснежной головой,
В пространстве между небом и землею
Возник Казбек, суровый и немой.

В начале дней из недр земного лона
Его взметнули сонмы адских сил,
Но, разорвав главой полнебосклона,
Он изнемог и в воздухе застыл.

И вот — гигантским ледяным кристаллом
Его глава под солнцем замерла,
И в дольний мир глядят, грозя обвалом,
Его снегов тяжелые крыла.

Как будто ждет он лишь трубы господней,
Чтоб в Судный день низринуться с высот
И самому погибнуть в преисподней,
И погубить с собою весь народ.

Но это утро было так прекрасно,
Так радостно струились волны рек,
Что даже полный ярости опасной
Смирился очарованный Казбек.

Небесному спокойствию внимая,
Безмолвная покоилась земля,
И небеса от края и до края
Свой дивный свет струили на поля.

Лишь разум мой, испытанный судьбою,
Не обольщался этой тишиной.
«Не верь, — шептал он, — счастью и покою:
Лгут небеса, лукавит мир земной.

Не в первый раз на этот мир злосчастный
Блаженная нисходит тишина,
Но никогда судьбы его ужасной
Не изменяла к лучшему она.

Всё это ложь, что видишь ты сегодня.
Мир негодует, бедствуя давно.
Поистине, проклятие господне
В безмолвии его заключено!»

Но прелесть утра все мои сомненья
Развеяла во мне, и наконец
Душа моя познала утешенье
В надежде, животворной для сердец.

Проникнутый блаженным упованьем,
Я погрузился в сладостный покой,
И сердце, истомленное страданьем,
Любовью озарилось неземной.

Могучей верой в мировое благо
Опять душа наполнилась моя,
И спала с глаз моих завеса мрака,
И слух воскрес для звуков бытия.

И дивные предстали мне виденья,
Исполненные мудрости, и в них
Таинственное было обольщенье
Для сокровенных помыслов людских.

На высоте Казбека отдаленной,
Сверкая белоснежной сединой,
Чудесный старец, в думу погруженный,
В тот ранний час предстал передо мной.

Глаза рукой от солнца заслоняя,
Смотрел он вдаль, где у подножья скал
Могучий Терек, волны погоняя,
Как злобный лев, метался и стонал.

Прислушиваясь к яростному вою
Мятежного питомца своего,
Громада гор стояла над водою
И повторяла возгласы его.

И путник, пробираясь по теснине,
Дрожал от страха, и зеленый лес
Шумел вдали, и посреди долины
Текла Арагва, полная чудес.

Люблю тебя, Арагва! Ты была
Свидетельницей доблести грузинской.
В былые дни страна моя цвела
У вод твоих красою исполинской.

Давным-давно, во мраке прошлых дней,
Ты видела расцвет страны моей
И колыбель отцов моих качала…

И чудится — от самого начала
Предания страны моей родной
Сокрыла ты холодною волной.

Там, где твои бушующие воды
Приемлет осторожная Кура,—
Там бой кипел, там спорили народы
И кровь лилась с утра и до утра.

Поистине родной грузинской кровью
Здесь орошен земли моей оплот.
О, сколько раз с печалью и любовью
Смотрел я в глубь прозрачных этих вод!

Что я искал? Забытое былое?
Погибшее отечество святое?
Не знаю я… Но кровь далеких дней
Дымилась над отчизною моей.

Но ни леса, ни горы, ни долины,
Ни залитый сияньем небосклон
Не привлекали старца, и с вершины
Не их красою любовался он.

Он вдаль глядел. От края и до края
В многообразном шуме бытия,
Как некая жемчужина живая,
Пред ним лежала Грузия моя.

И он смотрел, как дивный небожитель…
Откуда ты, таинственный старик?
Зачем покинул ты свою обитель
И, как виденье, предо мной возник?

Так я спросил. И с высоты двуглавой
В ответ раздался голос величавый:

«Повсюду и всегда я, Грузия, с тобой!
Я — твой бессмертный дух, я — спутник твой скорбящий.
И сердце я омыл в крови твоей живой,
И в жребий твой проник — былой и настоящий.

Твоим томлением, несчастная, томим,
Потоком слез твоих я орошал ланиты.
О, как я тосковал по дням твоим былым,
Как для тебя искал опоры и защиты!

Могу ли я забыть добытую в боях
Былую мощь твою и дедовскую славу?
Была свободной ты, и вот — развеял в прах
Неумолимый рок могучую державу.

Уж твой не верит сын, что, родину любя,
Возможно обновить погибшие твердыни.
Он веру потерял, страдая, и тебя
Покинул, словно храм, заброшенный отныне.

Покуда, возмужав и сердцем и умом,
Он не поймет основ общенародной жизни,
Покуда в ход ее не вникнет он с трудом,—
Чем может он помочь страдающей отчизне?

Бессмысленно ропща, он погрузится в мрак,
Испепелен навек судьбой своей плачевной,
И слез его поток есть несомненный знак
Бессилия его и немощи душевной.

Ни стар, ни мал не ведают сегодня,
О чем скорбит родная сторона.
Забыли мы, что милостью господней
Нам, как святыня, родина дана.

Забыли мы, что перед ликом бога
Велик лишь тот, кто за родной предел
Всю жизнь свою до смертного порога
Огнем самоотверженным горел.

О, счастлив тот, кто в жизни удостоен
Великой чести биться за народ!
Благословен в бою погибший воин!
Его пример вовеки не умрет.

В народной песне он воскреснет снова,
Его призыв в грядущие века
Воспрянет в сердце юноши младого,
Чтоб, стиснув меч, не дрогнула рука.

Услышав песнь о подвиге героя,
Забудет старец жребий свой, и вновь
В душе его проснется жажда боя
И закипит к отечеству любовь.

Над колыбелью маленького сына
Ее споет заботливая мать,
Чтобы дитя с отвагою орлиной
Родной народ училось защищать.

Младая дева, струны в лад настроив,
Споет ее на утре майских дней,
И много новых доблестных героев
Родит та песнь для родины моей.

Увы, грузины, где же тот герой,
Кого ищу я в стороне родной?

Героя нет… И поле боевое
Давным-давно травою поросло,
И то, что было доблестью в герое,
Исчезло в вас и превратилось в зло.

Оторвались душой вы от народа,
Забыли вы о родине своей
И, медленно слабея год от года,
Уже служить не в силах больше ей.

Для вас природа, щедрая на диво,
Все лучшие богатства припасла,
Чтоб жили вы свободно и счастливо,
Чуждаясь равнодушия и зла.

И вот страна — жемчужина вселенной,
Любимое отечество мое —
Лежит одна в печали неизменной,
Затем, что разлюбили вы ее.

Затем, что вы нечистою рукою
Замкнули ей правдивые уста,
Затем, увы, что под чужой полою
Она укрылась, точно сирота.

Но и в толпе, покорной и безгласной,
Вдруг искра загорается творца,
И с униженьем родины прекрасной
Порой не примиряются сердца.

Однако зависть и вражда глухая
Разъединяют немощных людей,
И гибнет их отвага молодая,
Бесплодная для родины моей.

Вот двое-трое, видимо, прозрели,
За родину вступили в смертный бой,
Но даже в общем благородном деле
Они не знают дружбы меж собой.

Не доверяя в действиях друг другу,
Они, разрушив дело рук своих,
Способствуют всеобщему недугу,
Который стал причиной горя их.

Вот господин и раб его бесправный,
Вот на весах условленный оброк.
Когда он принят мерою исправной,
Встает хозяин, злобен и жесток,

И ставит ногу властную на гири.
Несчастный раб! Заплатишь ты вдвойне.
Поистине, нет правды в этом мире,
А сила на господской стороне!

Подобно камню сердце богатея,
Он сам, увы, своих пороков раб.
Молить его — бесплодная затея
Для тех, кто в жизни немощен и слаб.

Бедняк молчит, в слезах ломая руки,
Пощады просит взор его очей.
Куда уйти от голода и муки,
Как прокормить беспомощных детей?

Он думает: „Мой пот, моя забота,
Моя неутомимая работа,
И в дождь, и в слякоть беспросветный труд,
Мои невзгоды, беды и страданья,
Терпение, упорство, упованья,—
Жена моя! — что нам они дадут?

О, горе мне! Тоска меня снедает,
Как ни трудись — плоды пожнет другой.
Раб трудится — хозяин поедает…
Где справедливость в мире, боже мой?“

Раба за человека не считают.
От матери младенца отнимают
И продают неведомо кому…
Со всей своею злобой сатанинской
Глумятся над любовью материнской,
Наперекор природе и уму.

И если бог послал бедняге дочь,
Отмеченную чистой красотою,—
Несчастный раб, чем можешь ты помочь
Беде своей? Что станется с тобою?

Отнимут дочь, похитят, продадут,
Заставят жить в печали и тревоге
И, надругавшись, душу заплюют,
И, как цветок, растопчут по дороге.

И заклеймит бессмысленный разврат
Прекрасный образ дочери любимой;
Всё, что любил ты, всё, чем был богат, —
Увидишь в скверне ты неистребимой.

И отвернешься с мукою в душе,
Заплакал бы, да слез не будет боле,
И ты уйдешь с проклятьем, и уже
Возненавидишь деву поневоле.

И скажешь ты: „Уж лучше бы змеей
Родилась ты или была уродом,
Чем обесчестить дом семьи родной
И осрамить меня перед народом!“

Ты сын труда, и на твоих плечах
Ярмо несправедливостей жестоких,
Хоть за тебя и распят был в веках
Учитель всех несчастных и убогих.

Труд на земле давно порабощен,
Но век идет, — и тяжкие оковы
Трещат и рвутся, и со всех сторон
Встают рабы, к возмездию готовы.

Освобожденье честного труда —
Вот в чем задача нынешнего века,
Недаром бурь народных череда
Встает во имя братства человека.

Не устоит отживший, старый мир
Перед могучим вихрем обновленья,
Не выдержат грабитель и вампир
За правду справедливого сраженья,

Падут оковы, рушится оплот
Проклятого насилья мирового,
И из побегов новых расцветет
Страна моя, родившаяся снова.

Настанет день, и на земле жестокой
Вражда и скорбь исчезнут без следа,
И утвердится светлый мир труда
Во всеоружье истины высокой.

И по таланту каждому за труд
Воздаст он всем равно и справедливо.
И нищета пройдет, и всем на диво
Овца и волк в согласье заживут.

Вернув земле утраченный покой,
Свободный труд изгонит тунеядство.
И уж не будут праздной болтовней
Слова: свобода, равенство и братство.

Поистине, почуял человек,
Что он растет и борется по праву,
Что породить обязан этот век
Труда благословенную державу,

Где ты воспрянешь с поднятым челом,
Почуешь силы творческие снова
И сам не будешь более рабом,
И не возьмешь в рабы себе другого.

Настанет день, и песнь твоей души —
Песнь пахаря над истощенной нивой,
Песнь пастуха, которая в глуши
Пугает нас печалью сиротливой, —

Как светлый гимн раздастся над землей,
И, позабыв последние невзгоды,
Прославишь ты над пашней трудовой
Священное дыхание свободы.

И расцветут родимые поля,
И пред тобой от края и до края
Вздохнет освобожденная земля,
Твой светлый гимн согласно повторяя.

Вот предо мной вельможа именитый.
В каком довольстве пребывает он
В то время, как собрат его забытый
И голодом, и страхом удручен!

Пожертвовать для слабого собою —
Удел героев. В наш спесивый век
Чужой не проникается бедою
Гордынею объятый человек.

Зачем ему творить добро народу,
Коль сам живет он бедствием людей,
Зачем чужую облегчать невзгоду,
Коль счастлив он благодаря лишь ей?

Вот и купец. Улыбки расточая,
Торгует он, обманывая люд,
Пусть брат его погибнет, голодая, —
Он не моргнет и глазом, этот плут.

Вот и попы. Как говорит преданье,
Спаситель мира, к подвигу готов,
Народное им вверил воспитанье,
Они ж омыли руки от трудов!

Где подлинно великое ученье
Любви и правды? Предано забвенью!
Где проповедь возвышенных идей,
Чтобы воспрянул нищий и голодный?
Где возвеститель правды всенародной
Во имя блага родины моей?

Вот и Тбилиси. Горестью гонимый,
Бродил я там, печальный и незримый,
Прислушиваясь к шуму бытия.
Передо мной крестьяне и князья,

И старики, и женщины, и дети
Шумели, проходя по мостовой.
Внимательно я слушал эти речи,
Но мысли не заметил в них живой.

Клянусь высоким именем картвела,—
Их жизнь — не жизнь и дело их — не дело!

Они хлопочут, думают, живут,
Ликуют, плачут, стонут и поют;
Шум, говор, смех, а как посмотришь — рядом
Унынье, скорбь и слезы льются градом.

Но в мыслях их, и чувствах, и делах,
В улыбках безмятежных и слезах
Ни смысла нет, ни разума, ни веры,
И все они — лжецы и лицемеры.

Пустая жизнь, почти небытие,
Бесплодные печали и напасти!
Однообразья мертвого ее
Не оживляют подлинные страсти.

Сегодня там похоже на вчера,
Грядущее обманчиво и серо.
Борьба во имя правды и добра
Теперь, увы, не боле как химера.

Там за подачку жалкую князей
И стар и мал продать себя готовы,
Сменили там на ржавые оковы
Честь и свободу родины своей.

А вот и Мцхет — героев отчий дом,
Великой жизни дивная гробница!
Здесь древо жизни, славное в былом,
Впервые стало радостно ветвиться.

Его во славу прежних вольных дней
Вспоило сердце древнего картвела,
И радость, озарившая людей,
Как светлый ключ, в груди у них звенела.

Но там, где древо славное цвело,
Страдания и раны исцеляя,
Где ключ бессмертья, отгоняя зло,
Хранил судьбу отеческого края, —

Теперь не бьет источник тот живой,
И древо жизни больше не ветвится.
И сделалась деревнею простой
Прославленная дедами столица.

Иссякла жизнь, широкая, как мир,
Обрушились высокие чертоги,
Где был дворец — теперь стоит трактир
Да бродят овцы, жалки и убоги.

Отчизна милая, жемчужина вселенной,
О, сколько страшных бурь промчалось над тобой!
Кто, сломленный в боях грозой иноплеменной,
Сумел бы перенесть ужасный жребий твой?

Кто смог бы перенесть тысячелетья боли,
Борьбы неистовой — и не разбиться в прах?
Кто смог бы пережить все ужасы неволи
И отстоять себя в бесчисленных боях?

Полки твоих сынов в сраженьях погибали,
Две тысячи годин звенели их щиты,
Но голову свою в унынье и печали
Ни перед кем еще не преклоняла ты.

Во имя двух святынь отважные иберы
Боролись у твоих многострадальных стен,—
Отчизну отстояв и не нарушив веры,
Поистине за них всё отдали взамен.

Как может позабыть отважный твой питомец
И рабство и позор тех беспросветных дней,
Когда врата твои всесильный Македонец
Поколебал в боях десницею своей?

Он ненавидел нас, он презирал бесправный
Талантливый народ. Но даже в лютый год
Удержит ли страну тиран самодержавный,
Который полюбить не в силах наш народ?

Жестокостям своим не ведавший предела,
Он Грузию в те дни, как тряпку, растоптал
И славный наш язык — сокровище картвела —
В родной его стране преследовал и гнал.

Он не хотел признать достоинства народа,
Его творения, величие и честь,
За что сыны его боролись год от года
И сотни бед своих сумели перенесть.

И в ярости народ смотрел на груды праха,
И шею гнул в ярме, как требовал тиран,
И под личиною покорности и страха
Обдумывал в душе возмездья тайный план.

И наступил народной мести срок,
Восстал народ, и враг бежит, гонимый,—
Благословен карающий клинок
Во имя счастья родины любимой!

Мне чудится отважный Фарнаоз,
Болеющий за честь родного края.
Клинок возмездья первый он занес,
Священным гневом яростно пылая.

Не вынес он, старинный наш герой,
Бесстыдства всенародных оскорблений
И на тирана мощною рукой
Обрушил месть отважных поколений.

И, поразив насильника в боях,
Сорвал он цепи с нашего народа,
И над страной, поверженной во прах,
Зажглась, как солнце ясное, свобода.

Он Грузию из множества частей
Опять слепил в одно большое тело
И возвеличил доблестью своей
Униженное звание картвела.

С тех пор твои, о Грузия, сыны,
Чтоб жизнь была привольна и богата,
Своих мечей не прятали в ножны
Под ненасытным взглядом супостата.

Пусть с четырех теснил тебя сторон
Коварный враг, но поднимались снова
Сыны твои, и, грудью отражен,
Враг удалялся с поля боевого.

Бывали дни, когда на твой призыв
Взвивались вверх народные знамена
И, юношей на бой соединив,
У рубежей вставали непреклонно.

Бывали дни, когда за честь твою
Смерть — даже смерть! — считалась счастьем. Даже

Соперничали воины в бою,
Кому погибнуть первому на страже.

А что теперь? В душе твоих сынов
Уж не горит огонь былых столетий,
И про дела отважные отцов
Не вспоминают нынешние дети.

………………………………………

Исчезла без следа былая мощь державы,
И доблестная жизнь, исполненная славы,
Заглохла, как река среди сухих степей…
Пусть не текла она дорогою свободной,
Истерзана борьбой и яростью бесплодной,
Но боль за родину была присуща ей.

Текла она вперед сквозь радости и горе,
То замирала вдруг, то ширилась опять.
Но зависть и вражда в бессмысленном раздоре
Родные берега старались подрывать.

И пали берега, обрушились твердыни,
И жизненный поток по воле темных сил
Десятками ручьев растекся по долине
И кровный труд отцов, бушуя, поглотил.

Настанет ли тот день, когда увижу снова
Страну, воскресшую для новых светлых дней,
Когда утихнет спор и крепкая основа
Соединит навек измученных людей?

Когда ручьи племен сольются воедино,
И, от последних бурь освобождая нас,
Могучая душа, достойная грузина,
С любовью осенит прославленный Кавказ?

Когда своим лучом священная свобода
Расплавит цепи зла и превозможет тьму,
И снова будет горд достойный сын народа,
Что он принадлежит народу своему?»

И в этот миг ударил в небе гром,
И дрогнул мир от яростного гула,
И, осветив ущелие огнем,
Передо мною молния сверкнула.

Громада туч полнеба облегла,
Долины, горы мглой заволокла,
Рванулся ветер, буря застонала,
И с высоты однообразных скал,
Где белый снег клубился и взлетал,
Послышался угрюмый рев обвала.

И светлое молчание природы
Сменилось адом, и казалось мне,
В сплошной хаос слились земля и воды
И ветер выл с громами наравне.

И я взглянул с тоскою на Казбек,
Но в воздухе уже клубился снег,
И заслонялась тучами вершина,
И старец, преисполненный огня,
Как светлый призрак, скрылся от меня,
Покинув опечаленного сына.

Но буря пролетела через миг,
И засияли горы в отдаленье,
И снова старец, древен и велик,
Предстал очам, как дивное виденье.

Склонив колена над родной землей,
Вздымал он к небу трепетные руки
И, горести исполнен вековой,
Молился в исступлении и муке:

«О матерь божия! Отчизна — твой удел…
Заступницею будь истерзанного края!
Прими, как жертву, кровь, которую картвел
Столь щедро проливал, в страданьях погибая.

Довольно этих мук для родины моей,
Верни моей стране стремление ко благу,
Даруй ей бытие далеких славных дней,
Вдохни в сердца сынов отцовскую отвагу!

О боже праведный! С молитвой на устах,
Картвелы прошлых дней не ведали покоя.
Прими как жертву ты их незабвенный прах
И отпусти грехи, искупленные вдвое.

Верни грузинам ты взаимную любовь,
Восстанови страну из праха разрушенья
И радугу твою живительную вновь
Яви как добрый знак грядущего спасенья!»

И распростерся пояс семицветный,
Венчая неба купол голубой,
И над страной печали беспросветной
Повеяло надеждою живой.

И грудь моя исполнилась блаженства,
И мрак сомнений навсегда исчез,
И не было на свете совершенства
Прекрасней этой радуги небес.