Наши национальные подвиги гонят немцев на их родину …
Наши национальные подвиги. гонят немцев на их родину
сорок четвертый год подгоняет. бьет танками
и русскими солдатами по хребту немецкого зверя.
Сорок четвертый год храброй загорелой рукой
схватив множество танковых армий за дула
бьет немецкого сержанта
который съежился и меньше стал
Зацветает пышное лето
и шумят полуосвобожденные страны
торчат руины из национальных костюмов
Русский с другими братьями
стоит рядом принимая героические позы
То выдвинет подбородок
то грозно сверкнет очами
то добродушно обнимет белоруса
и все это на фоне колыхающихся знамен
с территории России свозят в одну кучу
железный лом
Когда в лугах она лежала
У ней коленочка дрожала
Она ждала себе всегда
Рыбак придет к ней от пруда
и принесет часть рыбной ловли
под тень под сень крестьянской кровли
И Лиза благодарною была
Не забывала кровь в ней чья текла
Не забывала про дворянство
Хотя вокруг сидит крестьянство
и грубый молодой мужик
к ней приставать уже привык
Отстань унылый идиот!
Но все же грела свой живот
Исподтишка хотела все же
прикосновенья чуждой кожи
Так и тридцатый и тридцать второй
проходит год в туман седой
Земля вертится и на ней
вертится Лиза. из полей
уж стадо на зиму ушло
в дубовые сараи
и Лиза правду повторяя
гуляет с Прохором назло
и своему дворянству и крестьянству
склоняясь больше к хулиганству
согласно которому нет племени и рода
и отношениям объявлена свобода
И за штаны любого мужика
тащи-тяни внутри горит пока
А в воздухе деревья и зима
на кой все черт — не приложить ума
Уйти уехать или убежать?
Но более знакомое — лежать
Так всякий русский на диване на кровати
лежит бывало не снимая платий
Боясь крича визжа и плача
или молча и ничего не знача
Какие волки? Что за пустяки!
доносятся призывы от реки
Там вóлков много
Там волкóв полки
А здесь вот этажерка. ее полки
Скатерочка висит до самой челки
и обожаемые Леонид Андреев
А. Ка Толстой и несколько евреев
которые наверно и почти
сказать сумели русское «прости»
Засасывает жизнь смешную Лизу
Зато она не превратилась в шизу
хотя ее и мнут простые руки
избавлена она от худшей муки…
Итак вросла… жила и умерла?
Не умерла. мы вечно забегаем
Она живет а мы о ней не знаем
Дурман-туман над русскою страной
Шумит плотин однообразный строй
Кладут бетон. и нефть с ладони льется
И бригадир откинув чуб смеется
Газеты валом валят и студенты
из деревень. отсутствуют моменты
их трения с родным рабочим классом
И лозунги к глазам подходят разом
Стоит народ. читает простодушно
интеллигент зевает. что-то скушно
и как-то так. и как-то так — никак
А сверху неба вечный мутный зрак
Я верю в учебник ботаники…
Я верю в учебник ботаники
Ах только лишь там отдохнешь
Семейство тайнобрачных качается
Семейство амариллисовых тож
Ах прекрасны Харьковская и Киевская…
Ах прекрасны Харьковская и Киевская
губернии
И Херсонская хорошая
Здесь лениво течет детство
Никто не мешает ему
замедленно протекать
Таракан легок и сух
и упадет не разобьется
Это детство Пети
Это и мое
Здравствуй Петр Иваныч
Здравствуй Петр Иваныч
Здравствуй Петр Иваныч
Беленок
Санечка и Ваня в тоненьких санях
едут меж холмами. шубы на плечах
Молодые люди въехали в село
крыши и заборы снегом занесло
А зима седая. Белая зима
В валенках ступая. вышла мать сама
Выбежал папаша. в ватнике всплеснул
Дети мои дети. Или я вздремнул?
Или мне приснилось? Нет нет нет нет!
гулко прокатилось. Выбежал и дед
Вышел и котенок. Тонкий как шнурок
Вышел Барабашкин. вышла кошка Дашка
выглянул и Бог
из-за низкой тучи. Для простых людей
он устроил тут же водочки и щей
Сразу же позвали Яшку-музыканта
накормили. дали. чудного таланта
Сразу от соседей Машенька пришла
милая смеялась. пальчики сплела
Санечка и Ваня где-то из саней
достали угощенье. подарки поскорей
Раздаются звуки музыки смешной
чокаются рюмки. Ой-йойой-йойой!
Снег спадает чисто. День легко бежит
Лишь через неделю ехать надлежит
Опять останешься один на один…
Опять останешься один на один
от женщины освобожден
опять понимаешь Аллана По
и всякий его рассказ
опять тебя Гамсун своей рукой
в юность твою ведет
Стоишь на Сретенке рот открыв
и с зуба слюна течет
Дождь по утрам. ты сидишь в кино
Темный его буфет
Он посещал кино «Уран»
несколько странных лет
Поднял воротник и идешь не спеша
лицо заливает дождь
и впереди пробежит душа
твой вдохновенный вождь
Здесь за углом проживала жена
плакала в красном платье
А погодя ты оставил ее
и дальше ушел. а кстати
и тут за углом проживали вы
около полугода
Хозяйка была. и зима. весна
Москва была и свобода
Теперь это кажется все равно
и новые здания окна
А вот попаду как в «Уран» кино
порою и вспомню. охну…
Унылый сонный дождь. На даче обнаружил…
Унылый сонный дождь. На даче обнаружил
я целую толпу ненужных старых книг
Ах груда ты моя! Долой обед и ужин
смакую в тишине. мне дорог каждый миг
Где тонкие и желтые страницы
струили речь купцов. обманщиков студентов
Где немец-доктор — ум. красотка ходит в лентах
Авантюрист с скупцом мечтает породниться
И так мне лень легко. Так судорожна Ялта
вдали где Чехов умирал
И весь он русский мир явился мне попятно
И я его любя. смеясь над ним рыдал
Порою любит он и пальмы и кулоны
и прошлый магазин и сукновальный ряд
Америкой блестит и в церкви бьет поклоны
и в комсомол сдает неразвитых ребят
Но скоро скоро течь у времени привычка
опять явился дач неумолимый строй
и вот в лесу поет. быстрей кукует птичка
Сейчасное пройдет. а русское со мной
Если вспомню мясника Саню Красного…
Если вспомню мясника Саню Красного
наша жизнь что горсть песка — много разного
Помню лавочки и клен — деревянное
Я бездельный парень был — окаянное
существо. читал-читал. после вечером
с хулиганами блуждал — делать нечего
Я на пляже исполнял стихи новые
Саня Красный ободрял. Поселковые
за меня б пошли горой. а теперь поэт
Но товарищей таких. жаль мне больше нет
Вот поеду я когда в город харьковский
весь одетый элегант — прямо лайковский
с невозможною женой. прямо дивою
застесняются со мной. с ней красивою
Кто они уже теперь — алкоголики
жена дети и завод. Сашки-толики
Но не подвел своих ребят — эй пропащие!
Хоть один влез в первый ряд. все-то спящие!
И не горжуся я собой. но представитель я!
от окраины родной. нет не зритель я!