Уильям Блейк - Стихотворения

   Восходит солнце на востоке.
   Кровь, злато — вот его наряд!
   Вокруг вскипает гнев жестокий.
   Мечи и копья там горят.
Венец его и знаки царской власти —
Огни войны, воинственные страсти.

Why should I care for the men of Thames,
Or the cheating waves of charter'd streams;
Or shrink at the little blasts of fear
That the hireling blows into my ear?

Tho' born on the cheating banks of Thames,
Tho' his waters bathed my infant limbs,
The Ohio shall wash his stains from me:
I was born a slave, but I go to be free!

Чем обязан я вам, — если с Темзы вы родом, —
И коварным, отмеченным Хартией, водам?
Разве должен терять я присутствие духа
От всего, что вдувает наушник мне в ухо?

Берегов этих лживых я был уроженцем
И в бесчестных волнах искупался младенцем,
Смой, Огайо, с меня эту мутную воду!
я родился рабом, но познаю свободу

Abstinence sows sand all over
The ruddy limbs and flaming hair,
But Desire gratified
Plants fruits of life and beauty there.

Пламень волос и румяную плоть
Песком Воздержанье заносит.
Утоленных желаний цветущая ветвь
На сыпучем песке плодоносит.

If you trap the moment before it's ripe,
The tears of repentence you'll certainly wipe;
But if once you let the ripe moment go
You can never wipe off the tears of woe.

Схватив за вихор прежде времени случай,
Заплачешь слезами раскаянья.
Но, миг проморгав подходящий, — не мучай
Себя: нет причин для отчаянья.

He who bends to himself a Joy
Doth the winged life destroy;
But he who kisses the Joy as it flies
Lives in Eternity's sunrise.

Кто удержит радость силою,
Жизнь погубит легкокрылую.

На лету целуй ее —
Утро вечности твое!

The countless gold of a merry heart,
The rubies and pearls of a loving eye,
The indolent never can bring to the mart,
Nor the secret hoard up in his treasury.

Веселых умов золотые крупинки,
Рубины и жемчуг сердец
Бездельник не сбудет с прилавка на рынке,
Не спрячет в подвалы скупец.

Why of the sheep do you not learn peace?
Because I don't want you to shear my fleece.

— Мой сын, смирению учитесь у овец!..
— Боюсь, что стричь меня вы будете, отец!

Soft deceit & idleness
These are beauties sweetest dress.

Леность и обман блаженный —
Красоты наряд бесценный.

"Let the Brothels of Paris be opened
With many an alluring dance
To awake the Pestilence thro' the city,"
Said the beautiful Queen of France.

The King awoke on his couch of gold,
As soon as he heard these tidings told:
"Arise & come, both fife & drum,
And the Famine shall eat both crust & crumb."

Then he swore a great & solemn Oath:
"To kill the people I am loth,
But if they rebel, they must go to hell:
They shall have a Priest & a passing bell."

Then old Nobodaddy aloft
Farted & belch'd & cough'd,

And said, "I love hanging & drawing& quartering

Every bit as well as war & slaughtering.
Damn praying & singing,
Unless they will bring in
The blood of ten thousand by fighting or swinging."

The Queen of France just touched this Globe,
And the Pestilence darted from her robe;
But our good Queen quite grows to the ground,
And a great many suckers grow all around.

Fayette beside King Lewis stood;
He saw him sign his hand;
And soon he saw the famine rage
About the fruitful land.

Fayette beheld the Queen to smile
And wink her lovely eye;
And soon he saw the pestilence
From street to street to fly.

Fayette beheld the King & Queen
In tears & iron bound;
But mute Fayette wept tear for tear,
And guarded them around.

Fayette, Fayette, thou'rt bought & sold,
And sold is thy happy morrow;
Thou gavest the tears of Pity away
In exchange for the tears of sorrow.

Who will exchange his own fire side
For the steps of another's door?
Who will exchange his wheaten loaf
For the links of a dungeon floor?

O, who would smile on the wintry seas,
& Pity the stormy roar?
Or who will exchange his new born child
For the dog at the wintry door?

«Двери настежь, парижские бордели!
Пусть зараза по городу летит,
С голытьбою обвенчана судьбою», —
Королева Франции велит.

Король со златого ложа слетел,
То услыхав, чего знать не хотел:
«Вставай, народ, труба зовет,
Не то всё до крошки Голод сожрет!»

И вот Король дал великий обет:
«Приязни в кровавых казнях нет,
Но бунтовщикам я воли не дам —
На плаху полягут ко всем чертям!»

И вот Не Породивший Сына отец
Съел, рыгнул и раскашлялся под конец:
«Обожаю войны, повешения, четвертования,
Смакую каждый кусок страдания.
Набили оскомину благодарственные завывания,

Предпочитаю выслушивать поношения
И выкушивать многотысячные жертвоприношения!»

Шар Земной Антуанетта взяла, —
Зараза из платья ее плыла.
К земле клонилась наша добрая Королева —
Лизоблюдами отягощенное древо.

Увидел верный Лафайет
Жест властный Короля —
И голод Францию объял,
И вымерли поля.

Услышал верный Лафайет
Антуанетты смех —
Зараза вспыхнула в стране,
Затронув вся и всех.

Увидел верный Лафайет
В цепях сию Чету —
И с тихим плачем стал не Палач им,
А Сторож на посту.

Ты был менялой, Лафайет,
Но барыши пропали:
Ты сострадания слезу
Променял на слезы печали.

Кто променяет свой очаг
На черный чужой порог?
Кто променяет пшеничный хлеб
На тюремный замок?

Кто ж пожалеет ураган
И ливневый поток?
Кто ж променяет свое дитя
На пса, что в пути промок?

I My Spectre around me night and day
Like a wild beast guards my way;
My Emanation far within
Weeps incessantly for my sin.

II 'A fathomless and boundless deep,
There we wander, there we weep;
On the hungry craving wind
My Spectre follows thee behind.

III 'He scents thy footsteps in the snow,
Wheresoever thou dost go,
Thro' the wintry hail and rain.
When wilt thou return again?

IV 'Dost thou not in pride and scorn
Fill with tempests all my morn,
And with jealousies and fears
Fill my pleasant nights with tears?

V 'Seven of my sweet loves thy knife
Has bereaved of their life.
Their marble tombs I built with tears,
And with cold and shuddering fears.

VI 'Seven more loves weep night and day
Round the tombs where my loves lay,
And seven more loves attend each night
Around my couch with torches bright.

VII 'And seven more loves in my bed
Crown with wine my mournful head,
Pitying and forgiving all
Thy transgressions great and small.

VIII 'When wilt thou return and view
My loves, and them to life renew?
When wilt thou return and live?
When wilt thou pity as I forgive?'

а ['O'er my sins thou sit and moan:
Hast thou no sins of thy own?
O'er my sins thou sit and weep,
And lull thy own sins fast asleep. ]

b ['What transgressions I commit
Are for thy transgressions fit.
They thy harlots, thou their slave;
And my bed becomes their grave. ]

IX 'Never, never, I return:
Still for victory I burn.
Living, thee alone I'll have;
And when dead I'll be thy grave.

X 'Thro' the Heaven and Earth and Hell
Thou shalt never, never quell:
I will fly and thou pursue:
Night and morn the flight renew.'

с ['Poor, pale, pitiable form
That I follow in a storm;
Iron tears and groans of lead
Bind around my aching head.]

XI  'Till I turn from Female love
And root up the Infernal Grove,
I shall never worthy be
To step into Eternity.

XII 'And, to end thy cruel mocks,
Annihilate thee on the rocks,
And another form create
To be subservient to my fate.

XIII 'Let us agree to give up love,
And root up the Infernal Grove;
Then shall we return and see
The worlds of happy Eternity.

XIV 'And throughout all Eternity
I forgive you, you forgive me.
As our dear Redeemer said:
"This the Wine, and this the Bread."