Говорит Владимир Красно Солнышко:
«Хорош у нас нынче, счастливый день —
С нами все богатыри святорусские,
И Добрыня Никитьевич вернулся к нам!
Только мне-то, Владимиру, невесело:
Одна у меня была племянница,
Что любимая Купава дочь Путятична,
Да и ту унесла Змеина лютая
Во свою во пещерную змеинницу.
Кто из вас, богатыри святорусские,
Из беды мою племянницу повыручит,
Из полона народ весь повысвободит,
От Змеихи Русь святую навек оградит?»
И восстал Добрынюшка Никитьевич:
«Ты Владимир — князь стольнокиевский!
У меня с атаманом Ильей Муромцем
Ин великая заповедь положена:
Мне поехать в бой со пещерной Змеёй,
Победить её, Змеиху Горыниху,
Чтоб не стала она Русь бедой бедить!
Я поеду сейчас на Горынь на реку.
Я поеду на бой со Змеёй лихостной.
Я поеду, все полоны повысвобожу.
Я поеду-привезу твою племянницу,
Что любимую твою Купавушку!»
Дома матушка Добрынюшке говаривала,
Дома матушка Добрынюшке наказывала:
«Ах, ты душенька, Добрыня сын Никитьевич!
А не езди ты на гору Сорочинскую!
Не топчи ты малых змеёнышей!
Не тебе выручать полону русского!
Ещё после той да беды лихой
На тебя я, сын, не нагляделася!
А и ты опять ведь на смерть идёшь!»
Не послушался Добрыня родительницы.
Он Сивка своего да осёдлывал.
Собирался на гору Сорочинскую —
Выручать от Змеи полону русского.
Подавала мать Афимья Александровна,
Подавала Добрынюшке плёточку:
«Как придёт тебе, Добрыня, неминуча беда,
Этой плёткой, Добрыня, ты коня стегай:
Меж ушей Сивку, меж ног, не жалей!
Он тогда от беды тебя повынесет!»
Вот Добрыня-богатырь на Горынь-реке.
С поля на поле он перескакивает,
С горки на гору перемахивает.
Давит-топчет Добрыня злых змеёнышей.
А змеёныши-младёныши укусливые.
Все зубастые да подточливые.
Подточили у Сивки они щёточки,
Понависли на ноги коню доброму.
Больше Сивка не может ни подскакивать,
Ни с ног змеёнков стряхивать.
Добрый молодец на Сивку осержается
И за плётку материнскую хватается.
Он и бьёт Сивку промежду ушей.
Он и бьёт Сивку промеж передних ног.
Он и бьёт Сивку промеж задних ног.
Тут Сивка-конь стал подскакивать.
Тут Сивка борзый стал попрядывать.
Тут Сивка стал с ног отряхивать,
Давить-топтать лютых тех змеят:
Потоптал-придавил до единого!
Налетела на Добрынюшку Горыниха.
«Ай, Добрыня ты сын Никитьевич!
Ты зачем это нарушил свою заповедь?
Ты зачем это забыл да про наш уговор?
Ты зачем потоптал моих змеёнышей?»
Рассержался-кричал Змее Добрынюшка:
«Не сама ли ты, Змеиха злющая,
Не сама ли ты, Змея окаянная,
Не сама ли ты нарушила первая,
Не сама ль переступила ты заповедь:
Не летать чтобы на святую Русь,
Не красть, не таскать люду русского!
Начала ты летать, ты красть, ты таскать!
А теперь я, Добрыня, тебе смерть принёс!»
Ну лих взмолится Змеиха Горыниха:
«Уж ты славный богатырь, ты Добрынюшка!
Я отдам да повыпущу весь русский полон!
Я отдам тебе Купаву Путятичну!
А положим мы с тобой ещё новый завет:
Не вступать ни в худой, ни в хороший бой!
Инно миром поладим, Добрыня, с тобой!»
«Ты послушай, Змеина злорадная,
Мне теперь, Добрыне, не пятнадцать лет!
Я теперь воробей ин ведь стреляный!
Ты словами меня не умасливай!
Если хочешь, вступай в битву честную!
А не хочешь, подставляй свои хоботы:
Разом я и порублю их булатным мечом!»
Зачинался-загорался великий бой:
Борьба со Змеёй — драка-се́ченье.
По три дня подряд да по три ноченьки,
И без роздыху трое суточек.
Стрелы травленые да калёные
Не сразили Добрыню Змеихины.
Не пронзили Добрыню копья острые,
Не посекли его мечи булатные.
Добрый молодец в битве выстоял.
Вот уж снёс-отсёк он, Добрынюшка,
У Змеихи последнюю голову!
Отрубил-разрубил последний хобот ей.
А и тут из Змеины кровь рекой полилась.
Вот час лилась, вот два лилась —
Не уйти от ливня Добрынюшке!
Вот день, вот другой все льётся-течёт,
Заливает поток кровавый, страшный всё:
Утонуть в том потоке Добрынюшке!
А Добрынюшка свет Никитьевич
Догадался догадкой богатырскою:
«Нет, не выдаст меня земля русская!»
Он и брал копьё Мурзамецкое.
Он бил копьём о сыру землю.
Он бил-ударял-приговаривал:
«Расступися ты, мать сыра земля!
На четыре расступись ты на четверти:
Пожри-поглоти кровь змеиную!»
Расступилась тут мать сыра земля:
Пожрала-поглотила кровь Змеихину!
Пробирался-опускался Добрынюшка
Во пещерные во норы во глубокие.
Находил-выводил он весь русский полон.
А последней — Купаву Путятичну.
Говорила Купава Добрынюшке:
«За твою за услугу за великую
Назвать бы тебя, Добрыня, батюшкой.
Назвать тебя не хочу я так.
Назвать бы тебя разве братцем мне.
А и братцем называть не желаю тебя!
А хочу, а желаю, Добрынюшка,
Я назвать тебя другом — мужем своим!
Ах, ведь ты в меня, Добрынюшка, не влюбишься!
Ты на мне, богатырь, не женишься!»
«Молодая Купава дочь Путятична!
Ты, Купавушка, роду княжнецкого,
Я — крестьянского роду, холопского:
Мне, Купава, тебя полюбить нельзя!
Мне, Купава, на тебе пожениться нельзя!»
