Ознакомительная версия.
Псалом 103 Давида о бытии мира
1. О Вечном пой, душа, служанка Бога!
– Ты, вечный Бог», – кричи, душа, – велик,
В исповедальный Ты одет язык,
Чьё слово вскроет очеса слепого!
2. Ведь ткань твоих одежд – чистейший свет,
Шатёр – из туч овчина грозовая,
3. Вода на мехе туч – как горный самоцвет,
Из тучи мчится – колесница огневая,
И Ты, остановив её, сквозь дым
Идёшь по крыльям ветра перьевым.
Припев:
О, вступись за раба благодетельно, чтобы гордый раба не топтал.
Очи тают мои, плачет сердце моё, я заждался спасенья, я Слова взалкал.
Отвори Ты рабу двери милости, ясной речи Твоей научи.
Образумь ничтожество силой своей,
Очеса отверзая в ночи.
4. Ты в воздух дунул – ангел воплотился,
Огнём из уст – слуга тебе родился.
5. Ты сушу вытащил на свет из глубины
И держат землю камни вечные, прочны.
6. Ты одеваешь сушу в бездны, как во ткани.
Снег блещет на горах – то замерла вода
Перед Тобой пугливо снежными волнами.
7. Но прыгнет с гор, услышав громовой удар,
Бурля от страха.
8. Горы-исполины
Вздымаются из бездн и падают равнины
В те точные места, что обозначишь
9. Им.
Не разрешаешь ты воде распространиться,
Покрыв собою мир.
10. И кучно волны мчатся
По долам, среди скал, гул, брызг сверкает дым.
11. Их роль – поить зверей и утолять собою,
Вот воду пьёт онагр и брызгает губою.
12. Гнездуются у рек небесных стаи птиц
И скалы полнятся визгливой их молвою,
13. Дожди идут в горах, ручьи ложатся ниц,
Земля пирует тем, что выросло:
14. Травою
Скотов питаешь, а пшеницу – для людей
Растишь. Люд кормится,
15. И пьёт вино хмельное,
И масляным лицо становится любое
От пития. Хлеб сердце делает сильней.
16. Едят и пьют Твоё деревья полевые,
Ливанских кедров посажённые Тобой
Леса.
17. Там гнёзда птиц – в зелёной крон стихии,
Где Аист правит всем, и выше всех как царь.
18. На кручи Ты Оленей лёгких поселяешь,
А зайца робкого в ущелье укрываешь.
19. Луна Тебе творит небесный календарь.
20. Сказал Ты солнцу, где садиться, Государь,
21. Чтоб наступила тьма, да зверь лесной проснулся,
22. И львы молились молодые о еде.
23. Но только что Твой луч воды речной коснулся,
Львы в норы канули и не рычат нигде.
24. Проснулся человек, и на работу ходит,
И до заката занимается трудом.
25. Какой великий план! Какой прекрасный подвиг!
Как много тут существ в миру, мой Свет, Твоём!
26. А море посмотреть! – Громадное какое,
И плещет мелочь там, и крупный скот морской,
И змеи длинные клубятся под водою,
27. Там носится корабль над пенною волной,
Там есть и дивный змей, что создан для сверженья.
28. И все-то молятся: в свой час их накорми!
29. Откроешь Ты ладонь – и всюду объеденье.
30. Сожмешь её, и всё живущее – умри,
Отдай Твой дух, и стань опять обычным прахом.
31. Но духа Ты пошлёшь – и созданы опять!
Обновлено лице земли единым махом!
32. Конечно, славен Ты, конечно, исполать!
Будь рад Творением!
33. Ты почву сотрясаешь
Одним лишь взглядом. Если Ты коснёшься гор,
Дымится камень Твой! Ты всё воспламеняешь!
34. Пою Тебе всегда, всю жизнь, и до тех пор,
Покуда не умру.
35. Да будет Тебе сладко
От песни пламенной! Обрадуюсь и я.
36. Где ж враг торчал лихой, Бог – щёлк! – и станет гладко.
37. О вечном Боге пой, слуга, душа моя!
Припев:
Тёзка гнева, ярости, и крика,
Тёзка умер Бенджамена Крика.
Как имперству смертный приговор,
Лёг на труп холодный триколор.
Карточных царьков в домах мишурных
Ты любил, раздевши, голышом —
Пёрышком, макаркой, калашом
Поотвадить от пристрастий шкурных.
Над судьбою попановать геройски,
Силой вымогать лавэ у ней.
Вор, прощай – что щупал смерть по-свойски,
Смерть была почти рабой твоей.
В Белом Доме людям плохо спится
Потому, что ты Законный вор.
Кремль тебя боялся. Кремль боится.
Гроб стоит. А поверх – триколор.
Воровская пылкая идея
Падает как пепел. Ветер крут.
От судов и тюрем, холодея,
Отдохни. Не приходи на суд.
Что ж не жалко никому нимало
Ни вора в законе, ничего —
Ни моей страны, ни флага моего?
Закопали флаг, и не бывало.
Коробок X
Псалом проклятий
Мрак, серовато, не сказать – казисто.
Без слов пустых – возьми, и ощути:
Не может быть идеи евразийства.
Нет бледной тени «третьего» пути.
Чтоб луч хрустальный снизошёл, молю, в потёмки,
Развеяв морок наш (о, если б!), на засов
Закрылось эфэсбэ – надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Да если б «как без псов?» – вопроса – не вставало,
Так тут бы на Руси и жить, и поживать…
…То дерево растить, чтоб – листьев не роняло,
Мальчишкой Парус Твой с причала наблюдать…
Стихи на смерть Эмигранта
Бродский умер день в день с моей тёткой. Великая тётя была.
На себя записала недвижимость. Я без угла.
На себя он стихи записал. Слава Л. – без словца.
Очутился лишь Бог за учителя, мать мне, отца.
И тоскую о тетке, певшей на ночь баюкалку мне,
И на смерть эмигранта слагаю стихи в тишине.
Бедный Бро…
В три погибели согнут, автомат стиснув так у колена,
Что с него чуть не соком чугунным бьёт в мраморный пол,
Сто смертей переживший, избежавший лишь буржуйского плена,
До сих пор трём коням на тачанке кричащий «по-шё-ол!»
О, матрос из метро,
О, матрос, отчего твои руки трясутся,
На гранит уронив автомат?
– Где ты, Бро?…
Неужели теперь нам не видеть ни северных граций,
Ни южных акаций,
Ни широких брюк белых, ни соломенных шляп канотье
В черноморских волнах,
Ни с шипеньем стакашки ситро?
О, матрос из метро,
Дрозд упал с кипариса за море и ему не проснуться,
Уголёк, упорхнувший из пламени трёх революций,
Спящий Бро!..
«У пустоты не счесть коварных масок…»
У пустоты не счесть коварных масок…
Живой пример —
Свобода – книга чужестранных сказок
В СССР.
Юнайтед идол из-за океана
Мне в морду– пых!
И – плачь, мой стих,
Вся Русь моя – пылающая рана.
Я… вижу «фридом» – той же тиранией,
Что ж до царей —
Двух дятлов без корон башки пустые
Мне пострашней.
И от того, что нет отца народов,
Цепного пса,
О, небеса! —
Ни капли не убавилось уродов.
Твой калькулятор сладостных миганий —
Мгновений сна, —
Дрожит в руке, ещё моля, как пьяный —
«Вина, вина»…
Я в дерзкий рот набрал простую воду,
И в глаз, не бровь,
Попал слюнявой струйкой в – для воров
Одних – свободу.
Свобода… фи – подросток-надоеда!..
Копилка снов,
Чей завтрак на траве – пир людоеда
Среди рабов.
Та никогда не побывает общей,
Чей сладкий кнут
Давным-давно украден, им бьёт плут
Плута попроще.
А я так не привык, и не сумею
Так горлом брать,
Так вольно лгать и вольно льстить, не млею, —
Не благодать…
Я, вот – прошу поддержки там, где пусто,
Где нет персон,
Где сладкий сон
Как «фридом» не благоухает вкусно.
У пустоты есть очертанья Бога,
Когда ж нет их,
То бездна поит ядом понемногу
Сирот своих,
Лучи её как щупальца кальмара
Вползают в грудь.
Ты это именуешь «просто жуть»,
Я – «Божья кара».
За станцией «Сокольники», где магазин мясной
и кладбище раскольников, был монастырь мужской.
Руина и твердыня, развалина, гнилье —
в двадцатые пустили строенье под жилье.
Евгений Рейн
Гоп – муха на стекле мне бабочку заменит.
Гоп – дружба, что нас ценит, – навеселе.
Гоп – хронос не всерьёз, хлоп – в шутку даже бабы;
Вся жизнь моя – ухабы, гоп-хлоп и злость!
Милейшая строфа – «она была модисткой».
Огурчики с редиской. Старьё-софа,
Бывалый граммофон. Трильяж с французским духом.
Подушка с жёлтым пухом. Стол, миль пардон,
Да стул, пардон муа. На шторах кисти.
Хрусталь плюс сухие листья равно зима.
Красавицы портрет в овальной бурой рамке —
Она проходит в дамки сто тысяч лет.
…Желтеет абажур с блестящими кистями
Над чаем, над гостями н «авек тужур».
Сервант, сервиз открыт, хлоп – злато на фарфоре
Шапчонкою на воре чудно горит.
Хлоп – содержанье дней – душевные нарывы,
Людских судеб извивы, бег злых страстей.
Гоп – это разделить я с каждыми обязан,
Раз пуповиной связан с глаголом «быть».
Что говорить о том, что мы не виноваты!
Простите нас, пенаты в дому пустом!
Ничейно тут жильё, ничейны здесь пожитки,
Тут – общее до нитки, всё не моё.
И есть ли что, чему среди немых развалин
Я всё-таки хозяин в своём дому?
Гоп – так же, как и встарь – обобществленье:
Равны в житейском тленье я – раб, я – царь.
Ознакомительная версия.
