В.С.Рожицын назвал поэму Есенина «апокрифом революции» (журн. «Колосья», Харьков, 1918, № 17, с. 7; вырезка — Тетр. ГЛМ), а В.Л.Львов-Рогачевский писал: «Из революционных стихов С.Есенина особенной задушевностью и необычной красотой отличалось чудесное стихотворение „Товарищ“… поэтичная „повесть“…» (в его кн. «Поэзия новой России: Поэты полей и городских окраин», М., 1919, с. 55). В подобном духе высказались также В.Е.Миляев (газ. «Известия Воронежского Совета рабочих и красноармейских депутатов», 1919, 26 января, № 18; подпись: Вас. М-в; вырезка — Тетр. ГЛМ), С.Ф.Знаменский (газ. «Вечер», Владивосток, 1920, 29 сентября, № 118; подпись: С.З.), П.Паскаль (журн. «Clarté», Paris, 1922, № 9, 15 mars, p. 198–200; вырезка — Тетр. ГЛМ).
Однако тон этих оценок не был всеобщим. Сочувственный отзыв З.Д.Бухаровой («Товарищ»…, «жутко и тепло рисующий трагедию злободневного пролетарского быта») был сопровожден оговоркой, что это произведение Есенина «далеко от красоты» «Марфы Посадницы» (Зн. тр., 1918, 3 марта (18 февраля), № 147; подпись: Фома Верный). Более жестко о «Товарище» сказал Н.Л.Янчевский: «…„за волю, за равенство, за труд“, — поет Есенин чужими словами красных плакатов. <…> „Ревущие валы“, „поющая гроза“ и даже, — шедевр безвкусицы, — страх, ломающий „свой крепкий зуб“ — не говорят ли эти образы о покушении с негодными средствами на революционное творчество?» (журн. «Вестник шанявцев», М., 1918, № 5, 29 апреля, с. 126).
С.М.Городецкий в статье «Две России или одна?» писал: «Если у Ремизова не видел он <Иванов-Разумник> общенародного пафоса, то у Клюева и Есенина он не видит старой Руси. Ведь оба эти поэта выросли из „ветхого завета“, из любви ко всему древнему укладу русской жизни. Но все это обстригает у них критик и слышит только одно слово „Ррес-спуу-ублика!“» (газ. «Кавказское слово», Тифлис, 1918, 26 сентября, № 205). Чуть позже С.М.Городецкий вновь вернулся к «Товарищу» в отдельной рецензии на Ск-2: «…была у него <Есенина> в стихах та мистическая тишина, которая характерна для картин Нестерова. Теперь же у него чувствуется внешнее соединение механической (Иванова-Разумника) мистики с темами революции („Товарищ“)». Процитировав далее финал поэмы вслед за Ивановым-Разумником (Ск-2, с. 224, см. выше), С.М.Городецкий резюмировал: «Если вы это преподносите нам, г. Иванов-Разумник, как „подлинное проявление народного духа в поэзии“ и творчество „поэтов революции“, мы благодарим вас, но отказываемся. Лучше было бы, чтоб вы исправили синтаксические ошибки в таких стихах, если вы уверены, что это стихи. Для нас же останется под большим сомнением, что „р-ес-пуу-ублика“ — стихи. <…> Больно видеть, что на Клюеве и Есенине повторяется судьба <И.С.>Никитина, талант которого также замучили те же петербургские умники» (газ. «Кавказское слово», Тифлис, 1918, 28 сентября, № 207).
Вскоре после отзывов С.М.Городецкого в печати появилось стихотворение Н.А.Клюева «Товарищ» (журн. «Пламя», Пг., 1918, № 27, 7 ноября, с. 2). Самим своим заглавием оно прямо указывает на поэму Есенина, как на один из своих источников (наблюдение А.А.Козловского — наст. изд., т. 1, с. 523–524), перекликаясь с есенинским произведением по содержанию (напр.: «Убийца красный — святей потира, / / Убить — воскреснуть, и пасть — ожить…»).
После переиздания «Товарища» в Берлине (сб. «Россия и Инония», 1920) появились отклики на поэму в печати русского зарубежья. М.Л.Слоним сетовал: «Иногда стремление во что бы то ни стало освятить мистическим преображением кровь и грязь совершающегося, желание под грубой корой событий увидать божественный смысл доводит даже такого талантливого поэта, как Есенин, до безвкусных и вымученных произведений вроде поэмы о „товарище“» (газ. «Воля России», Прага, 1921. 3 февраля, № 119; подпись: М.Сл.). Напротив, М.О.Цетлин оказался более снисходительным: «Народность его <Есенина> в традиции резных коньков и расшитых полотенцев, расшитых ярко и талантливо. И „переплетающие в вихре“ целых две революции его стихи совершенно нереволюционны. В них, правда, иногда употребляются слова „Акатуй“, „Марсово Поле“, „железное слово Р-ре-ес-пуу-блика“. Но все же это не „красный“, а „малиновый звон“, звон бубенцов под дугой» (журн. «Современные записки», Париж, 1921, <кн.> III, 27 февраля, с. 250).
Глубинный смысл произведения Есенина по существу не был понят современниками поэта при его жизни. Лишь спустя много лет В.М.Левин (одним из первых) определил этот смысл так: «Только один Есенин заметил в февральские дни, что произошла не „великая бескровная революция“, а началось время темное и трагическое, так как
пал, сраженный пулей,
Младенец Иисус.
И эти трагические события, развиваясь, дошли до Октября. И в послеоктябрьский период образ Христа появляется снова у Блока в „Двенадцати“, у Андрея Белого в поэме „Христос воскрес“. Но впервые он в эту эпоху появился у Есенина в такой трактовке, к какой не привыкла наша мысль, мысль русской интеллигенции» (РЗЕ, 1, с. 216; выделено автором).[6]
Поэма «Товарищ» при жизни Есенина была переведена на грузинский, французский, японский и другие языки.
Он лежит / / На Марсовом / / Поле — т. е. в месте торжественного захоронения жертв Февральской (1917 года) революции в Петрограде.
Отчарь (с. 35). — Газ. «Дело народа», Пг., 1917, 10 сентября, № 151; Ск-2, с. 25–28; Кр. звон, с. 39–42; Сел. час.; Рж. к.; Грж.; ОРиР (ст. 1-20).
Беловой автограф (РГАЛИ, ф. С.Д.Мстиславского) являлся наборной рукописью для первой публикации поэмы. Над заголовком — карандашная помета: «Л. и Р.», т. е. «Литература и революция» (так называлась литературная страница газеты «Дело народа» в 1917 г.), и другая помета Иванова-Разумника: «В набор». Ст.11 («Гибельной свободы») подвергся здесь двукратной правке Ивановым-Разумником. Вначале поверх первого слова стиха он написал — «радостной» (и в таком виде строка была напечатана в «Деле народа»). Затем авторский текст в рукописи был им же восстановлен, и в Ск-2, как и во всех последующих переизданиях «Отчаря», ст. 11 воспроизведена в первоначальном виде. Кроме того, в первой публикации поэма не датирована; однако под текстом рукописи неустановленным лицом проставлена дата: «1917». В Ск-2 также имеется дата: «июнь 1917». Все это, вместе взятое, по-видимому, означает, что рукопись РГАЛИ послужила оригиналом набора не только для «Дела народа», но и для Ск-2.
В макете сб. «Вече», 1919 (РГАЛИ) находится также авторизованный список поэмы рукой неустановленного лица, сделанный по Сел. час.
Ст. 72 «Отчаря» в «Деле народа» имела вид «Волга, Кама и Дон» (вместо «Каспий»), вопреки не только наборной рукописи, но и всем другим источникам текста поэмы. Вероятно, эта строка при публикации в газете была искажена.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.). Датируется по Сел. час., где стоит: «1917, июнь, 19–20. Константиново» (согласно Собр. ст., 4, 385, такая же датировка была в Тел.). О датах в автографе РГАЛИ и Ск-2 см. выше. В Рж. к. дата рукой Есенина: «1917, июнь». В наб. экз. помета: «<19>18», что противоречит как всем другим авторским датировкам, так и дате первой публикации.
В статье «Две России» Иванов-Разумник предварил две последние строфы четвертой главки «Отчаря» такими словами: «Всемирность русской революции — вот что пророчески предвидят народные поэты, и в этом их последняя, глубокая радость <…>. И русский народ идет ко всему миру с открытой душой и с благой вестью о всемирной свободе». И далее, перефразируя начальные строки пятой главки есенинской поэмы, критик вопрошал: «Удастся ли закинуть его в небо? поставить на столпы? — удастся или нет, лишь бы не уставала в нас воля к всемирности, лишь бы не изменяло нам сознание всечеловечности…» (Ск-2, с. 224–225).
Пафос Иванова-Разумника оказался близким И.А.Майорову (газ. «За землю и волю», Казань, 1918, 9 июня (27 мая), № 112; подпись: Блокнот), В.Е.Миляеву (газ. «Известия Воронежского совета рабочих и красноармейских депутатов», 1919, 26 января, № 18; подпись: Вас. М-в; вырезка — Тетр. ГЛМ), И.А.Оксёнову. Последний, в частности, писал: «И вот Есенин приветствует революцию — в своей родной деревне: „Здравствуй, обновленный / / Отчарь мой, мужик!“ С такой верой принял поэт великий переворот, что никакие беды, никакие тягости не поколебали этой веры: ибо знает он, что „гибельной свободы в этом мире нет“. А если свобода — не гибельна, то она возьмет свое и возродит мир, скольких бы мук это не стоило» (журн. «Жизнь железнодорожника», Пг., 1918, № 30, 15 октября, с. 7–8; подпись: А.Иноков).
Е.И.Замятин воспринял те же строки о свободе под иным углом зрения, назвав их, «быть может, самым лучшим, подлинно-скифским словом»: «Именно так: гибельна не свобода, гибельно насилие над свободой. Но говорить об этом — для открыто связавших себя с победоносцами — не значит ли в доме повесившегося говорить о веревке?» (сб. «Мысль», Пг., 1918, <кн.> 1, с. 287; подпись: Мих. Платонов).
