В своих скитаниях по друзьям и родителям Дилан и Кэйтлин нашли место, где в идеале они хотели бы жить - в Лохарне (Laugharne) в Уэльсе - в маленьком городке на берегу моря, в устье реки.
В апреле 1938 года они сняли там рыбацкий домик - первое в их совместной жизни жилье. Домик назывался «Эрос» - крошечный, с двумя спаленками, без ванны и с сортиром на улице.
Первым гостем в «Эросе» был Вернон Уоткинс (Vernon Watkins), влюбленный в Дилана молодой поэт, тоже из Уэльса. Уоткинс был одним из людей, прощавших Дилану решительно все за его гениальность.
Довольно быстро Дилан с Кэйтлин перебрались в больший дом - коттедж «Sea View». Кэйтлин забеременела. Дилан попросил денег в Королевском литературном фонде (Royal Literary Fund), мотивируя свою просьбу тем, что он несколько лет по собственной воле жил в бедности на мелкие литературные заработки, но теперь, с беременной женой, он не мог продолжать этот способ жизни. Денег, однако, Ди- лан не получил.
Вообще-то материальное положение Томаса во многом определялось не тем, сколько он зарабатывал, а тем, сколько они с Кэйтлин тратили. Зарабатывал он довольно нерегулярно, но не так уж и мало - чтения, публикации, премии. Но тратили оба без счета - в пабах, на какие-то малонужные покупки. При этом еду и прочее необходимое покупали в долг, и когда кредиторы начинали волноваться и угрожать, находили кого-нибудь, кто за них заплатит. Фактически так всю жизнь и было.
Как ни странно, Дилан с незнакомыми людьми бывал очень робок, и как часто бывает, робость трансформировалась в хамство. И случалось, что он не приходил на важную для его литературного будущего встречу исключительно от страха.
Один из типичных эпизодов - знакомство с Генри Миллером (Henry Miller)[2]. Лоуренс Даррелл (Lawrence Durrell)[3] позвал Дилана к себе в лондонскую квартиру специально, чтобы познакомить его с Миллером. В назначенный час Дилан не появился. Потом все-таки позвонил по телефону, и Дарреллу с трудом удалось уговорить его придти. Он очень стеснялся, а в результате Дилан с Генри Миллером очень друг другу понравились.
В этот период жизни Дилан никак не мог решить, хочет ли он жить в Лондоне, или в Уэльсе. В Лондон его тянула увлекательная литературная и социальная жизнь, но в огромном Лондоне ему было неуютно и страшно. Собственно, такое двойственное отношение к Лондону у него было всегда.
В стихотворении «Если правда, что ослепленная птица» Лондон представляется Дилану обреченным Содомом.
30 января 1939 года родился старший сын Дилана Ллевелин. Инфантильная безответственность Дилана сказалась и здесь: когда Кэйтлин уехала рожать, он исчез на пару дней из дому. То же самое повторилось и с двумя другими детьми.
Скорее всего, Дилан ревновал к детям, ему от Кэйтлин была очень нужна материнская забота.
Зимой 1939 года Дилан подписал договор на выход смешанной книги стихов и прозы «Карта любви». Книга вышла в конце августа. И не пошла. В ней было 7 рассказов и 16 стихотворений, в частности, «Так вот оно: отсутствие враждебно» и «После похорон». Большая часть стихов были совершенно темными - потоком бессвязных ассоциаций. Об этом написал литературный критик Сирил Коннол- ли (Cyril Connolly), отмечая, что техника Томаса осталась прежней, но книга лишена вдохновения, искусственная.
Отчасти неуспех книги можно связать и с тем, что началась война.
У Дилана возникла новая забота. Он очень боялся призыва, необходимо было найти возможность получить какую-нибудь работу, которая обеспечила бы ему службу «на гражданке».
В результате Дилану удалось получить белый билет. Он явился на медосмотр в таком похмельном состоянии и так кашлял, что его освободили.
Дилан психологически не вырос, ему и в голову не приходило стыдиться своего поведения, он вернулся в Лохарн в праздничном настроении - обманул, всех обманул!
И тогда же Дилану пришло приглашение приехать с семейством в поместье Джона Давенпорта (John Davenport) - бывшего боксера, бывшего поэта, мужа богатой женщины и покровителя искусств. В поместье жили поэты, музыканты, художники.
Тогда же Дилану впервые предложили писать тексты для радиопередач ВВС. Дилан начал регулярно ездить в Лондон и останавливаться у друзей.
Вел он себя, как всегда, безобразно. Причем уже нельзя было списать это поведение на детский инфантилизм. Он продолжал тащить, что плохо лежит. Один раз попытался забрать столовое серебро, но был пойман на месте преступления.
У Давенпортов кончились деньги, и веселая компания распалась. У Дилана с Кэйтлин опять не было дома. Пришлось снова жить у родителей. Дилан в очередной раз начал писать письма потенциальным благотворителям, объясняя, что деньги необходимы ему, чтобы снять жилье, и рассказывая о рабочих планах.
Именно в этот период поведение Дилана и Кэйтлин стало совершенно невыносимым. Ллевелин большей частью жил у матери Кэйтлин, а Дилан с Кэйтлин наезжали в Лондон к друзьям. Впрочем, иногда и с маленьким Ллевелином.
Являлся к кому-нибудь с Кэйтлин и Ллевелином - вечером на такси - и не прогонишь, и за такси приходилось платить. Пьяный справлял нужду в чужой гостиной. Книги ценные воровал и продавал. Чужую швейную машину в ломбард понес, правда, владелица на улице его встретила и остановила. Кидал окурки на пол, падал пьяным с лестниц, не выполнял обещаний, пропадал, не предупредив, клянчил деньги у кого ни попадя...
Таков способ жизни Дилана с Кэйтлин во время войны. Но самое удивительное, что как раз тогда Дилан нашел серьезную работу. Его взяли сценаристом в «Strand Films». Алкоголиком Дилан не был. На службе всегда был совершенно трезв. Напивался и буянил по вечерам и не писал стихов - некогда было.
Правда, в августе 1942 года Дилан и Кэйтлин наконец сняли жилье в Челси. С крыши в дождь капало, но все же у них теперь была собственная комната с кроватью, столом и книжной полкой.
3 марта 1943 года у Дилана и Кэйтлин родилась дочка Аеронуи. Как и при рождении сына, Дилан в это время исчез, в больницу зашел один раз, а когда Кэйтлин вернулась домой, то обнаружила грязь и горы немытой посуды. Вечером появился Дилан с приятелями - вдрызг пьяный.
Кэйтлин не ушла от Дилана в это время, скорее всего, из-за влюбленности в дочку, похожую на крошечную копию Дилана, и из-за необходимости о ней заботиться.
Над дочкиной кроваткой развернули зонтик, чтоб на нее не капало в дождик.
Несмотря на все эти заботы, по вечерам Кэйтлин вместе с Диланом отправлялась по пабам в поисках любимых напитков, которые в войну было не так-то легко найти.
Естественно, сценарии документальных фильмов военного времени, часто достаточно примитивных и пропагандистских, не увлекали Дилана. Однако работал он, как ни странно, добросовестно. Время его делилось между работой и выпивкой, но эти две стороны жизни никогда не смешивались. А кинематограф, как таковой, его увлек. Ему очень хотелось принять участие в создании полнометражных художественных фильмов.
В начале 1944 года, когда бомбардировки Лондона опять стали настойчивыми, Дилан и Кэйтлин перебрались из Лондона в небольшой коттедж в Сассексе. Дилану там было скучно, он наведывался в Лондон несколько раз в неделю.
В июле они перебрались в Уэльс к родителям Дилана, которые к тому времени жили уже не в Суонси, а в небольшой деревушке неподалеку, так как отец Дилана вышел на пенсию.
Дилан опять начал писать. Он закончил «Похоронную церемонию после воздушного налета». Работал над «Видением и молитвой» и «Стихами в октябре». Эти обе вещи показывают, что Томас перевернул новую страницу. Они ясные, даже прозрачные. «Стихи в октябре», если б не, как всегда у Томаса, ярчайшие ассоциации, можно было бы назвать вещью автологичной. По словам Вернона Уоткинса, Дилан начал писать это стихотворение в 1941 году, к своему 25-летию. А в 1944 ему было уже почти тридцать.
Вполне возможно, что этой найденной простоте способствовала работа над сценариями. Дилан никогда не был равнодушен к возможности общаться при помощи стихов. Он всегда считал, что стихи надо читать вслух. Возможно, что освоение нового сценарного языка, с его некоторой прямотой, подало Дилану мысль о том, что прямота в стихах тоже может способствовать тому, что он сможет более внятно донести то, что он хочет сказать.
В сентябре Дилан и Кэйтлин с детьми перебрались наконец в собственное жилье - сняли маленький домик возле городка Нью-Куэй (New-Quay). У самого моря. С сортиром на улице.
Жизнь продолжалась, в общем, такая же как всегда. Наезды в Лондон, подписание контрактов о подготовке книги, фильма или радиопередачи с тем, чтоб потом не сдержать слова, не уложиться в срок, просто не сделать. Но зато если уж передача выходила в эфир, отзывы на нее бывали самые благоприятные. С выпивкой, с ссорами. Обычная жизнь.
Еще до окончания войны, у Дилана возникла мысль или мечта - добраться до Америки. Ему казалось, что уж там-то он разрешит все свои вечные материальные проблемы и мечтал о турне по университетам с лекциями и чтением стихов.
