VIII. «Я побежден. Усилия напрасны…»
Я побежден. Усилия напрасны
Тебя забыть. Бежать — уже невмочь…
Зачем, зачем была ты в эту ночь
Такою милой, нежной и прекрасной?
Довольно мне обманывать себя
И петь других цевницею притворной.
У ног твоих я распростерт, покорный…
Душа горит, страдая и любя.
Зачем огонь питаю безнадежный?
Ты — не моя, другого любишь ты,
Верна ему… Но тайные мечты
Влекут к тебе, задумчивой и нежной.
Ведь ты, что ночь, внимательней ко мне,
Ты говоришь со мной без принужденья,
И сладостное длится обольщенье,
В сиянье звезд, в полночной тишине.
Безумный сон, безумное мечтанье!
Все говорят, что нежно, навсегда
Его ты любишь. Боже мой! Куда
Влечет меня твое очарованье?
…………………………………………
Таился я. Но зорким взором видит
Любовник твой, как вяну я в тиши.
Он подозрителен, и в глубине души
Давно меня клянет и ненавидит.
Ищу тебя наперекор судьбе,
Ужасный путь отныне избран мною.
Ужель проститься с жизнью молодою
Там — ночь и смерть. Скорей, к тебе, к тебе!
Как скоро ты прошла и отшумела,
Любви прекрасная весна!
Пустеет сад, и скрылась Филомела,
Все ночи певшая у моего окна.
Всё, всё прошло. И рощи молчаливы,
И пруд заглох. На берегу один
Корзину из прибрежной ивы
Плетет убогий селянин.
Уже мороз сребрит скудеющие долы,
И от селений синий дым
Восходит ввысь. Поют; поют Эолы
По рощам золотым.
Молчи, душа, молчи! Любови,
И песен, и ночей прошла пора.
Пустынны небеса. Сверкает пруд. В дуброве
Гудят удары топора.
Морозен воздух, звуки гулки…
О осень светлая, блести, блести!
Простите, томные полнощные прогулки!
И девы-розы, всё прости!
Где поцелуи, клятвы и измены?
Утех любви быстротекущий сон?
Увяли вы, цветы моей Климены,
В лесах шумит пустынный Аквилон.
Осень, здравствуй! Ты ли это,
Долгожданная, пришла?
В сердце льются волны света,
В сердце, как в вечернем море,
Улеглись прибои зла.
Режа длинными тенями
Злато бледное дубров,
Встали над пустыми днями
Очарованные зори
Зазвеневших вечеров.
Прикоснись к недавним ранам,
Поцелуем исцели!
Нежно-розовым туманом
Очаруй в померкшем круге
Холодеющей земли.
Голубой воды сверканье,
Зелень аира в пруду!
В этот холод и сиянье,
Как в объятия подруги,
Ранним утром упаду!
XI. «С деревьев сняв лучом янтарным…»
С деревьев сняв лучом янтарным
Две-три последние слезы,
Каким победно-лучезарным
Выходит солнце из грозы!
И струй заголубевших трепет,
По озаренным берегам
Листов новорожденный лепет,
Лягушьи трели, птичий гам,
И солнца под ветвями пятна,
И лиственная в рощах тень,
Всё — первозданно, благодатно,
И всё — как в оный первый день!
Всё ожило: где — щебет птичий,
Где песня раздалась в селе,
Где свежий след ноги девичей
На влажной впечатлен земле.
Не божьего ли вожделенья
Нисходит к смертным полнота?
Какая нега утоленья
Во всей природе разлита!
Извечным жалимый желаньем
То бог весенний, молодой
Насытил плоть соприкасаньем
И взгляд роскошной наготой.
Проникни в смысл знаменованья!
Пойми, что после гроз и бурь
Целительней благоуханье
И непорочнее лазурь.
XII. «Лазурью осени прощальной…»
Лазурью осени прощальной
Я озарен. Не шелохнут
Дубы. Застывший и зеркальный
Деревья отражает пруд.
Ложится утром легкий иней
На побледневшие поля.
Одною светлою пустыней
Простерлись воды и земля.
В лесу неслышно реют тени,
Скудея, льется луч скупой,
И радостен мой путь осенней
Пустынно блещущей тропой.
XIII. «Мороз, как хищник разъяренный…»
Мороз, как хищник разъяренный,
Спалил луга и листья сжег,
И гулок хруст новорожденный
Морозом скованных дорог.
И ярки дни, и ночи звездны…
Лишь розовый закат потух,
Зажглись пылающие бездны,
А лес опалый пуст и тух.
Когда придет палач природы,
Биенье жизни заглуша,
Всю широту своей свободы
Не в силах осознать душа!
XIV. «Сияньем, золотым и алым…»
Сияньем, золотым и алым,
Исходит запад. Я — один.
В вечерний час в лесу опалом,
Средь зачарованных вершин.
Чу! Детский крик и лай собаки
Донесся из деревни вдруг.
Донесся из деревни вдруг.
Разделен и малейший звук!
Мечта в былом без боли бродит,
И от хрустальной вышины
На сердце и на землю сходит
Очарованье тишины.
XV. «Мой милый дом, где я анахоретом…»[112]
Мой милый дом, где я анахоретом
Провел прошедшую весну!
Ужели этих дней, вдвоем с моим поэтом,
Я больше не верну?
Вот комната рабочая, в которой
Так мало я писал; вот спальня, где
Так мало спал; окно с закрытой шторой,
И шляпа легкая сереет на гвозде.
Обрывки писем и флакон зеленый
С Дикмаром ароматным. Как в бреду,
Всю ночь, безумный и влюбленный,
Рокочет соловей в березовом саду.
За прудом — холм, зеленая поляна,
Куда в жару на целый день
Любил я уходить с романом Флориана,
Где сладко нежила березовая тень.
О эта книжка малого формата,
Бумага серая и золотой обрез…
Шептал мне ветер, полный аромата.
Что мир идиллии воскрес.
Люблю мораль французской старой книги,
Забавы мирные кастильских пастухов,
Невинные любовные интриги
И на коре следы чувствительных стихов.
Люблю я имена Клоринды и Эстеллы
И злоключения пастушеской четы,
Гравюры тонкие: амур, точащий стрелы,
Под вязом — жертвенник, амфора и цветы.
Какие свежие, пленительные сказки!
Сначала непреклонный гнев отца,
Разлука… всадники и дама в черной маске,
И Гименей сопряг их верные сердца.
Нарядных рыцарей кортежи
Летят между холмов, и снова rive fleurie,
И завтрак на лугу: плоды и свежий
Творог и сыр, и танцы до зари.
И рыцари любви завидуют пастушьей,
Их добродетелям, трудам невинным их.
«Я с вами остаюсь, мои друзья. Под грушей
Я мирно проведу остаток дней моих».
…………………………………………..
Как сладко слиться с жизнью древней,
Когда за окнами — весна!
Но солнце меркнет. Из деревни
Несется песня, сладостно грустна.
Простите все! с остывшим чаем
Напрасно ждет меня поэт;
Животворя листы, Каменою венчаем…
Часы бегут, меня всё нет.
И лишь, когда бледнело полнолунье
И дали становились розовей,
Со вздохом старая ворчунья
Мне отворяла дверь… и плакал соловей.
Неужели я снова
В этих березовых рощах?
Снова сияет майское солнце,
Склоняясь над розовым полем.
Пахнет аиром,
И плакучие прибрежные ивы
(Милые! Милые! Те самые!)
Без движенья дремлют над прудом.
Заглохла березовая аллея,
С гнилым мостиком над канавой, —
Где мы жили вдвоем
— Я и соловей —
И оба любили,
И оба пели песни.
Но он был счастливее меня,
И песни его были слаще.
Вот и маленькие друзья мои
Толпятся на берегу,
И один из них,
По колено погрузившись в воду,
Прячет в аире плетеную вершу.
Снова начинаются привычные разговоры:
Отчего перевелась рыба,
Оттого ли, что пруд зарос аиром,
Или оттого, что колдун заговорил рыбу.
Вот уж бледно-золотая заря
Угасает над лесом.
Ведра девушек звенят у колодца,
И листья деревенских черемух и яблонь
Девственно зеленеют
На нежно-розовом небе.
Снова аир, весна и колодезь,
И заря… отчего же мне хочется плакать?
Отчего мне так грустно,
Так грустно?
