Тишина
Пусто, холодно, одиноко,
И не радует хмель вина.
Почему так судьба жестока,
Ухожу я в режим «тишина».
Пальцы сжаты в кулак до боли,
В голове только мысль одна.
Не сорваться бы, не позволить,
Ухожу я в режим «тишина».
Одиноким выть волком буду,
Теперь стая мне не нужна.
Дайте время, я может забуду,
Ухожу я в режим «тишина».
Переборки и люки задраены,
Вот и бездна уже видна.
Напоследок бы крикнуть в отчаянии,
Я ушёл — мой режим «тишина»!
Нервы натянуты тонкой струной
Чуть прикоснись и возможен разрыв.
Волк одиночка с подругой луной,
Загнаны в угол, готовят прорыв.
Когти на лапах — каждый как меч,
Резать готовы и рвать до крови.
Взгляд — огоньки затухающих свеч,
Только бы знать где враги, где свои.
Будет работа теперь для клыков,
Некуда больше назад отступать.
Лучше погибель чем тяжесть оков,
В угол, зря волка решили загнать.
Вот он, подходит решающий миг,
Время застыло, бьёт сердце виски.
В вой превратится загонщика крик,
Нервы взорвутся от серой тоски!
Фотография, чёрно-белая.
Не сравнится с портретом иным.
Но по своему, искренне-смелая.
От неё чем-то веет родным.
С виду просто всё, не затейливо.
Только чёрный и белый цвет.
Словно ангела образ и тень его.
Образ тот, что так ждал много лет.
Никогда и подумать не смел бы я.
Что вернёт мои чувства весне,
фотография, чёрно-белая.
Та, что видел сегодня во сне…
Я устал от зимы, надоела.
Утомил уже снег, даже иней.
Как бы сладко метель мне не пела.
Я устал, от прямых её линий.
Все капризы её, надоели.
Гололёд и ночные морозы…
Жду я музыку первой капели.
Потекут тогда зимние слезы.
Снег растает ершистый, колючий.
Наполняя собою ручьи.
Отступай зима, хватит, не мучай.
Помолчи зима, помолчи…
Я не верую в Господа Бога,
Да и в Чёрта я веры нейму!
Знаю, гибельна эта дорога,
Но меняю я крест на суму!
По разбитой, истоптанной зверем,
В проповедных, гниющих плевках.
И не в Бога, не в Чёрта не веря,
По дороге пойду в кандалах!
Пусть гремят мои ржавые цепи!
Нарушая загробный покой.
В полумраке а не в полусвете,
По дороге, и только прямой!
Не сгибаясь под ветром, упрямо.
Шаг за шагом и только вперёд!
Мимо истинно лживого храма,
Там где в стадо сгоняют народ!
Пусть одежды мои обрывают,
Лапы чёрных, умерших ветвей.
Пусть святоши к себе зазывают,
Маяками слепых фонарей.
Не сверну я, не ждите, не стоит!
Не услышу я ваше нытьё.
Мне глаза, ваша ложь не откроет,
У меня теперь вера в своё!
Пусть не мытое, рваное, битое!
Без улыбки растянутых губ.
Приведёт меня, всеми забытое,
В старый, русский, покинутый сруб!
Вы когда нибудь видели солнце,
Свет, которого ярче в сто крат…
А озёра — прозрачные донца…
Среди белого дня звездопад?
Может вам приходилось напиться
родниковой воды, как хрусталь?
Белым облаком нежно укрыться,
И вдыхать необъятную даль?
Нет… вы не видели яркого солнца,
И озёр не встречали таких.
Пили воду вы только с колодца,
И влюблялись вы тоже, в других!
Мне же, знаю, судьба улыбнулась,
Приоткрыла заветную дверь.
Жарким пламенем солнце коснулось,
И пусть буду я, пеплом теперь!
Бурлящим потоком расплавленной стали,
Стремится река не жалея огня.
Спасётся кто-либо в реке той, едва ли,
Придёт и мой срок, заберёт и меня.
Свинцовые вина за плещут в бокалах,
Зловонные яства на стол подадут.
Танцовщицы ада, как свечки на скалах
То вспыхнут огнём, то во тьме пропадут.
Заблеют все разом хвалебные оды,
Скрипящие глотки и чёрные рты.
Со всей приисподни сойдутся уроды,
Принять новобранца в свои же ряды.
Согреют в смоле, заполняя всё смрадом
Сгораемой кожи из тысячи тел.
Останется только срастись кровью с адом
Гореть в нём на вечно мой грешный удел.
Тихо, ковыль не шелохнётся.
И в небе птицу не увидишь, нет.
В станицу мало кто живым вернётся,
Им было по шестнадцать лет.
Юнцы, в романтике военной,
Не видели той грязи что вокруг.
Была уверенность у них лишь несомненной,
Что вот они-то победят не вдруг.
Каждый мечтал, вернутся после боя,
И встретить на балу мадмуазель.
Вскружить ей голову рассказами героя,
Смущённо поправляя всё шинель.
Но то мечты, в реальности другое,
Война не дарит шансов ни кому.
И неподвижно, тело молодое,
Лежит в степи, как в родовом дому.
Кадетский корпус, стройными рядами,
Под барабанов дробь, ложится под свинцом.
В лучах горят погоны вензелями…
Им Тихий Дон стал домом и отцом.
Забери меня туман,
Упаду в траву росою.
Напою степной бурьян,
Каждой капелькой, собою.
Забери меня ковыль,
В серебристый омут шёлка.
Пусть уйду потом я в пыль,
Ветер, пыль поднимет ловко.
Забери меня ручей,
Я к реке найду дорогу.
Сотни солнечных лучей,
Испарят мою тревогу.
Забери меня песок,
Я песчинкой твоей стану.
Видно выпал и мне срок,
Ближе быть, к степи,
К бурьяну…
Теперь осталась только жалость,
Других эмоций больше нет.
А может раньше лишь казалось…
Что в этом взгляде неба свет.
Вдруг проявились недостатки,
Изъяны стали вдруг видны.
А в памяти кружат остатки,
Большой и чувственной весны.
Закат сменялся в миг рассветом,
А нам казалось, час прошёл.
Теперь ушло всё, бродит где то,
Покой на сердце снизошёл.
Теперь всё стало безразличным,
Ни чувств, ни страсти… ни чего…
И как то сразу стал привычным,
Рассветный луч для одного…
Туман как водится растаял,
В траву росою он упал.
И точку он во всём поставил,
Сказал… забудь… как и не знал.
Забыл, и вспоминать не смею.
Нет в сердце грусти ни о чём.
Есть только жалость, Вас…
Жалею…
Но мне не жаль, не видеть нас…
Вдвоём…
У времени нет власти над тобою…
У времени нет власти над тобою,
Бессильно время, мимо проходя.
Хранима ты Венерою самою,
Твой ярче свет горит день ото дня.
Тревоги снов, судьбы невзгоды
Уходят, по дороге пыль клубя.
И годы, прочь уходят годы…
Как только взглядом нахожу тебя.
Несчастен тот, кто красоты не видит,
В твоих бездонных, голубых глазах.
Не видя света, в сумраке он сгинет,
Бедняги сердце не покинет страх.
Блажен безумец, что тобой пленённый,
В лучах твоих, сгорающий дотла.
Застывший словно камень изумлённый,
Познал он свет, и отступила мгла.
Лучи твои испепелят глазницы,
Заноет сердце лютою тоскою.
Лишь красоте твоей неведомы границы
У времени, нет власти над тобою!
Отпускаю тебя, любовь…
Ты голубкой лети к другому.
Повторяю я вновь и вновь,
Сердцу раненому, больному.
Ты вольна, ты свободна — лети!
Взмах крыла, и любви больше нет.
До тебя мне теперь не дойти,
Далека ты, растаял уж след.
Улетай же голубка моя…
Мы с тобой уже не по воркуем.
Стану вороном чёрным я,
И друг друга мы скоро забудем.
Быть мне вороном триста лет,
Ты же голубем будешь вечно.
В облаках нам не встретится, нет
Птичья жизнь сложена безупречно.
Улетай же голубка, лети…
В голубиную, белую стаю.
Пусть не будет преград на пути,
Ну а я, к воронью улетаю…
