Юргис Балтрушайтис - Горная тропа

В ярости бурь, в океане,
Старец ceдой у руля
Держит в бестрепетной длани
Жребий и бег корабля…

В строгом служении дали,
Вечны в случайности дней
Древние пальцы из стали,
Пламя под снегом бровей…

В беге сквозь пену, сквозь брызги,
Взрытые синею тьмой,
Строен в их свисте, в их визге,
Кормчий глухой и немой…

Только в смятении диком
Вскинутых к небу валов
Чудится, слитый с их криком,
Хохот проклятья без слов,

Волею, с бурей союзной,
Мчит молчаливый Старик
Утлый, громоздкий и грузный,
Дрожью охваченный бриг,—

Мощью, не знающей меры,
В море, не знающем дна,
Гонит Он трепет Галеры
К берегу мира и сна…

В древнем храме Жертвы вечной,
     Пред волхвом седым,
Ярко пламя, бесконечно
     Реет легкий дым…

Точно зыбкий и ленивый
     Бег часов и лет,
Льются синие извивы,
     Зыбля тьму и свет…

Миг и век, струй святая
     Длит свой ток живой,
Строясь к солнцу, рея, тая,
     Слившись с синевой…

Носит в пламя Жрец упорный
     Смолы и елей,
Воск и чаши крови черной,
     И цветы полей…

В древнем храме вечной Дани,
     Точно зыбь в волне,
Тает плоть, теряя грани
     В жертвенном огне…

Реет пламя, неустанно
     Зыбля свет и тьму,
Завершая мир, венчанный
     В жертвенном дыму…

Брожу опять по старым ступеням
     И — только в миг иной —
Шепчу привет и свету и теням,
В далекий день мелькавшим предо мной…

Как новый сон, воскресла явь в былом,
Сплетая жизнь, ее покой и спор
В таинственный, таинственным жезлом
     Начертанный, узор…

И явен в часе жребий дней и лет,
     И меря вновь их дрожь,
Я узнаю, что гроба в мире нет,
И чувствую, что призрак смерти — ложь…

Как лик луны средь бега облаков,
Пылая, хмурясь, зыбок миг во мне,
Но дремлет быль в бессмертии веков,
     Как новый цвет в зерне…

Из вихря в вихрь, в просторе ледяном
     Скользит мой дух живой,
И я на час, на явь, что будет сном,
Беспомощно качаю головой!

Час — как легкая стрела…
Миг в нем — будто взмах крыла…
Вспыхнул свет, и снова мгла!

Ярки искры, век их мал!
Взрылся лист, что вихрь сорвал,
Покружился и — упал…

Час забвенья и беда,
Бег их, след их, череда —
Как на мельнице вода…

Хлынул вал, ударил в грудь,
Ослепил, и снова в путь,
Не успеешь зачерпнуть!

Как бы ни был сон глубок,
Оскудеет в малый срок —
Размотается клубок…

Как средь зыби бытия,
К солнцу взрытая струя,
Распадется жизнь моя!

В безбрежность дня
Один плыву —
В кольце огня,
Сквозь синеву!

В лихих валах
Дороги нет…
Их зыбкий прах
Замел мой след…

Весь с мигом слит,
Мой легкий челн
Легко скользит
По воле волн…

Рассветный хмель
Над синей тьмой,
Моя свирель
Да жребий мой,—

Да гордый ум
Вне смертных уз,
Да прихоть дум —
Вот весь мой груз!

Простор валов,
Их зыбкий снег —
Мой верный кров
И мой ночлег…

Все — свет, покой
В моем кругу,
И дым людской
На берегу!

Текут, текут песчинки
В угоду бытию,
Крестины и поминки
Вплетая в нить свою…

Упорен бег их серый,
Один, что свет, что мгла…
Судьба для горькой меры
Струю их пролила…

И в смене дня и ночи,
Скользя, не может нить
Ни сделать боль короче,
Ни сладкий миг продлить…

И каждый, кто со страхом,
С тоской на жизнь глядит,
Дрожа над зыбким прахом,
За убылью следит,—

Следит за нитью тонкой,
Тоской и страхом жив,
Над малою воронкой
Дыханье затаив!

Жизнь мельницы в движенье вихрь приводит,
     А смертный жребий — боль…
Блажен, кто в ней, служа судьбе, находит
Свой скудный хлеб и соль!

Весь мед цветка в свой дом пчела уносит,
     А цвет души — любовь…
Блажен, кому она свой трепет бросит
В пустынный дух и кровь…

Над бездной ночи властвует зарница,
     А сердцем правят сны…
Блажен, блажен, чья полночь осенится
Сверканьем их волны…

Пучину вод приход весны вскрывает,
     Глубь мира — горечь дум…
Блажен, кто снег познанья призывает
На праздный жар и шум!

Спят вечные горы… И немы
Их выси… И строен их ряд…
Лишь ярко их снежные шлемы,
Забрала и копья горят…

И молкнет в лазурном их дыме
Весь трепет долинный и гул…
И полдень, раскрытый над ними,
В их раме зубчатой уснул…

Лишь плавно, цепляясь за кручи,
Где строит свой храм тишина,
Плывут, чередуются тучи,
Как звенья их белого сна…

И в область томленья и пени,
К nopory тревоги людской
Нисходят их строгие тени,
Их светлая тишь и покой…

И в мире бессменной недоли
Я снова молюсь бытию,
И клятву безропотной боли
Безмолвным вершинам даю…

Жертву живую
Ведут к алтарю…
В сумрачном храме
Не я ли горю!

Грозно мелькает
Сквозь жертвенный дым
Древняя жрица
Со взглядом седым…

Тянется к жертве
Костлявой рукой —
Горестный камень
Ждет крови людской!

Мечется пламя
И блещет, дрожа,
Алым пыланьем
На стали ножа…

В храме пустынном
Безмолвен и строг,
Каменноликий,
Неведомый Бог…

Зарево Смерти
Над зыбким огнем
Красной улыбкой
Пылает на Нем…

Жребий свершился,
И глухо легла,
Жизнь замыкая,
Великая мгла…

Смерклось, и в храме
Таинственно пуст
Жертвенный кубок
У каменных уст!