ПОЭТ
Белым полем шла я ночью,
И странник шел со мной.
Он тихо сказал, качая
Белоснежной головой:
— На земле и на небе радость —
Сегодня Рождество!
Ты грустна оттого, что не знаешь, —
Сейчас ты увидишь его.
И поэт прошел предо мною,
Сердцу стало вдруг горячо.
И тогда сказал мне странник:
— Через правое взгляни плечо.
Я взглянула — он был печальный,
Добрый был он, как в стихах своих,
И в небе запели звезды,
И снежный ветер затих.
И опять сказал мне странник:
— Через левое плечо взгляни.
Я взглянула. Поднялся ветер,
И в небе погасли огни.
А он стал злой и веселый,
К нему подползла змея,
Под тонкой рукой блеснула
Пятнистая чешуя.
Год прошел и принес с собою
Много добра и много зла,
И в дом пять, по Преображенской,
Я походкой робкой вошла:
Низкая комната. Мягкая мебель,
Книги повсюду и теплая тишь –
Вот сейчас выползет черепаха,
Пролетит летучая мышь.
Но все спокойно и просто,
Только совсем особенный свет:
У окна папиросу курит
Не злой и не добрый поэт.
Что будет, Господи, теперь?
А сердце бьется глухо-глухо,
Егоровна стучится в дверь,
И отворяет ей старуха,
Кивнула вещей головой
И говорит: — Иди за мной!
Взъерошенная кошка
Вскочила на окошко.
Они уселись у огня.
– Печалит что тебя, сударка?
– Муж бросил для другой меня,
Сапожник он, а я кухарка.
С тех пор прошло уж десять лет,
А для меня всё счастья нет.
Грызет меня досада:
Вернуть его мне надо.
– Ну, что же? Маленький разлад.
Позволь-ка рублик для начала. –
В стеклянный шар вперяя взгляд,
Старуха быстро зашептала:
– Я вижу треугольник, круг,
Вот ты, а вот и твой супруг.
Лишь не теряй терпенья,
Вернется муж в Крещенье.
И хорошо всё будет вновь,
Удачлива твоя планета:
Узнаешь радость и любовь,
Коль три исполнишь ты совета.
Егоровна пришла домой,
Кряхтит за печкой домовой,
В углу горит лампадка,
На сердце сладко-сладко.
И вовсе ей не жаль рубля,
Рубля для мужа мало,
Вот пикового короля
Она средь карт сыскала.
Протяжно тикают часы,
Топорщит таракан усы
И прячется за гири,
И бьют часы четыре.
На карту дунула она
И к маятнику прицепила,
Чтоб муж, помаявшись без сна
Вернулся бы к жене постылой.
Раскачивается король.
— Ах, скоро муж узнает боль,
И скуку, и тревогу.
Найдет к жене дорогу.
Но в этот день сгорел пирог,
К жаркому не было салата,
Клялась кухарка: – Видит Бог,
Я, барыня, не виновата. –
Сердита барыня с утра:
– Вам отказать давно пора!
Кухарка шепчет, плача:
– От карты неудача.
Молящимися полон храм
Архистратига Михаила.
С тоской взглянув по сторонам,
Егоровна свечу купила.
Рождается небесный царь,
Поют Рождественский тропарь
Угрюмые монахи…
Идет кухарка в страхе
В притвор, где нарисован ад,
И ставит вверх ногами свечку
Тому, кто черен и рогат
И грешников сажает в печку.
Ему кладет земной поклон,
Но к ней бегут со всех сторон:
– Ах, ведьма, вон скорее!
Не то дадим по шее.
А время всё идет-идет,
Не зная промедленья.
Отпраздновали Новый год,
Настал канун Крещенья;
Давно уж съедена кутья,
Легла господская семья.
В людской темно и жарко.
Во двор спешит кухарка.
Чернеет ночь, белеет снег,
Крещенская крепчает стужа.
Ночной проходит человек,
Вот, наконец, и домик мужа.
И потихоньку, словно вор,
Прошла Егоровна во двор…
К стене бревно приперто:
Уж это дело черта.
Егоровна, как будто зверь,
По нем ползет всё выше, выше.
Внизу скрипит входная дверь.
Егоровна дрожит на крыше.
Но нет, повсюду тишина.
И крикнула в трубу она:
– Зачем жену оставил?
Вернись к супруге, Павел!
Ползет, споткнулась о карниз,
Не удержалась и с размаха
На камни полетела вниз,
Крича от боли и от страха.
Она сломала три ребра.
Ах, не дожить ей до утра
И не увидеть мужа!
Всё злей и злее стужа.
Чу… Скрипнул снег. Еще. Шаги:
Шаги всё ближе и слышнее.
Кричит кухарка: — Помоги!
Сюда, скорей. Я коченею. —
Над ней склонился кто-то вдруг,
Она глядит: пред ней супруг.
— Ой! — и душа из тела
Навеки улетела.
«Окрепли паруса. Отрадно кораблю…»
Окрепли паруса. Отрадно кораблю
Плыть к золотому краю.
Но для чего мне плыть, когда я так люблю,
Люблю и умираю?
– Нет, чувства этого любовью не зови,
Ещё лукавить рано.
Ещё живёт рассказ о смерти и любви
Изольды и Тристана.
«Под окном охрипшая ворона…»
Под окном охрипшая ворона
Глухо каркнула. Взошла луна.
Город спит. Ни шороха, ни звона.
И не сплю теперь лишь я одна.
И теперь тебе, я знаю, снится,
Что ты в комнате своей сидишь,
Смотрят со стены родные лица,
И тебя оберегает тишь.
Вот вхожу к тебе я рыжей кошкой,
Мягкою, пушистою, большой.
Вспрыгнула бесшумно на окошко,
Зорко наблюдая за тобой.
Как иголки, ранят злые взгляды
Немигающих зеленых глаз,
И ты знаешь, нет тебе пощады:
Все окончится теперь, сейчас.
Не уйти тебе от кошки рыжей –
С рыжей женщиной ты был жесток.
Вот я подползаю ближе, ближе,
Вот сейчас я сделаю прыжок!
БАЛЛАДА О ТОМ, ПОЧЕМУ ИСПОРТИЛИСЬ В ПЕТРОГРАДЕ ВОДОПРОВОДЫ
В контору Домкомбеда
Является едок.
«Зашел я вас проведать.
Нельзя ли ордерок.»
– «Вот, гражданин хороший,
Вы распишитесь тут,
А ордер на калоши
Сейчас вам принесут».
Он подписал с начала,
Потом не стал читать,
Но в памяти застряла
Огромная печать.
Идет гулять, погожий
Похваливая день;
Как вдруг кричит прохожий:
«Вы потеряли тень».
Едок в оцепененьи:
«Ах! Буду я в аду:
Коль человек без тени,
То с чертом он в ладу».
Сошлась народу сила.
Глядят на едока,
И ордер уронила
Дрожащая рука!
Бежит он, что есть мочи,
Торопится домой.
С тех пор и дни, и ночи
Он бродит сам не свой.
И дом родимый тошен,
И с близкими разлад,
А новые галоши
Насмешливо блестят.
Едок таит заботу,
И молчалив, и тих,
Как вдруг в одну субботу
Его уносит тиф.
Вдова лежит, рыдая,
Не в силах слез унять.
– «Сходи в Комбед, родная, –
Советует ей мать.-
Возьми там разрешенье
На гроб и три свечи,
На вынос, погребенье –
О всем похлопочи».
Контора очень близко,
Но заперт Домкомбед,
И на дверях записка:
«Приема в праздник нет.»
Но председатель Громан
Живет в квартире два,
И, может быть, он дома!
К нему идет вдова.
Как видно, председатель
Был дома очень прост:
Сидит в цветном халате,
Расчесывает хвост.
«Спасите! Злая сила!
Рассыпься. Сатана!»
И с воплем закрестила
Нечистого она.
Он стал белее снега;
Разинув дико рот,
Взревел и вдруг с разбега
Вскочил с водопровод.
Из крана пламя пышет,
От грома дрогнул дом
Весь от земли до крыши,
И смолкло все кругом.
Но с той поры на годы
Нам не избыть беды:
Хоть есть водопроводы,
Но нет и нет воды.
