1906–1908
Снова солнце взошло, вновь поникло за лес,
День прошел, и не видел я света;
День да ночь, сутки прочь — и ни знака с небес,
Ни привета.
И на западе снова клубятся пары,
Громоздятся чудовища-тучи —
Что там? зиждет миры или рушит миры
Некто дивно-Могучий?
Нет, не зиждутся там и не рушатся там
Ни миры, ни дворцы, ни престолы:
То свой пепел струит по земным наготам
Серый вечер бесполый.
И шепчу я: в заботах о вашем гроше
Своего не сберег я червонца… —
И встает Асмодей и хохочет в луче
Уходящего солнца.
1907
Быстро кончен их траур: отряхнулись и встали...
I.
Быстро кончен их траур: отряхнулись и встали,
Я сажуся на землю.
Голова моя в пепле, на ногах нет сандалий,
Молча жду я и внемлю.
Не могу я молиться у безмолвного храма,
Здесь мольбы мои стынут:
Еще храм их не рухнул, еще высится прямо,
Но он Богом покинут.
В сердце траур тяжелый, в сердце черная дума,
Те проходят, не чуя;
И сижу, без сандалий, одиноко, угрюмо,
Жду конца и молчу я.
II.
И когда я погибну в вашем брошенном храме,
Захлебнусь в моей злобе —
Пусть умру средь молчанья: не пятнайте слезами
Мою память во гробе.
Семь пожаров Геенны, что прошел я при жизни,
Пусть найду и в могиле,
Лишь бы худшей из пыток — вашим плачем на тризне
Вы меня не казнили.
Дайте гнить без помехи, глядя мыслью бессонной,
Как гниете вы сами,
И обглоданной пастью хохотать о бездонной
Вашей муке и сраме…
1908
… И будет, когда продлятся дни, от века те же...
… И будет,
Когда продлятся дни, от века те же,
Все на одно лицо, вчера как завтра,
Дни, просто дни без имени и цвета,
С немногими отрадами, но многой
Заботою; тогда охватит Скука
И человека, и зверей. И выйдет
В час сумерек на взморье погулять
Усталый человек — увидит море,
И море не ушло; и он зевнет.
И выйдет к Иордану, и увидит —
Река течет, и вспять не обратилась;
И он зевнет. И в высь подымет взоры
На семь Плеяд и пояс Ориона:
Они все там же, там же… и зевнет.
И человек, и зверь иссохнут оба
В гнетущей Скуке, тяжко и несносно
Им станет бремя жизни их, и Скука
Ощиплет их до плеши, обрывая
И кудри человека, и седые
Усы кота.
Тогда взойдет Тоска.
Взойдет сама собой, как всходит плесень
В гнилом дупле. Наполнит дыры, щели,
Все, все, подобно нечисти в лохмотьях.
И человек вернется на закате
К себе в шатер на ужин, и присядет,
И обмакнет обглоданную сельдь
И корку хлеба в уксус, и охватит
Его Тоска. И снимет свой чулок,
Пролипший потом, на ночь — и охватит
Его Тоска. И отхлебнет от мутной
И тепловатой жижи — и охватит
Его Тоска. И человек и зверь
Уснут в своей Тоске, и будет, сонный,
Стонать и ныть, тоскуя, человек,
И будет выть, царапая по крыше,
Блудливый кот.
Тогда настанет Голод.
Великий, дивный Голод — мир о нем
Еще не слышал: Голод не о хлебе
И зрелищах, но Голод — о Мессии!
И поутру, едва сверкнуло солнце,
Во мгле шатра с постели человек
Подымется, замученный тревогой,
Пресыщенный тоскою сновидений,
С пустой душой; еще его ресницы
Опутаны недоброй паутиной
Недобрых снов, еще разбито тело
От страхов этой ночи, и в мозгу
Сверлит еще и вой кота, и скрежет
Его когтей; и бросится к окну,
Чтоб протереть стекло, или к порогу —
И, заслоня ладонью воспаленный,
Алкающий спасенья, мутный взор,
Уставится на тесную тропинку,
Что за плетнем, или на кучу сору
Перед лачугой нищенской, — и будет
Искать, искать Мессию! — И проснется,
Полунага под сползшим одеялом,
Растрепана, с одряблым, вялым телом
И вялою душой, его жена;
И, не давая жадному дитяти
Иссохшего сосца, насторожится,
Внимая вдаль: не близится ль Мессия?
Не слышно ли храпение вдали
Его ослицы белой? — И подымет
Из колыбели голову ребенок,
И выглянет мышенок из норы:
Не близится ль Мессия, не бренчат ли
Бубенчики ослицы? — И служанка,
У очага поленья раздувая,
Вдруг высунет испачканное сажей
Свое лицо: не близится ль Мессия,
Не слышно ли могучего раската
Его трубы…
1908
Бежать? О, нет! Привык у стада...
И сказал Амассия Амосу: Провидец, беги!..
(Амоса, VII, 12).Бежать? О, нет! Привык у стада
Я к важной поступи вола:
Мой шаг тяжел, и речь без склада
И, как секира, тяжела.
Мой пыл угас, и в сердце холод,
Но не на мне за то позор:
Не встретил наковальни молот,
И в гниль обрушился топор…
Что ж, покорюсь Судьбе решенной,
Свяжу мой скарб, стяну кушак
И прочь пойду, цены поденной
Не заработавший батрак.
И будут рощи мне подруги,
И будут долы мой приют,
А вас — а вас лихие вьюги,
Как сгнивший мусор, разметут…