12 Взыгрались наподобие блестящих драконов.
13 В литературе, начиная с Конфуция, наблюдают торжество то слова, то субстанции жизни. Нехорошо, когда одно преобладает над другим. И только светлая гармония обоих создает благородство и красоту.
14 "Отсечь" из ученой традиции несущественное и вредное, "передать", ничего не сочиняя, о лучших заветах древности - вот смысл и процесс литературно-моральной деятельности Конфуция, Ли Бо берется за то же самое, как бы продолжая дело учителя.
15 Ученик Конфуция говорит про него: "...Если даже я истощу все мои силы, все же - словно что-то предо мною возвышается. Хотел бы идти за ним нет пути".
16 "Кисть (вернее палочку, обмокнутую в лак) оторвал" от летописи своей Конфуций при известии о поимке зверя (Ци)линя, в котором он увидел знамение погибели своего учения и своей смерти. Ли Бо, по-видимому, хочет сказать, что он, как Конфуций, желает творчески дописать историю своих дней, кончив рукопись перед самой смертью.
Эта смелость, неслыханная дерзость со стороны Ли Бо приравнять себя к Конфуцию осуждается лишь немногими писателями. Большинство же видит в этом его исповедании своего credo "решение дела поэтов всех времен" и считает этот шаг ведущим к упрочению его славы корифея Танской поэзии.
Станс IX
В этом стансе Ли Бо являет нам уже свой чисто даосский лик, превращаясь из исповедующего твердую, непоколебимую убежденность конфуцианца в тревожного перед лицом вечных вопросов скептика-даоса. Эти "пронизывающие жизнь слова" - любимая тема как самого Ли Бо, так и многих, многих поэтов, так что индивидуальности и здесь нет, надо искать ее в общей его огромной личности, объемлющей все для китайца того времени возможное.
1 В книге Чжуан-дзы (в конце гл. II), приписываемой мечтателю-мистику и отчасти философу Чжуан Чжоу (IV-III в.в. до Р. Хр.), читаем притчу, о которой говорится здесь: "Как-то раз Чжуану Чжоу снится, что он стал бабочкой. Порх-порх: бабочка и есть! Решил про себя: этого только мне и надо: я не знаю, что я - Чжоу!
Вдруг просыпаюсь: плотью-телом я Чжоу! И не пойму: Чжоу ли снится, что он бабочка, или же бабочке снится, что она - Чжоу.
Оказывается, Чжоу и бабочку надо различить... Вот что такое живая метаморфоза!"
2 Если в одном теле происходит непонятное, то тем паче во всем остальном мире, вещи и дела которого сильно отстоят от познающего их.
3 Горы Пын Лай - одна из трех областей бессмертных людей, находилась, по преданию, на острове среди Восточного Моря. Там все было, по словам попадавших туда смертных, необыкновенно: белые звери, белые птицы, золотые и серебряные чертоги. Этим именем называется ныне один из уездов восточной части Шаньдуна.
4 Некий Шао Пин при династии Цинь (255-206 до Р. Хр.) был сделан князем, но по свержении династии превратился в бедного обывателя и занялся огородничеством.
Станс XI
Еще одна из любимых у Ли Бо тем перехода от уныния, навеянного ничтожеством человека, к экстатическому устремлению в небесные выси, чем поэт отождествляет себя со сверхчеловеком типа, исповеданного у Чжуан-цзы.
Станс XII
В этом стансе вечная тема китайских поэтов, рисующая, как идеал, полную независимость гордого ученого и поэта от жизни с ее успехами и приманками. Тема эта очень древняя и, опять-таки, чисто даосского типа и духа, явно преобладающего над всем прочим в китайской поэзии.
1 Читаем у Сюнь-цзы, мыслителя и писателя III в. до Р. Хр.: "Персик и слива ярко красивы, но лишь на краткое время. Сезон пройдет - и пропали. Не то сосна и кипарис: они не опадут даже с зимой. Вот о ком можно сказать, что они достали свою правду".
2 Янь Гуан, по прозванию Цзылин (I в. по Р. Хр.), школьный товарищ Лю Сю. Когда последний захватил в 25 г. по Р. Хр. престол, основав вторую династию Хань, Янь, по примеру древних благородных людей, не терпящих никакого насилия и грабежа, изменил свою фамилию, свое имя, и скрылся от людей.
Император вспомнил о друге и, ценя его благородство, велел во что бы то ни стало его разыскать. Тогда из восточных владений донесли, что там, действительно, живет какой-то человек, который вечно одет в баранью шкуру, сидит и удит в болоте.
Император решил, что это и есть его друг Янь Гуан. Велел заложить хорошую повозку и послал нарочного пригласить Яня ко двору.
Три раза возвращался нарочный без всяких результатов. Наконец, Янь приехал. Ему отвели лучшее помещение, ему постлали лучшую постель, ему прислуживали высшие чины империи.
Наконец, его самолично посетил государь. Янь лежал себе и не подумал даже подняться. Государь подошел, хлопнул его по голому животу и сказал:
- "Ну, ну, Цзылин! Помоги же мне править народом!" Янь сделал вид, что спит, и не отвечал. Прошло некоторое время, прежде чем он, наконец, открыл глаза.
Посмотрел пристально на государя и сказал:
- "Древний царь Яо блистал своею доблестью, а, ведь, Чао Фу после подобного же предложения побежал мыть уши, в которые-де забралась нечисть. У ученого человека есть свои определенные идеалы, зачем на него наседать?"
- "Так, значит, мне так-таки тебя и не умолить?" - сказал государь; вздохнул, сел в колесницу и удалился.
Потом ему все же удалось затащить к себе Яня. Стали беседовать о том же, о чем говорили всегда, и незаметно провели и беседе весь день. Затем, ночью по-приятельски улеглись вместе на одной постели. Янь фамильярно положил государю на живот свою ногу.
На утро к государю вбегает главный астролог и доносит, что на императорское место покушается какая-то "гостья-звезда" (комета). Очень опасно!
- "Ничего,- смеялся государь, - это со мной спал, знаешь, мой приятель Янь Цзылин!"
Государь хотел назначить его цензором и советником, но склонить Яня к службе не мог. Тот ушел в горы Фучунь ("Богатой весны") и стал там пахать.
3 "Шесть сторон", т. е. четыре обычных, и еще небо с землей, как направления вверх и вниз.
Станс LVIII
В основе этого станса лежит вступление к "Оде бессмертной фее" поэта Сун Юй'я (IV в. до Р. Хр.), где читаем, что некий князь по смерти названный Сян, гулял с поэтом у гор Колдуньи (названных так за сходство с иероглифом У "колдунья"), где были развалины древней башни, над которой реяли и громоздились тучи, принимая самые причудливые формы.
- "Странные тучи, - сказал князь.- Что это такое?.."
- "Это, государь, так называемая утренняя туча". Один из прежних князей как-то здесь гулял, устал и днем уснул. Во сне ему явилась женщина.
- "Я, государь, - сказала она, - фея горы У, а здесь, в Гаотане, гощу. Прослышав, что Вы здесь гуляете, я хочу предложить Вам подушку и постель".
Государь ее осчастливил, а, когда уходил, то на прощание она еще сказала ему:
- "Я живу на солнечном склоне (Ян). Утром я - ранняя туча, вечером я иду дождем, и все время, каждое утро и каждый вечер, буду у подножия Солнечной Башни".
Князь посмотрел утром: так и есть. Тогда он построил ей дворец, назвав его "Дворцом ранней тучи".
В этом стансе тип поэтического иносказания, соединенного с тоской по поэтической древности. Государь Сюань Цзун (713-756), современник Ли Бо, увлеченный губительною страстью к наложнице, творит "безудержный блуд". Древнее исчезло, но пример не исчез. И там, где начинается чувственная поэзия, кончается призвание государя. От блуда государева страдает безответный простой народ.
ИЗ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ {*}
{* Воспроизводится по изданию: Ли Бо. Из четверостиший. Пер. с кит. "Восток". Кн. 5. 1925.- Прим. ред.}
Ван Чжао Цзюнь
Чжао Цзюнь коснулась седла из яшм.
На лошадь сев, плачет об алых щеках.
Нынешний день - дама из ханьских дворцов,
Завтрашним утром - наложница варварских стран.
Встретились
Встретил тебя среди красной пыли:
В высь руки, с плетью из желтого золота.
Тысячи входов среди повисших ив:
Твой дом в которой, скажи, стороне?
Тоска на яшмовом крыльце
Яшмовый помост рождает белые росы...
Ночь длинна: овладели чулочком из флера.
Уйду, опущу водно-хрустальный занавес:
В прозрачном узоре взгляну на месяц осенний.
Сянъянские песни
а. В Сянъяне, где шло веселье,
Пели, плясали "Белой меди копыта"...
- Стена у цзяна, крутят чистые воды;
Цветы, луна вводят меня в забытье.
б. Почтенный Шань, когда упивался вином,
Пьяный, без чувств сидел у Гаояна.
На голове - шапка из белых перьев
Неверно одета... А сам на коне!
в. Гора Янь у реки Хань.
Воды зеленые, песок - словно снег.
На ней есть памятник: там роняли слезы...
Темными мхами давно стерт, угас.
г. Дай напьюсь у прудка, где живут Си!..
Не буду глядеть на памятник слезы роняющих!.
Почтенный Шань хотел сесть на коня:
Смешил насмерть сянъянских ребят.
Чистые, ровные мелодии
а. Облако... Думает - платье! Цветок... Мнится
лицо!
Ветер весенний коснется куртин: сочно
цветенье в росе.
Если не свидеться там, на горе Груды Яшм,
То под луной повстречать, у Изумрудных
Террас.
б. Целая ветвь сочной красы: роса в благовоньи
