Акклиматизация
Я проснулся, словно выпил
Всю канализацию.
Черт бы, блин, ее побрал —
Акклиматизацию.
Как только ночь заслышится,
Ему так сладко пишется,
Сидит и пишет гений,
Мой бог, Сергей Есенин.
А жизнь вокруг волнуется,
Дожить не обязуется,
А он сидит, безвременный,
Своей судьбой беременный.
Кружат, кружат по земле листья.
Очень осень на меня злится.
Ну кому я такой теперь нужен.
Просто листья по земле кружат.
Скоро станешь ты ковром белым,
Словно что-то я тебе сделал,
Словно я дождями лил слезы,
Словно грозами сжигал грезы.
Я зонтом своим закрыл небо,
Так тебя я защищал мною,
Рисовал тебя, где б я не был,
Яркоцветною своею весною.
Все меняется, между прочим.
Ветер гонит рябую лужу,
Ту, что камень лениво точит
Да заснет в ледяную стужу.
Чтоб проснуться весною раннею,
Запустив по волнам флотилии,
Воспитав поколение странников
И засохнув в мирской идиллии.
Превратившись в озера с речками,
Погрузившись в рутину времени,
Что бросается человечками,
Как подсолнухи своим семенем.
Медленно, очень медленно,
А хочется все немедленно.
Надо бы все мгновенно,
Сейчас, да и непременно.
Трепетные фантазии
Разбередить в людях,
Но старая Евразия —
На комплексах и конфузиях.
И мы с ней такие жалкие
Идем по дороге глиняной.
Забыли, что были галлами,
Забыли, что были римлянами,
Славянами были славными,
Прославленными в боях.
Зачем нам куда-то двигаться,
Останемся спать в сенях.
Можно написать что попало,
Если кто-то красиво оформит.
А ежели кто-то прочтет
И, мало ли, еще запомнит.
Есть люди, что сочиняют слова,
Такие известные и вроде бы новые.
А есть, что находят в душе сперва
Немного забытые, но очень знакомые.
Стало быть, нас мало.
Стало быть, мы бренны.
Как же нас все достало.
Как же мы откровенны.
Вера ли нас любит?
Верными ли мечтами?
Странные же мы люди.
Как нелегко с нами.
Так ветрено сегодня, пальмы гнутся,
А океан спокоен удивительно.
Я так хочу опять сюда вернуться
К своей несвоевременной обители.
И облака плывут, чуть-чуть подкрашены,
Плывут по небу древними гравюрами.
Им, безусловно, нечего вынашивать,
Играя в поле белыми фигурами.
Они проходят вехами короткими,
В халатах теплых, в тапочках домашних,
Смотря в окно бездонными и кроткими
Глазами неизвестного вчерашнего.
Так ветрено сегодня, пальмы гнутся,
Хотя на океане полный штиль.
Пойду перед отъездом окунуться.
В окошке – сказка, а на ощупь – быль.
Выпала ночь такая,
Чтобы не ждать погоды.
Просто сидеть и хаять,
То, на что мы пригодны.
Чтобы хвалить и верить
В то, что мы не умеем.
Славно, что все проверить
Сложно, да и не успеем.
Желтых огней вереницы.
Мы – перелетные птицы,
Мы – моряки и пилоты,
Мы – корабли, самолеты,
Мы – путешественники
Жизни бездонной реки.
Когда-то ведь и нас
Захочет видеть Бог…
Я ненавижу смерть
Так, как сказать я смог.
Распишитесь где-нибудь навечно,
Чтоб запечатлеть миг быстротечный.
В детстве свои подписи оставьте
Белым мелом на сухом асфальте.
Распишитесь в книге предложений.
Оставляйте след своих сомнений.
Оставляйте след своих желаний.
Оставайтесь, оставайтесь с нами.
Распишитесь в медицинской карте,
В паспорте, в грабительском контракте.
В бракосочетательном союзе.
Оставайтесь вместе с нами, люди.
Распишитесь в собственном незнании.
Распишитесь где-нибудь на здании.
Кто-то любит вас, не сомневайтесь.
Оставайтесь с нами, оставайтесь.
Строчки, строчки, строчки, строчки.
Ручка, стол, на нем тетрадь.
Сыновья мои и дочки,
Вы должны об этом знать.
Я случайно вас придумал,
Вас могло бы и не быть.
И никто б не стал читать вас,
И никто б не стал любить.
Не любить никто не стал бы
Перевернутых страниц.
Я нарочно вас придумал —
Белоснежных птиц.
Халат, диван и тапочки – лежишь,
В окно посмотришь грустно и молчишь.
Тебе б вчера такое показать,
Ты, может, и не стал бы зажигать.
Хотя, наверно, стал бы, один хрен,
Лежи уже – носитель своих ген.
Песни не пишу – сами пишутся.
И стихи: дождусь – да услышатся.
Карандашик сам в руки просится,
И слова, как эхо, доносятся.
Но когда насупится мнительность,
Чтобы победить вдохновение, —
Стоит проявить свою бдительность,
Дабы побороть свое мнение.
Я написал трилогию,
«Трилогику» о любви.
В ней персонажа три:
Он, она, их любовь.
Потом написал двулогию,
«Двулогику» потери.
В ней персонажа два:
Он и его любовь.
Затем написал повесть
Без логики совершенно.
В ней персонаж один —
Она.
Та дорога, что когда-то глянцевой была,
Заплутала, захворала, мохом поросла.
Заросла травой зелёной, в поле улеглась
И под небом опалённым в косы заплелась.
На дороге-невидимке
Уж и не найти
Поворотики-тропинки,
Тайные пути.
Там по ним, храня сердечко от всего, всего,
Ты бежала до крылечка, прям до моего.
Потревожит летний ветер
Давнюю печаль,
Только до тебя забудет донести,
А жаль…
Я б узнать хотел однажды,
Растворившись в пыль мирскую,
Кто мой стих прочёл бумажный
И теперь сидит-тоскует,
И смеётся непременно,
И немного греет душу.
Может, и пишу я скверно,
Можно кое-что послушать,
И немножечко коряво
Апеллируя словами,
Всё же я имею право
Воссоединиться с вами.
Посвящается Булату Окуджаве
Вы глядели хоть раз на Арбат
Ранним утром, пустым и угрюмым?
Он спокойствию вовсе не рад,
Хоть давно не является юным.
Он лежит посреди тишины —
Одинокая кошка на лавке,
Словно выжили после войны
Только здания в серости зябкой.
Разноцветный талантливый холст
Словно смыла осенняя сырость,
Как бы бросило войско форпост,
Побросало оружье и скрылось.
Ты стоишь и глядишь пред собой
И не веришь, что через мгновенье
Забурлит непослушной рекой
Долгожданное столпотворенье.
Стихотворение – не уравнение,
Не абсолютная аксиома.
Лишь субъективное озарение
В рамках периметра своего дома.
Как же я хочу спать,
Как надоело это.
Передо мной тетрадь
И самое позднее лето.
Скоро придут холода,
Осень придёт, в общем.
Всякая ерунда
Делает сон тощим.
Всякая ерунда
Всячески возникает
И забирает сон —
Лучшее забирает.
А я во сне бы смог
Фильмами насладиться.
Только один лишь Бог
Знает, зачем не спится.
Моя жизнь, независимая от меня,
Хоть и мною получена, —
Я её наблюдаю день ото дня,
И посему неразлучны мы.
Она тащит упорно меня за собой,
Но сберечь не пытается,
Словно не понимая, что вместе со мной
Скончается.
Я хочу её жить, я один у неё,
Мне подаренной Матерью.
А она себе думает что-то своё
И ко мне не внимательна.
Я смотрю на себя —
Я не автор спектакля, который провалится.
Но, конечно, меня моя «умная» жизнь
Слушать не собирается.
Я пытаюсь влезать
И сценарий черкать,
Чтобы после не мучиться.
Только вот в чём беда:
Она знает всегда
Наперёд, что получится.
Шел дождь.
Не то чтоб плакал и смеялся,
Не слезы лил, храня девичью дрожь.
И не из плена серого на руки крыш сорвался,
А просто шел обычный мокрый дождь.
Каналы улиц, стих венецианский —
Не то чтоб не до этой ерунды,
Но табором спасаясь по-цыгански,
Сберечь бы туфли, полные воды.
Был город удивительно растерян
И люди так беспомощно малы.
Машины, легкоходные доселе,
Как танки или, что ли, как мулы.
Не стал индустриальный мир гигантов
Оазисом тропических дворцов,
Мечтателей, поэтов, музыкантов,
А тупо – дождь и ветер прям в лицо.
И ничего в стихии и тревоге
Не близко вроде сердцу моему.
Но я стоял, промокший, средь дороги
И сам, дурак, не зная почему.
