1945
«Дымок — дыхание костра…»
Дымок — дыхание костра —
Ввысь отлетит и там растает,
А угли на снегу с утра —
Как снегирей багровых стая…
Вспугнув ударом сапога
Горячих птиц, встают солдаты.
Клубятся дымные снега,
С рассвета путь лежит к закату.
А вечером, когда костры
Опять на дальнем побережье,
Гибки, упруги и остры,
Седеющий туман разрежут,
Повесят молча в тишине
Над бивуаком автоматы
И станут гладить по спине
Огонь усталые солдаты,
Весь мир прошедшие в огне…
1945
Бронебойным снарядом
Разбитый в упор лобовик,
Длинноствольная пушка
Глядит немигающим взглядом
В синеву беспредельного неба…
Почувствуй на миг,
Как огонь полыхал,
Как патроны рвались и снаряды,
Как руками без кожи
Защелку искал командир,
Как механик упал,
Рычаги обнимая,
И радист из «ДТ»
По угрюмому лесу пунктир
Прочертил,
Даже мертвый
Крючок пулемета сжимая.
На кострах умирали когда-то
Ян Гус и Джордано Бруно,
Богохульную истину
Смертью своей утверждали…
Люк открой и взгляни в эту башню…
Где пусто, черно —
Здесь погодки мои
За великую правду
В огне умирали!
1945
«А мы такую книгу прочитали…»
А мы такую книгу прочитали…
Не нам о недочитанных жалеть.
В огне багровом потонули дали
И в памяти остались пламенеть.
Кто говорит о песнях недопетых?
Мы жизнь свою, как песню, пронесли…
Пусть нам теперь завидуют поэты:
Мы всё сложили в жизни, что могли.
Как самое великое творенье
Пойдет в века, переживет века
Информбюро скупое сообщенье
О путь-дороге нашего полка…
1945
«Руками, огрубевшими от стали…»
1
Руками, огрубевшими от стали,
Писать стихи, сжимая карандаш.
Солдаты спят — они за день устали,
Храпит прокуренный насквозь блиндаж.
Под потолком коптилка замирает,
Трещат в печурке мокрые дрова…
Когда-нибудь потомок прочитает
Корявые, но жаркие слова,
И задохнется от густого дыма,
От воздуха, которым я дышал,
От ярости ветров неповторимых,
Которые сбивают наповал.
И, не видавший горя и печали,
Огнем не прокаленный, как кузнец,
Он предкам позавидует едва ли,
Услышав, как в стихах поет свинец,
Как дымом пахнет все стихотворенье,
Как хочется перед атакой жить…
И он простит мне в рифме прегрешенье…
Он этого не сможет не простить.
2
Пускай в сторонку удалится критик:
Поэтика здесь вовсе ни при чем.
Я, может быть, какой-нибудь эпитет —
И тот нашел в воронке под огнем.
Здесь молодости рубежи и сроки,
По жизни окаянная тоска…
Я порохом пропахнувшие строки
Из-под обстрела вынес на руках…
1945
«Вот человек — он искалечен…»
Вот человек — он искалечен,
В рубцах лицо. Но ты гляди
И взгляд испуганно при встрече
С его лица не отводи.
Он шел к победе, задыхаясь,
Не думал о себе в пути,
Чтобы она была такая:
Взглянуть — и глаз не отвести!
1945
Зацвели за Вологдою ивы,
Вскрылась полноводная Шексна.
В эти дни меня зовет призывно
В отчий край раздольная весна.
В тонкий ствол оттаявшей рябины
Прянул сок могучею струей,
Из Египта устремились клином
Журавли горластые домой.
И бежит через края чужие
Все пешком домой дергач, пешком,
По земному шару все в Россию —
Тонкий, голенастый, хвост торчком…
1945
«Облако за месяц зацепилось…»
Облако за месяц зацепилось,
За рекой кричали поезда.
Ничего такого не случилось,
Только грусть пропала без следа.
Просто захотелось оглянуться,
Постоять у моста, у воды,
До неба тростинкой дотянуться,
Прикурить цигарку от звезды,
Услыхать травы произрастанье,
Трепет заполуночных планет
И еще того, чему названья
В нашем языке, пожалуй, нет…
1945
«Опять пойдут хлестать метели…»
Опять пойдут хлестать метели
Вдоль деревенек и дорог,
Опять почти на две недели
Пути отрежут в городок.
На пятый день придут газеты
На тройке из Череповца.
От сельсовета к сельсовету
Негромок голос бубенца.
Тулуп на ямщике, как пламя,
Горит один среди зимы,
И кони, фыркая, ноздрями
Учуют дальние дымы.
Наутро рыжий письмоносец
Опять письма не занесет…
Я не порадуюсь на просинь,
Что в низком небе настает,
Не поделюся грустью с ближним…
В лесу, петляя, шла лиса,
И уведут надолго лыжни
Меня в глушковские леса.
1945
Гудком прощальным пароходным
Осенний вечер оглушен,
Отчалят чалки, примут сходни,
И пароход уйдет в затон.
Залепит снегом расписанье
Декабрь на пристани опять.
И график встреч, разлук, прощаний
Никто не будет соблюдать.
По льду на розвальнях разлапых
Обозы с сеном поплывут,
Пахнёт щемящий сердце запах,
Как будто лето провезут.
Почудится, что не хозяин
На пристани седой декабрь,
Что вновь встречают, провожают
И смотрят в голубую рябь.
Но снег залепит расписанье,
И до июня вплоть опять
Никто ни встреч и ни прощаний
Не будет график соблюдать.
1945
«Светлый север, лес дремучий…»
Светлый север, лес дремучий
В узорочье, в серебре…
Как медведи, в небе тучи
Черно-буры на заре.
Ели — словно колокольни,
Тишина, как спирт, хмельна,
И из трав встает над полем
Рыжим филином луна.
Пенье весел, скрип уключин,
Рокот журавлиных стай…
Не скажу, что — самый лучший,
А милей всех сердцу край!
1946
Буксиру не приснится океан.
В затоне тихом, на приколе вечном,
Стоит видавший виды ветеран,
И ржавчина легла ему на плечи.
Он, пресноводный житель длинных рек,
Весь почернел от копоти и сажи,
В каком году он начинал свой век —
Ему, пожалуй, и не вспомнить даже!
А сколько он провел больших плотов
Да барок с камнем, с кирпичом к причалам!
Из них не малых десять городов
Построить можно было бы, пожалуй.
Мальчишки удят с борта пескарей,
В пустынном трюме бродят по железу.
Он молча спит, ни широтой морей,
Ни далью океанскою не грезя.
Лишь тонким стоном отвечает сталь,
Когда гудят суда на повороте…
Стоит буксир, как бы сама печаль,
Сама тоска железа по работе.
1946
На закате окончился танковый бой.
Грохотали моторы,
Вдали догорали «пантеры»…
Прокатилась
По синему небу
Над черной землей
И упала
На столбик сосновый
Звезда из фанеры…
1947
«У огня своя архитектура…»
У огня своя архитектура:
Пламени готические башни,
Дыма голубые купола…
Где я видел странные фигуры?
Вспоминал их у костра на пашне,
Но и память вспомнить не могла.
Может, за Варшавою костелы?..
Может, церкви белые в Софии?..
Или, может, это наши села
Догорали в трудный год в России?..
1947