звоном чаш
Свой Новый год надежды
* * *
Шампанский снег, шампанские глаза
В сиянии любви и счастья…
И женщины, как гибкая лоза,
В меха закутаны от всех ненастий.
Шампанский снег. Лукавый женский взор.
Из-под мехов смеющиеся очи.
И бег саней в искрящийся простор
Волшебной новогодней ночи.
* * *
Уютная зима в заснеженных домах
И в огоньках, мерцающих из окон.
И каждое окно семейный кокон,
Теплом и светом, дышащий впотьмах.
А снег укрыл деревья и машины
И тайну подарил под Рождество.
Весь мир объемлет Божье торжество,
Явленье в мир первопричины.
* * *
И снег идет, смягчая звуки,
Всю землю умиротворя,
Оттанцевав балет сторукий,
Без сил ложится на поля.
И равновесья не нарушив,
Все погрузив в сверх чуткий сон,
Успокоеньем сходит в душу,
Свеченьем высшим просветлен.
Он – свет, он – не материален.
Он вам пригрезился, когда
Вы ночью шторы открывали
И сон окутал города.
Он высших сфер немой посланец,
Он тихий ангел и не прочь
Всю землю в белоснежный глянец
Одеть в рождественскую ночь.
* * *
Пейзаж раскрыт, как по заданью,
Спит на ладони снеговой.
И небо, тайной мирозданья,
Плывет над самой головой.
Вдали березовые рощи
Дымятся в воздухе морозном.
Как черные бомбардировщики
Летят вороньи стаи грозно.
И за листвою редкой, ржавой
Где виден город молодой,
Дома, как мощные державы,
Теснятся в дымке золотой.
* * *
За полосой березового леса
Откроется студеное пространство
Без дна, без очертания, без веса.
Извечное безмолвье, постоянство.
Заворожат ковровыми снегами
Холмистые широкие раздолья:
Изрезанные лыжными следами
Поляны, перелески, плоскогорья.
А дальше вновь леса до горизонта
И лезвие шоссейной автострады.
По ней ползут прицепы – мастодонты,
Как – будто растянувшееся стадо.
И, кажется, вся сторона лесная,
Нетронутая тлением от века,
Испещрена от края и до края
Великими следами человека.
3. Городская мозаика
* * *
Вошел апрельский вечер в города,
Как синяя весенняя вода.
И сумерки прозрачные плывут
Средь улиц затонувших и кают,
И опускаются дома на дно реки,
И город обретает плавники.
* * *
Бульвар
Тоннель зеленый на бульваре
Кропилом солнечным прошит.
Как анфилад дворцовых залы
Он весь распахнут и раскрыт.
И из листвы, как вспышки блицев
От солнца, и на всем пути
Трава пятниста, и на лицах
Оранжевое конфетти.
* * *
Над вечным покоем.
На выставке тесно и оживленно,
К знаменитым картинам не протолкаться:
Кто-то доказывает возбужденно,
Кто-то в ответ начинает смеяться.
Черепахой пробираюсь от картины к картине,
Возвращаюсь, всматриваюсь снова и снова,
Размышляю, задерживаюсь у этюдов в витрине,
Но, в общем, не чувствую озноба…
Но, кто это глядит на меня потрясенно?
Почему расплываются люди, залы?…
Меркнет свет и объятья Вселенной
Наваливаются черным, слепящим провалом…
Рассвет… Я стою на высокой вершине.
Подо мною река лебединым покоем.
Темные сосны в прибрежной долине
Гудят на ветру с рыданьем и воем.
Далеко внизу колокольня, кладбище.
Веет поверьями, древнею силой…
Не так ли родное объяв пепелище,
Стояли солдаты над горькой Россией.
Стояли солдаты, темнея от горя,
И бабы бились с рыданьем и воем,
И даль дымилась от моря до моря
Над прахом войны, над вечным покоем.
* * *
Студеная фантазия
Весь в белой испарине, заиндевелый
Такой фантастический город:
Ажурный, фарфоровый, оледенелый
И, словно, укутанный в холод.
Деревья стеклянными кружевами
Влекут в лабиринт свой в тумане.
Проходишь библейскими псевдо садами,
Где плод с мерзлых яблонь обманет.
И страшно вокруг снежно-стылое царство,
Где все заморожены чувства.
Так часто бывает странно прекрасно
Фантазии мертвой искусство.
* * *
Вид с Воробьевых гор
Как-будто, макет развернули
На круглом столе предо мной.
Где лентой река обогнула
Открывшийся город земной.
На местность от края до края,
Как ангел, смотрю с высоты.
Собор куполами сверкает,
Висят паутиной мосты.
И нитка железной дороги
Живет на том странном столе.
Какие веселые боги
Играют на этой земле?
Высоток растут сталагмиты
Над морем бескрайним домов.
Стою, как над книгой раскрытой.
И солнце сверкает в зените
Над миром, иль шуткой богов.
* * *
Панорама Москвы
Армады облаков над городом
Плывут в полдневной синеве
И над мостами, и над золотом
Глав Новодевичьих церквей.
Плывет река, качаясь медленно,
Как круглобокая баржа,
Плывет степенно и размеренно,
Весь день по городу кружа.
А по реке снуют, как ходики,
Речные баржи, катера.
Летят с небес грибные дождики
Вперегонки, как детвора.
Внизу, рассыпаны, как кубики,
Теснятся за рекой дома,
Снуют автомобили… Сутолока
Земли… И неба тишина.
* * *
Серый карандашный день.
Осень в рыжеватых бликах.
Сквер. Решетка, как плетень.
И людей не лица – лики.
И стада машин, гуртом,
Мимо арок и пролетов.
Я глотаю жадно ртом
Рябь прудов, качанье лодок.
Вот литой чугун перил
Стал оградою канала,
И завлек, и закружил
Вязью темного металла.
Осеняя даль крестом
Колокольный звон струится…
Век минувший под мостом
Дремлет, будто бомж, в столице.
* * *
Возвращение
Гроза, свинцовою примочкой,
Багряный погасила день.
Внизу зажглись огнями строчки
От городов и деревень.
И небо сдвинуло пространство
В распластанный аэродром.
Так, возвращаешься из странствий
Под черным проливным дождем.
Огни разбросаны ночные
На потревоженной земле.
И капли скачут, как живые,
По мостовым и на стекле.
Вновь чемоданы, встречи, лица,
Гром самолетов, всплеск огня…
Так, возвращаешься в столицу,
Так, начинается земля.
* * *
Шел теплый, ливневый июнь.
В Москве шумели грозы.
Был город безмятежно юн,
Не ведал скучной прозы.
И зрим был трав неслышный рост
В его старинных парках,
И город был по-детски прост,
С прохладной мглой под аркой.
Прохладой веяли с лотков
Пломбир и газировка.
И весь столичный мир торгов
Вас поражал сноровкой.
И на бульварах, во дворах,
И в толчее вокзала
Повсюду летняя пора
Людьми повелевала.
* * *
Москву в июльскую жару
Не освежают грозы.
И птиц не слышно поутру,
Лишь воронья угрозы.
В воскресный день весь город спит,
Или спешит на дачи.
