«Он приходил, зачаровывал, и наступало счастье» – так вспоминал Пабло Неруда о самом знаменитом поэте Испании Федерико Гарсиа Лорке. Его легкокрылая поэзия казалась бесконечно далекой от сумбуров и катастроф двадцатого столетия. Даже в поздних сюрреалистичных стихах Лорка представал как бы жителем другой планеты. Однако в его благозвучных сказочных песнях подспудно звучали печальные голоса современности, к которым автор не мог оставаться равнодушным. И трагическая смерть поэта под пулями франкистских солдат, возможно, была предсказана в его стихах: «Есть корабли, что только и ждут неосторожного взгляда, чтобы спокойно уйти под воду».
В настоящее издание вошли самые известные стихотворения Федерико Гарсиа Лорки в лучших переводах. Часть из них печатаются на русском языке впервые.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
class="v">одни только вздохи стынут.
Ах, любовь,
ты исчезла ныне!
Гвадалквивир… Хиральда,
апельсинных садов прохлада.
Хениль и Дарро… Руины
башен, высоких когда-то.
Ах, любовь,
ты ушла без возврата!
Зачем уносить воде
крики и вздохи унынья?
Ах, любовь,
ты исчезла ныне!
Уносит в море река
цветы апельсинного сада.
Ах, любовь,
ты ушла без возврата!
Поэма о цыганской сигирийе
Масличная равнина
распахивает веер,
запахивает веер.
Над порослью масличной
склонилось небо низко,
и льются темным ливнем
холодные светила.
На берегу канала
дрожат тростник и сумрак,
а третий – серый ветер.
Полным-полны маслины
тоскливых птичьих криков.
О, бедных пленниц стая!
Играет тьма ночная
их длинными хвостами.
Начинается
плач гитары.
Разбивается
чаша утра.
Начинается
плач гитары.
О, не жди от нее
молчанья,
не проси у нее
молчанья!
Неустанно
гитара плачет,
как вода по каналам – плачет,
как ветра над снегами – плачет,
не моли ее о молчанье!
Так плачет закат о рассвете,
так плачет стрела без цели,
так песок раскаленный плачет
о прохладной красе камелий.
Так прощается с жизнью птица
под угрозой змеиного жала.
О, гитара,
бедная жертва
пяти проворных кинжалов!
Крик полукружьем
от склона
до склона пролег.
Черною радугой
стянут
сиреневый вечер.
По струнам ветров
полоснул
исполинский смычок.
(Цыгане в пещерах
затеплили свечи.)
Перевод Анатолия Гелескула
Слушай, сын, тишину —
эту мертвую зыбь тишины,
где идут отголоски ко дну.
Тишину,
где немеют сердца,
где не смеют
поднять лица.
Перевод Анатолия Гелескула
Бьется о смуглые плечи
бабочек черная стая.
Белые змеи тумана
след заметают.
И небо земное
над млечной землею.
Идет она пленницей ритма,
который настичь невозможно,
с тоскою в серебряном сердце,
с кинжалом в серебряных ножнах.
Куда ты несешь, сигирийя,
агонию певчего тела?
Какой ты луне завещала
печаль олеандров и мела?
И небо земное
над млечной землею.
Дети глядят
на дальний закат.
Свечи погасли,
и слепые юницы
к луне обращают лица,
и возносятся ветром
спирали печали.
Горы глядят
на дальний закат.
Прорытые временем
лабиринты —
исчезли.
Немолчное сердце —
источник желаний —
иссякло.
Закатное марево
и поцелуи —
пропали.
Умолкло, заглохло,
остыло, иссякло,
исчезло.
Земля сухая,
земля немая
в ночи
без края.
(Ветер в садах,
ветер в горах.)
Земля —
старей
страдания
и свечей.
Земля
глубинной мглы.
Земля
безглазой смерти,
каленой стрелы.
(Ветер полей.
Дрожь тополей.)
На темени горном,
на темени голом —
часовня.
В жемчужные воды
столетние никнут
маслины.
Расходятся люди в плащах,
а на башне
вращается флюгер.
Вращается денно,
вращается нощно,
вращается вечно.
О, где-то затерянное селенье
в моей Андалузии
слезной…
Кинжал,
в жилах кровь леденя,
входит в сердце – как плуг,
взрезающий землю.
Нет.
Не вонзайте его в меня.
Нет.
Кинжал —
словно луч раскаленного дня
пламенит
глубины ущелий.
Нет
Не вонзайте его в меня.
Нет.
Вечер, фонарь,
ветра шквал,
и – в сердце
кинжал.
Улица —
как струна,
дрожит в напряженье она,
дрожит,
от жалящей боли черна.
Всюду,
что бы ни увидал,
вижу: в сердце
кинжал.
Крик расстилает по ветру
Тень кипариса.
(Один я хочу остаться
и разрыдаться.)
Все порушено в мире.
Осталось только безмолвие.
