Константин Фофанов - Стихи и поэмы

Таинственный сумрак
В глубокой пещере;
Там гении неба
И хищные звери.

Там веет цветами
Забытого рая;
Там сырость могилы
И бездна земная.

Там два есть колодца
С кристальной водою:
С премудростью здравой
И с ложью больною.

Сквозь стены пещеры
Жизнь дико рокочет;
Ворваться не смеет,
Замолкнуть не хочет.

Когда же в ней вспыхнут
Лучами лампады, —
Скрываются в норы
И змеи, и гады.

Пещера сияет,
Как храм величавый,
И небо в ней блещет
Нетленною славой.

Узорами радуг
Свивается плесень
И слышатся звуки
Торжественных песен.

К тебе, у твоего пopoгa,
Я постучался, ангел мой,
Но ты гостил тогда у бога,
В его ложнице голубой.

Ты ткал воздушные одежды
Из радуг, солнца и луны.
Мою любовь, мои надежды,
Мои заоблачные сны!

И, грустью новой опечален,
Вернулся я с твоих высот, —
Бродить среди земных развалин,
Во мраке горя и забот.

И встретил гения иного, —
Он был не ты; угрюм и зол,
Не зная неба золотого,
Сквозь гром и пламень он пришел!

Он завладел душой морю, —
Земного торжища дитя,
И вновь молиться я не смею,
И вновь не смею жить шутя.

Как тень, блуждаю я над бездной
Без упованья к мечты.
Но ты покинул мир надзвездний,
Ко мне возвал из суеты!

С небес принес свои скрижали,
Вещая проповедь добра, —
Но я в борьбе, но я в печали, —
Не мне сияние утра!

Меня слепят твои одежды,
И улетают, смущены,
Моя любовь, мои надежды,
Мои заоблачные сны!

             Весна! но что мнѣ принесетъ
             Расцвѣтъ весны?.. Ея приходъ
             Встрѣчалъ я пѣснями бывало,
             Когда для юности живой
             Еще любви недоставало…

                  Весна смѣнялася весной;
                  Пришла любовь — и ураганомъ
                  За нею шумно протекла
                  Съ мечтами, съ радужнымъ обхманомъ,
                  Заботъ и думъ тяжелыхъ мгла…

             Встрѣчая грустными очами
             Опять приходъ весны живой,
             Я плачу тихими слезами —
             Какъ надъ могилою родной —
             Надъ обманувшими мечтами.

В Японии, под небом раскаленным,
Трудился день и ночь в каменоломне
Каменотес; он старился в работе,
А, ни богатств, ни почести, ни славы
Не наживал тяжелыми трудами.

И много раз в безмолвном мраке ночи,
В часы бессонниц он мечтал о счастье
И много раз завидовал богатству,
Когда ему случайного доводилось
Кортеж вельможи знатного увидеть.

Как он хотел возлечь бы горделиво
На затканные золотом носилки,
Под яркий пурпур зонтиков широких!
И тайно он молился небесам…
И небеса услышали молитву:

И раз, уснув простым каменотесом,
Проснулся он властительным царем.

Его рабы душистыми водами
Опрыскали и легким опахалом
С его лица докучных мух согнали
И, возложив на пышные носилки,
По городу смиренно понесли.

Был душный день. Палило зноем солнце,
Деревья никли пыльною листвой;
От каменных строений, как от печки,
Тепло струилось; гладь реки зеркальной
Расплавленным сверкала серебром;

Пыль золотя, слепило очи солнце,
Недвижным блеском в воздухе, разлившись.
Уже семь суток не было дождя;
Уже семь суток солнце так палило!

Напрасно царь из звонкого кувшина
Прохладным зельем смачивал гортань;
Его рабы напрасного помавали
Над головой венчанной веерами
Зеленых пальм, — царя томило солнце
И жгло гортань и ослепляло взор.

Он солнцу стал завидовать и думал:
"Как хорошо бы на небе далеком,
В безбрежном море синего эфира
Бросать лучи и быть непобедимым!
О небеса, зачем я не светило!”
И небеса услышали молитву…

И раз, уснув царем под балдахином.
Резного ложа, поутру вставал он
В мерцании багровом на востоке
Средь сонма звезд, бледнеющих пред ним.
Он солнцем стал, и от его дыханья
Лилось тепло, лучами исходя;

И взор его блистающий и жгучий
Проникнул в рощи сквозь густые кедры,
Затрепетал на зыби океана
И сжег пески безжизненных пустынь.
Он, из зерна пшеницы вывел колос,
Из желудя — величественный дуб,
Душистым соком брызнул в ананасы
И отвердил кокосовый орех.

Но вот однажды воздух, утомившись
Тяжелым зноем, стал сбирать от моря
И от озер, разлившихся широко,
Прохладный пар, и быстро беглый ветер
Сгустил пары в седые облака;

И облака сплотились грозного в тучи,
Диск солнечный скрывая от людей.
И не могло пробить лучами солнце
Воздушную броню тяжелой тучи
И с горькою воскликнуло досадой:

"Бессильно я пред тучею бродячей!
О небеса, зачем я только солнце, —
Не лучше ль быть властительницей-тучей!”
И небеса услышали молитву…

И раз, зашедши алою зарею,
Наутро солнце разлилося в тучу.
Как черное руно овцы гигантской,
Седая туча двигалась по небу
И ткала тени в воздухе сгущенном,
И двигала сердито главы пальм.

И вот она нахмурилась ужасней:
В ее волнистых змеевидных складках
Сверкнул язык мигающей стрелы, —
Так блещет взор из-под ресницы грозной…
И грянул гром, и звучно град запрядал,
Клоня колосья рисовых полей.

Взметнулась пыль по вспыхнувшей пустыне,
Надулися зоба челнов крылатых,
Запенилися воды океана;
И стаей львов серебряных с рычаньем
Они ползли к задумчивой скале,
Которая спокойно возвышалась
У берегов разъяренного моря,
Как бы смеясь над бешенством волны.

И вспыхнула суровее стихия,
Увидя мир скалы непобедимый,
И, как котел, огнями разогретый,
Метнулись волны злые океана
И на скалу с размаху набежали,
Но не могли слизнуть они скалу.

И, в бешенстве раскатываясь громом,
Сказала туча в зависти дрожащей:
"О небеса! зачем я не скала!”
И небеса услышали молитву…
Медлительно умчавшаяся туча
Проснулася гранитною скалою.

И вот скала, в оцепененьи смутном
Вперивши взор на землю и на небо,
Заметила, что у ее подножья
И день и ночь какое-то созданье,
Едва-едва заметное вершине,
Стучит тяжелым молотом, как будто
Добиться слова хочет от гранита.

И чувствует скала, что с каждым годом
Она худеет, что гранит подножья
Болит от ран, что с каждым днем слышнее
И тяжелей удары молотка.
И думает скала в оцепененьи:

"О небеса, зачем я прозябаю!
И, чувствуя у ног своих тяжелых
Ужасного врага, я не могу
Ему ответить местью роковою!
Меня не в силах сокрушить прибой;

Могучих волн не в силах уязвить
Живучие и злые крокодилы,
Лизавшие гранит моей подошвы;
И коршуны, воздушные тираны,
Не в силах грудь мне расклевать, а это
Ничтожное и злое существо
Меня с годами силится разрушить…
О небеса! зачем я не оно!”

И небеса услышали молитву…
Проснулася скала — каменотесом
В убогом шалаше на жестком ложе.
Лучи зари приветно проникали
Сквозь желтую солому ветхой кровли,
И вспомнил всё седой каменотес.

Он вспомнил дни, когда он, недовольный,
Завидовал могуществу и славе.
Как был царем, и тучею, и солнцем,
Как, наконец, дремал скалой недвижной
И как опять он стал каменотесом.

И, вспомнив все, он труд благословил;
И, молот взяв в мозолистые руки,
Промолвил он с задумчивой улыбкой:
"У каждого могущество свое!”