<Объявление>
Горшкова дочь дает в наем свою пизду,
Кто хочет, тот еби, плати лишь только мзду,
А у нее пизда весьма уж не робячья,
Потребен хуй большой, а плешь чтоб жеребячья.
Какую ж за труды ей пошлину давать?
Она охотнику сама о том даст знать.
Не знав роскоши в любви,
Детинушка влюбился
И в спламененной крови
С женою веселился.
И туша свой любовной жар,
Не попал, где надлежит,
Жена, почувствуя удар,
— Не туда, мой свет, — кричит.
— Что ты врешь, как не туда? —
Рассердясь он говорил.—
Я смолода то сам болезненно сносил.
Ебливая вдова с досадой говорила:
— Почто нам тайной уд натура сотворила?
Не ради ли того, чтоб похоть утолять
И в дни цветущих лет ту сладость нам вкушать?
Когда ж нам естеству сей член дать рассудилось,
Так для чего оно, давая, поскупилось
И не умножило на теле их везде?
На всякой бы руке у женщин по пизде,
А у мущин хуи б на месте пальцов были —
С какою б роскошью тогда все в свете жили!
Все етца бы могли везде и завсегда,
Еблась тогда б и я без всякого стыда.
Пресвитер на духу журил
Духовного сынка,
Отнюдь чтоб не блудил:
— Вить нам для сцак дана битка, —
Он сказывал ему.
— Муде, — спросил тут сын, — к чему?
Что молвлю, господа, то будет не издевка.
Разносчицей в ряду цитронов была девка,
Молодчик молодой и лакомка тут был,
Задумал их купить и для того спросил:
— Цитронам сим цена, голубушка, какая?
— Копеек только пять, цена недорогая.
— Так дорого, — сказал, — ебочков разве пять.
— Лишь в долг, сударь, не дам, изволь за это взять.
Сафрон как чорт лицом, и к дьявольским усам
Имеет еще нос, подобный колбасам,
Которы три года в дыму будто коптились;
А дети у него прекрасные родились,
Что видя, госпожа, имевша мимо путь,
Сказала, чтоб над ним немного подсмехнуть:
— Куда как дурен нос, хозяин, ты имеешь,
А деток не в себя работать ты умеешь.
Надулся тут Сафрон, боярыне сказал:
— Не носом я детей, а хуем добывал.
Увидевши жена, что муж другу ебет,
Вскричала на него: — Что делаешь ты, скот?
Как душу, обещал любить меня ты, плут!
— То правда, — муж сказал, — да душу не ебут.
— Я в сердце жертвенник богиням ставил вечно
И клялся было Муз любити я сердечно,
Но видевши тебя, ту мысль я погубил,
Прекрасная брюнет, тебя я полюбил.
Одна ты у меня на мысли пребываешь,
Теперя ты одна все чувства вспламеняешь,
И свято в том клянусь, — пиита говорил, —
Что сердце, взяв у них, тебе я подарил. —
Брюнетта тут на то: — Богинь не обижаю,
Не сердца твоего, а хуя я желаю.
— Федулушка, мой свет, какой это цветок,
Который у мущин блистает из порток?
Я видела намнясь, как с батюшкой лежала,
Что матушка, пришед, рукой его держала.
Пожалуй, мне его, голуочик, растолкуй, —
Просила девушка. Федул сказал ей: — Хуй.
— Приятель, берегись пожалуй ты от рог:
Жену твою ебут и вдоль и поперек.
А тот на то: — Пускай другие стерегут,
А мне в том нужды нет: вить не меня ебут.
Крестьянка ехала верхом на кобылице,
А парень встречу сей попался молодице.
Сказал: — Знать, ты сей день не ебена была,
Что едешь так невесела.
А та в ответ: — Коль ты сказал не небылицу
И истинно коль то причина грусти всей,
Так выеби мою, пожалуй, кобылицу,
Чтоб шла она повеселей.
Случилось мельнику с девочкой повстречаться,
Которая всегда любила посмеяться.
Он о постройке с ней тут начал рассуждать,
Местечко где б ему для мельницы сыскать.
С усмешкою ему та девка отвечала:
— Давно уж место я удобное сыскала:
Там спереди течет по времени ручей,
А сзади хоть и нет больших речных ключей,
Да из ущелины пресильный ветер дует.
Тут мельник с радости ту девочку целует:
— Где ж место, укажи, чтобы и я знать мог.
— Изволь, — сказала та, — вот у меня меж ног.
Мне кажется, что я хуй, руки, уши, рот,
Муде, глаза, язык и бегание ног
Природою себе достал на случай тот,
Чтоб помощию их пизду ети возмог.
За еблю некогда журила дочку мать:
— Эй, дочка, перестань, пожалуй, еть давать.
А дочка ей на то: — Тебе нет дела тут,
Что нужды в том тебе? вить не тебя ебут.
Хоть еть или не еть —
Все должно умереть,
Неизбежимо смертно жало;
Так лучше умереть, смягчивши штанно скало.
Венера у Марса смотрела с почтением
Шлем бога сего, и меч, и копье,
Что видя, Приап ей молвил с презрением:
— Для ваших вить рук хуй лутче ружье.
Повздорил некогда ленивый хуй с пиздою,
С задорной блядкою, прямою уж звездою.
Пизда, его браня, сказала: — Ты дурак,
Ленивый сукин сын, плешивый чорт, елдак.
Взбесился хуй тогда, в лице переменился,
Надулся, покраснел и в кость вдруг претворился,
За губы и усы пизду он вдруг схватил
И на плешь на свою с куфьею посадил.
Расспорился мужик с подобным мужиком
И называл его в задоре дураком:
— Ты еблю чтишь, дурак, тяжелою работой,
А я ее всегда веселой чту охотой.
Когда б по твоему, дурак, блядин сын, чли,
То б наши господа боярынь не ебли,
Они бы чванились и весь свой век гуляли,
А нас бы еть своих тогда жен заставляли.
Нерукотворный труд, создание Природы,
Грядут тобой во все концы земли народы,
Стоишь, как свет, и пасть не придет череда,
Ты цель всех наших дум и путь в живот, пизда.
Из самой вечности и в бесконечны годы
Ко истечению живот дающих струй
От щедрыя нам ты поставлен, столп, Природы,
Ея ты нам даров знак лучший, твердой хуй.
Ничто не нужно так, присмотр как в доме нам,
А дом наш присмотреть приличный долг женам.
Досужна женщина, ты все не пропускаешь:
Один тебя ебет, другого запасаешь.
Труды дают нам честь и похвалу во свете,
Трудом восходит вверх могущество героя;
Труды любовь от всех обрели и Аннете,
Затем, что хорошо она ебется стоя.
Прекрасный образ здесь Елизы видишь ты,
Котора сверх своей отменной красоты
Отменнее других умеет нарядиться,
Приятно подмигнуть, обнявши, ублудиться.
Во всяком есть чину всегда особа должность:
Победа или смерть — то воинам прилично,
Молитва, пост и труд и долгая спокойность —
Духовным то отцам здесь стало быть обычно,
На спинке ж полежать, проворно подъебать —
Варварушке одной то должно приписать.