119. ПОТОП
Джэн!
Дорогая!
Ты хмуришь свой крохотный лоб,
Ты задумалась, Джэн,
Не о нашем ли грустном побеге?
Говорят, приближается
Новый потоп,
Нам пора позаботиться
О ковчеге.
Видишь —
Мир заливает водой и огнем,
Приближается ночь,
Неизвестностью черной пугая…
Вот он — Ноев ковчег.
Войдем,
Отдохнем,
Поплывем,
Дорогая!
Нет ни рек, ни озер.
Вся земля —
Как сплошной океан,
И над ней небеса —
Как проклятие…
И как расплата…
Всё безмолвно вокруг.
Только глухо стучит барабан,
И орудия бьют
С укрепленного Арарата.
Нас не пустят туда —
Там для избранных
Крепость и дом,
Но и эту твердыню
Десница времен поразила.
Кто-то бросился вниз…
Видишь, Джэн, —
Это новый Содом
Покидают пророки
Финансовой буржуазии.
Детский трупик,
Качаясь,
Синеет на черной волне, —
Это маленький Линдберг,
Плывущий путями потопа.
Он с Гудзона плывет,
Он синеет на черной волне
По затопленным картам
Америки и Европы.
Мир встает перед нами
Пустыней,
Огромной и голой.
Никто не спасется,
И никто не спасет!
Побежденный пространством,
Измученный голубь
Пулеметную ленту,
Зажатую в клюве,
Несет.
Сорок раз…
Сорок дней и ночей…
Сорок лет
Мне исполнилось, Джэн.
Сорок лет…
Я старею.
Ни хлеба…
Ни славы…
Чем помог мне,
Скажи,
Юридический факультет?
Чем поможет закон
Безработному доктору права?
Хоть бы новый потоп
Затопил этот мир в самом деле!
Но холодный Нью-Йорк
Поднимает свои этажи…
Где мы денег достанем
На следующей неделе?
Чем это кончится,
Джэн,
Дорогая,
Скажи!
1932
Я
в долгу…
перед Красной армией,
перед вишнями Японии,
Перед всем,
про что
не успел написать.
В. Маяковский.
Япония дремлет в апреле,
Совсем засыпает в июль…
Но в ягодах красных созрели
Свинцовые косточки пуль.
Широкое тело Востока
Китайскою глоткой мычит,
Маньчжурия с левого бока
Испорченным сердцем стучит…
Качнулся от легкого гула
Японского сна стебелек, —
Далеко
в Париже
Горгулов
На место Людовика лег…
Утро ждет
Во всем великолепье,
Над землей
Рассвета позолота…
И вспорхнули
Над китайской степью
Бабочки
Японских самолетов.
Мальчики глядят
На эскадрилью,
И такая на душе досада:
«Хорошо бы оборвать им крылья,
Посадить их на булавку надо!..»
Над Китаем исчезают звезды…
Нет светил…
И где искать пропажу?..
Люди думают…
И дышит воздух
Порохом
Восточного
Пейзажа.
1933
121. БАЛЛАДА О ЧЕКИСТЕ ИВАНЕ ПЕТРОВЕ
Никита Смышляев — герой чугуна,
Напечатан его портрет…
А о нем — об Иване — узнает страна
Спустя десятки лет.
Почему Иван Петров молчалив
И в тридцать лет поседел?..
Дела героя хранит архив
Особо секретных дел.
Я пожимаю твою ладонь —
Она широка и крепка,
Я слышу, как в ней шевелится огонь
Бессонных ночей Чека!
О тебе, о Петрове, в лесах, в полях,
В тайге поют.
О нашей борьбе, о наших днях,
О ГПУ!
Я поднимаю бокал вина
За славу наших знамен,
За героев, которых знает страна,
Но не называет имен!
1933
На третьей декаде
апрель зачах
Тише воды
и ниже травы…
Вижу: взорвались
в твоих глазах
Легкие атомы
синевы…
Вот на минуту
оркестр затих,
Трубы хранят
первомайский звон.
Вот отразились
в зрачках твоих
Красная площадь
и шелк знамен.
Вот отразился
в зрачках твоих
Перевернувшийся
небосклон…
У меня, ты ведь знаешь,
одышки нет,
Но я поспеваю
с трудом за тобой…
Ты молодая —
семнадцать лет,
Ты принимаешь весну,
как бой.
Не за покровом времен
глухим,—
Нет! не во мгле
далеких веков, —
Вот они —
рядом с рожденьем твоим —
Тайные явки
большевиков.
Вот он
далекие годы встряхнул,
Вот он зовет
и гудит в ушах —
Первой маевки
несмолкший гул,
Товарища Фрунзе
упорный шаг…
Нет! не во мгле
далеких веков, —
Вот оно —
рядом, зовет на борьбу.
Вот оно смотрит
на нас с трибун —
Первое племя
большевиков.
Вот оно мчится
мимо тебя
Танковым гулом
и звоном подков…
За демонстрацией
ветер бежит,
Песню хватает,
и — с легкой руки —
Ветер несет ее
за рубежи
И переводит
на все языки.
Песни
сверкающие слова —
Нашей борьбы
воспаленный язык —
Слышат Японские острова,
Южной Америки
материк…
Слышишь,
как медные трубы зовут,
Красную площадь
кольцом обнимая…
Солнце и молодость
рядом идут
В праздник труда —
Первое мая.
1933
Утро встает,
Холмы серебря…
Над рыжей пшеницей
Киевской области
Облако плавает
Без толку, зря…
Это еще не песня.
В поисках утреннего тепла,
Между колес
И между колосьев
Частушки взлетают,
Как перепела…
Но песня еще далека.
И вот приступает уже стрекоза
К своей безобидной
Цветочной оргийке…
Это не песня,
Это еще, как Вергилий сказал, —
Буколики и георгики…
Но трубы затрубят
Издалека —
Мы входим в колонну,
Как в песню строка.
Но там, где товарищ
Товарища ждет,
Но там, где мы вместе,—
Там песня живет.
И если орудия
Взглянут в зенит,
И если Республику
Тень заслонит —
Тогда ты, товарищ,
Протянешь ладонь,
Тогда ты услышишь
Сквозь дым обороны
Песню,
Помноженную на огонь
И разделенную
На эскадроны!
1933
124. ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Памяти одного из первых комсомольцев — товарища Шпиндяка, убитого кулаками.