Со своей стороны С.Я.Парнок прежде всего с одобрением заметила, что мир образов первого сборника поэта «подлинен, а не изготовлен в театральной костюмерной». Но в то же время иронизировала по поводу некоторых «красивостей», встречающихся в нем. Цитируя, в частности, это стихотворение («поэту не будет „хотеться“ „в кулюканьи песенных струй“ „с алых губ“ „сорвать поцелуй“, сумерки не станут „лизать золота солнца“, а „ветерок“, если и будет „трепать черные кудри“, то не обязательно по-бальмонтовски „змейно“»), она высказала надежду, что вскоре «столь заманчивая для неискушенного воображения литературность выражений утратит свое обаяние для молодого поэта» (журн. «Северные записки», Пг., 1916, № 6, июнь, с. 219–220).
«Выткался на озере алый свет зари…» (с. 28). — Журн. «Млечный Путь», М., 1915, № 3, март, с. 39; Еж. ж., 1915, № 8, август, с. 4; Р16.
Печатается по наб. экз. (авторизованная машинопись).
Беловой автограф — в альбоме И.В.Репина (РГАЛИ) С.А. Торской датой «1916. 17 июнь» (дата записи). Датируется по пометам в наб. экз. 1910 г.
Вспоминая о времени учебы Есенина в Московском городском народном университете им. А.Л.Шанявского, его товарищ тех лет Н.А.Сардановский писал, как однажды Есенин рассказал, что с ним обещал побеседовать по поводу его стихов П.Н.Сакулин. «Вскоре Сергей с восторгом рассказывал мне свои впечатления о разговоре с профессором», который «особенно одобрил» стихотворение «Выткался на озере алый свет зари…» (Восп., 1, 133).
Совсем иначе было оценено стихотворение акмеистской критикой. Г.В.Иванов, осудивший «Радуницу» за то, что в сборнике видно, по его мнению, воздействие московских модернистов (см. прим. к «Пойду в скуфье смиренным иноком…»), приводил в доказательство заключительные строки первой редакции стихотворения и писал, что Есенин «подбирает слова только благозвучные, образы только конкретно-красивые, но почти в каждом его стихотворении есть какая-нибудь зацепочка, какие-нибудь „рогульки луны“, и тогда видишь, что вся эта красивость здесь — лишь не к лицу платье» (газ. «Русская воля», Пг., 1917, 23 сентября, № 226).
«Матушка в купальницу по лесу ходила…» (с. 29). — Р16; ОРиР.
Печатается по наб. экз. (авторизованная машинопись с правкой С.А. Толстой-Есениной, являющейся копией авторской правки в другом экземпляре той же машинописи — ГЛМ).
Автограф неизвестен. Датируется по наб. экз., где помечено 1912 г.
В том, что автор как бы отнес день своего рождения (21 сентября) к кануну Ивана Купалы (т. е. к 23 июня) — нет намерения изменить свою реальную биографию. Это — поэтическая условность. Однако в кругу знакомых Есенина был писатель, действительно родившийся на Ивана Купалу, — А.М.Ремизов, который многое выводил в своем творчестве именно из этого, в частности, свои особые отношения со всякой сказочной лесной нежитью, о чем он не раз писал и говорил. Можно было бы предположить, что под воздействием одного из таких рассказов А.М.Ремизова, с которым Есенин познакомился в первый свой приезд в Петроград в марте 1915 г., могло возникнуть и это стихотворение. Однако у Есенина совсем другой характер обращения к купальским легендам — он раскрывает через это свою «слитость» с природой, песенность своего творчества.
Стихотворение широко цитировалось критиками как доказательство народных истоков творчества Есенина. «С первых же минут своей жизни Есенин приобщился к народно-поэтическому миру, — писал, например, П.Н.Сакулин. — Он — „внук купальной ночи“. Матушка в купальницу по лесу ходила, собирала „травы ворожбиные“; тут и сына породила» (журн. «Вестник Европы», Пг., 1916, № 5, май, с. 204). Н.Н.Вентцель отмечал в некоторых строках стихотворения «влияние кольцовского стиля» (газ. «Новое время», илл. прилож., Пг., 1916, 27 августа, № 14539).
Купальница — канун праздника Ивана Купалы, приходившийся на 23 июня. Народные поверия, которыми отмечены этот день и день Ивана Купалы (24 июня), были связаны с языческими верованиями в силы, способные выполнить желание человека. В этот день как бы раскрываются потаенные силы природы: вода получает силу смыть с тела недуги и наделить человека крепостью и здоровьем; особую, целебную или колдовскую, силу получают травы и цветы; из земли выступают клады и сокровища — и человек получает возможность добыть их и т. п. С этими поверьями связаны такие обряды, как купание в воде или в росе, прыгание через костер, сборы трав, поиск цветов папоротника или разрыв-травы и т. д. «Св. Агриппина известна в народе русском под именем Аграфены-Купальницы. Причиною такого названия послужило то обстоятельство, что предки наши еще в эпоху дохристианскую с 23 июня, памяти св. Агриппины, начинали одно из важнейших языческих своих празднеств Купалы» (Калинский И.П. «Церковно-народный месяцеслов на Руси», СПб., 1877, с. 145–146).
…травы ворожбиные…— По поверьям, многие растения в купальницу и в ночь на Ивана Купалу получают колдовскую или целебную силу. «Купальница в народе слывет также лютые коренья, а Купало хорошие травы» (Снегирев И.М. «Русские простонародные праздники и суеверные обряды», вып. IV., М., 1839, с. 39).
«Зашумели над затоном тростники…» (с. 30). — Журн. «Млечный Путь», М., 1915, № 2, февраль, с. 28; «Новый журнал для всех», Пг., 1915, № 4, апрель, с. 34; Р16.
Печатается по наб. экз. (авторизованная машинопись).
Автограф неизвестен. Датируется по помете в наб. экз. 1914 г.
В «Новом журнале для всех» — с посвящением «Сергею Городецкому». Встреча с Сергеем Митрофановичем Городецким (1884–1967), к которому Есенин пришел с рекомендательным письмом Блока (не сохранилось), сыграла немалую роль в относительно быстром вхождении молодого поэта в петроградскую литературную среду. С.М.Городецкий, в частности, дал ему рекомендательные письма к В.С.Миролюбову и С.Ф.Либровичу, помог напечататься в «Кубанской мысли». Он стал организатором общества «Краса». В одноименном издательстве в мае 1915 г. было объявлено, что печатается сборник «Краса», в который входит «Усильник» Есенина (какое произведение имелось в виду — неизвестно), готовится сборник Есенина «Радуница» и намечен к изданию сборник «Рязанские прибаски, канавушки и страдания», который также, несомненно, был бы составлен Есениным. Эти издательские начинания, правда, не осуществились. Но на вечере «Красы» 25 октября 1915 г., который открывал С.М.Городецкий своим «зачальным присловьем», Есенин впервые вышел на эстраду со своими стихами. «Это был первый публичный успех Есенина», — вспоминал С.М.Городецкий (Восп., 1, 181).
Однако вскоре Есенин начал отдаляться от С.М.Городецкого. Их дружеские отношения оборвались с отъездом С.М.Городецкого в качестве корреспондента «Русского слова» на кавказский фронт. Они восстановились с возвращением С.М.Городецкого в Москву в 1921 г., но не стали столь же близкими и тесными, как в 1915 г.
Семик — четверг седьмой недели после Пасхи, то есть последней недели перед Троицей. С этим днем связано немало обрядов и поверий, в которых сказался культ растений. К этому дню рубили ветки берез и расставляли их по избам. С утра в роще завивали венки из берез, украшали березовые деревца лентами и лоскутками. В этот день девушки часто гадали о своей судьбе, о суженом, в частности — по венкам: их бросали в воду и по тому, всплывет венок или потонет, поплывет вдаль или будет кружиться на одном месте, судили о будущем. Бытовало немало других примет, связанных с поведением леших и домовых в этот день; считалось, например, что много мышей на гумне в семик — к голодному году и т. п.
«Троицыно утро, утренний канон…» (с. 31). — Еж. ж., 1915, № 6, июнь, с. 4; Р16.
Печатается по наб. экз. (авторизованная машинопись) с исправлением в ст. 4 по Еж. ж. и Р16 («В благовесте» вместо «В благосте»). Первая редакция («Троица» — с. 298) печатается по Еж. ж.
Автограф неизвестен. Датируется по помете в наб. экз. 1914 г.
В Еж. ж. — первая редакция; она была повторена в Р16 (против редакции Еж. ж. изменена только одна строка: «В роще по березкам белый перезвон»). Текст был выправлен автором при подготовке Собр. ст. (очевидно, по экз. Р16): снят заголовок и вычеркнуто три строфы. Экземпляр, правленный Есениным, неизвестен, но характер правки ясен из сопоставления Р16 и машинописи, снятой С.А. Толстой-Есениной с этого экземпляра.
Откликаясь на появление стихов Есенина в Еж. ж., Н.А.Клюев писал В.С.Миролюбову 22 июля 1915 г.: «Какие простые неискусные песенки Есенина в июньской книжке — в них робость художника перед самим собой и детская, ребячья скупость на игрушки-слова, которые обладателю кажутся очень серьезной вещью» (сб. «Есенин и современность», М., 1975, с. 243; публ. К.М.Азадовского). Многие критики уже в первых отзывах выделили как одну из отличительных черт молодого поэта особую «слитость» с природой, выявившуюся в его стихах. Так, Н.Н.Вентцель писал о тональности ряда стихотворений, и в частности данного: «Как и у Клюева, у С.Есенина явственно звучат религиозные настроения, по временам сливаясь с простодушными народными верованиями, по временам приобретая оттенок чего-то сродного пантеизму. Это не всепоглощающий тютчевский пантеизм, для которого между „я“ и природой не было грани и который нашел такое полное выражение в поэтической формуле: „Все во мне и я во всем“. У Есенина такого слияния с природой мы не находим, но она для него — обширный храм, и потому все в ней может считаться священным, все может возбудить молитвенный восторг» (газ. «Новое время», илл. прил., Пг., 1916, 27 августа, № 14539).
