"Многие скажут: "А зачем нам покупать эти книги? Мы знаем все песни БГ наизусть, да и в интернете есть 100500 сайтов с этими текстами..." Все так, но каждую строчку этой книги Борис Борисович вычитал и привел в строгое соответствие с первоисточником. Поэтому мы беремся утверждать, что в этой книге самые правильные тексты, вариации которых разошлись по интернету в бессчетных количествах." Редакция Бабук
"БАбук отчасти превращается в БГбук.
В книжном клубе BAbook открылась полка Бориса Гребенщикова.
С сегодняшнего дня там появились в продаже две книги: «Книга слов» и «Книга песен» (ссылка внизу), которые Борис Борисович составлял так долго, что все в издательстве успели состариться, а некоторые даже впасть в детство. Но ожидание того стоило.
Я открыл «Книгу песен», где они расположены в хронологическом порядке. Прочитал текст самой первой, из самого первого «Синего альбома» и подумал, что Боря уже в 1981 году знал всё заранее.
Что будут те, кто верит и кто смотрит из лож. И про поезд, на который не попасть.
Есть те, что верят, и те, что смотрят из лож.И даже я порой уверен, что вижу, где ложь.Но когда ты проснешься, скрой свой испуг:Это был не призрак, это был только звук;Это тронулся поезд, на который ты не попадешь. " Борис Акунин
class="v">Я вошел сюда с помощью двери,
Я пришел сюда с помощью ног.
Я пришел, чтоб опять восхититься
Совершенством железных дорог:
Даже странно подумать, что раньше
Каждый шел, как хотел — а теперь
Паровоз, как мессия, несет нас вперед
По пути из Калинина в Тверь.
Проводница проста, как Джоконда,
И питье у ней слаще, чем мед;
И она отвечает за качество шпал,
И что никто никогда не умрет…
Между нами — я знал ее раньше,
Рядом с ней отдыхал дикий зверь;
А теперь она стелет нежнее, чем пух
По пути из Калинина в Тверь.
Машинист зарубает Вивальди,
И музыка летит меж дерев;
В синем с золотом тендере вместо угля —
Души тургеневских дев.
В стопудовом чугунном окладе,
Богоизбранный (хочешь — проверь),
Этот поезд летит, как апостольский чин,
По пути из Калинина в Тверь.
Не смотри, что моя речь невнятна,
И я неаутентично одет —
Я пришел, чтобы сделать приятно,
И еще соблюсти свой обет.
Если все хорошо, так и Бог с ним:
Но я один знаю, как открыть дверь,
Если ты спросишь себя — на хрена мы летим
По пути из Калинина в Тверь
Дарья, Дарья, в этом городе что-то горит,
То ли души праведных, то ли метеорит;
Но пусть горит, пока я пою,
Только не спрашивай меня, что я люблю —
Говорящий не знает, Дарья, знающий не говорит.
Ван Гог умер, Дарья, а мы еще нет;
Так что Дарья, Дарья, не нужно рисовать мой портрет:
Ты можешь добиться реального сходства
Или феноменального скотства —
Ты все равно рисуешь сама себя; меня здесь нет.
Бог сказал Лазарю — мне нужен кто-то живой.
Господь сказал Лазарю — хэй, проснись и пой!
А Лазарь сказал — Я видел это в гробу;
Это не жизнь, это цирк Марабу,
А ты у них, как фокусник-клоун, лучше двигай со мной
А здесь из труб нет дыма и на воротах печать;
Ни из одной трубы нет дыма, и на каждых воротах печать.
Здесь каждый украл себе железную дверь,
Сидит и не знает, что делать теперь —
У всех есть алиби, но не перед кем отвечать.
А я пою тебе с той стороны одиночества,
Но пока я пою, я поверну эти реки вспять.
И я не помню ни твоего званья, ни отчества,
Но, знаешь, в тебе есть что-то, что заставляет этот курятник сиять.
Спасибо, Дарья — похоже время идти:
Дарья, Дарья, нас ждут где-то дальше на этом пути.
Мне было весело с твоими богами,
Но я чувствую — трава растет под ногами,
Мы разлили все поровну, Дарья — прощай и прости!
Мои жилы, как тросы, моя память как лед;
Мое сердце как дизель, кровь словно мед —
Но мне выпало жить здесь, среди серой травы,
В обмороченной тьме, на болотах Невы.
Где дома — лишь фасады, а слова — пустоцвет,
И след сгоревшей звезды — этот самый проспект;
Я хотел быть как солнце, стал как тень на стене,
И неотпетый мертвец сел на плечи ко мне.
И с тех пор я стал видеть, что мы все как в цепях,
И души мертвых солдат на еловых ветвях
Молча смотрят, как все мы кружим вальс при свечах;
Каждый с пеплом в руке и с мертвецом на плечах.
Будет день всепрощенья — Бог с ним, я не дождусь;
Я нашел как уйти, и я уйду и вернусь,
Я вернусь с этим словом, как с ключом синевы —
Отпустить их домой,
Всех их, кто спит на болотах Невы.
Дело было в Казани, дело кончилось плохо,
Хотя паруса его флота были из самоцветных камней;
На него гнула спину страна и эпоха,
Но она была в шелковом платье и много сильней.
Утро не предвещало такого расклада.
Кто-то праздновал Пасху, где-то шла ворожба.
И Волга мирно текла, текла, куда ей было надо,
И войска херувимов смотрели на то, как вершилась судьба.
На подъездах к собору пешим не было места,
На паперти — водка-мартини, соболя-жемчуга,
Но те, кто знал, знали, когда пойдут конвой и невеста —
Лучше быть немного подальше, если жизнь дорога.
Когда вышел священник, он не знал, что ему делать:
То ли мазать всех миром, то ли блевать с алтаря;
А жених, хоть крепился, сам был белее мела,
А по гостям, по которым не плакал осиновый кол, рыдала петля.
И никто не помнит, как это было,
А те, кто помнят, те в небе или в огне;
Но те, кто сильны — сильны тем, что знают, где сила;
А сила на ее стороне.
Говорят, что был ветер — ветер с ослепительным жаром;
Говорят, что камни рыдали, когда рвалась животворная нить;
А еще говорят, что нельзя вымогать того, что дается даром,
И чем сильнее ты ударишься об воду, тем меньше хлопотать-хоронить.
Он один остался в живых. Он вышел сквозь контуры двери.
Он поднялся на башню. Он вышел в окно.
И он сделал три шага — и упал не на землю, а в небо.
Она взяла его на руки, потому что они были одно.
Откуда я знаю тебя? Скажи мне
