Осип Мандельштам - Осип Мандельштам. Сочинения

Скажу ль,
Во Франции два брата, два Гонкура,
Эдмонд и Жуль,
Когда б не родились и не писали вместе,
Не оказали б им такой французы чести.

Два брата, но одна у братьев голова -
У них цилиндра два и редингота два...
Жуль если только книгу пишет,
Эдмонд не кушает, не дышит.
Покуда Жуль пером себя бессмертит,
Эдмонд мороженицу вертит.

А вечером, лей дождь хоть из ведра,
С Эдмондом Жуль идут в Гранд Опера.
И, не считаясь с тем, кто пишет лучше, плоше,
Друг другу подают не в очередь калоши.

Где братья, там салон, капустник иль премьера.
– Намедни я обедал у Флобера.
Нет, что ни говори,
Изрядно у него выходит «Бовари»!..

Архистратиг вошел в иконостас...
В ночной тиши запахло валерьяном.
Архистратиг мне задает вопросы,
К чему тебе ....... косы
И плеч твоих сияющий атлас...

Однажды некогда какой-то подполковник,
Белогвардеец и любовник,
Постился, выводя глисту.
Дня три или четыре
Росинки маковой он не имел во рту.
Но величайший постник в мире
Лишь тот, кто натощак читает «На посту».

Один еврей, должно быть, комсомолец,
Живописать решил дворянский старый быт:
На закладной под звуки колоколец
Помещик в подорожную спешит.

Помпоныч, римский гражданин,
Наскучив жить в развратном изобильи,
На то имея множество причин,
Включая старческое слабосилье,
К себе гостей однажды пригласил
И сам себе разрезал скукожилья,
Скукожился и дух по ванной испустил...

У вас в семье нашел опору я -
Предупредительность, которая
Меня сумела воскресить,
И долго будет крыса хворая
Признательна за помощь скорую,
Которую нельзя забыть.

Плещут воды Флегетона,
Стены Тартара дрожат.
Съеден торт – определенно -
Пястом пестуемый яд.

Подшипник с шариком
Начни соревноваться -
Подшипники шипеть,
А шарики – кататься.

Кто Маяковского гонитель
И полномочный представитель
Персидского сатрапа Лахути?
Шенгели, господи прости,
Российских ямбов керченский смотритель.

Посреди огромных буйволов
Ходит маленький Мануйловов.

<1>
Моргулис – он из Наркомпроса.
Он не турист и не естественник,
К истокам Тигра и Эфроса
Он знаменитый путешественник.

<2>
Старик Моргулис зачастую
Ест яйца всмятку и вкрутую.
Его враги нахально врут,
Что сам Моргулис тоже крут.

<3>
Я видел сон – мне бес его внушил,-
Моргулис смокинг Бубнову пошил.
Но тут виденья вдруг перевернулись,
И в смокинге Бубнова шел Моргулис.

<4>
Старик Моргулис из Ростова
С рекомендацией Бубнова,
Друг Островера и Живова
И современник Козакова.

<5>
Старик Моргулис на Востоке
Постиг истории истоки.
У Шагинян же Мариетт
Гораздо больше исторьетт.

<6>
У старика Моргулиса глаза
Преследуют мое воображенье,
И с ужасом я в них читаю: "За
Коммунистическое просвещенье"!

<7>
Старик Моргулис под сурдинку
Уговорил мою жену
Вступить на торную тропинку
В газету гнусную одну.
Такую причинить обиду
За небольшие барыши!
Так отслужу ж я панихиду
За ЗКП его души.

<8>
Звезды сияют ночью летней,
Марганец спит в сырой земле,
Но Моргулис тысячелетний
Марганца мне и звезд милей.

<9>
Старик Моргулис – примечай-ка! -
Живет на Трубной у Семейки,
И, пядей будучи семи,
Живет с Семейкой без семьи.

<10>
Старик Моргулис на бульваре
Нам пел Бетховена...

<1>
Ох, до сибирских мехов охоча была Каранович:
Аж на Покровку она худого пустила жильца.
– Бабушка, шубе не быть,– вскричал запыхавшийся внучек.-
Как на духу, Mандельштам плюет на нашу доху.

<2>
Скажи-ка, бабушка,– xe-xе! -
И я сейчас к тебе приеду:
Явиться в смокинге к обеду
Или в узорчатой дохе?

Шапка, купленная в ГУМе
Десять лет тому назад,
Под тобою, как игумен,
Я гляжу стариковат.

Мяукнул конь и кот заржал -
Казак еврею подражал.

Есть на Большой Никитской некий дом -
Зоологическая камарилья,
К которой сопричастен был Верме'ль.
Он ученик Барбея д'Оревильи.
И этот сноб, прославленный Барбе'й,
Запечатлелся в Вермелевом скарбе
И причинил ему немало он скорбей.
Кто может знать, как одевался Ба'рбий?
Ведь англичанина не спросит внук,
Как говорилось: «дерби» или «дарби»...
А Вермель влез в Барбеевый сюртук.

<2>
Ходит Вермель, тяжело дыша,
Ищет нежного зародыша.

Хорошо на книгу ложится
Человеческая кожица.

Снегом улицы заметены,
Люди в кожу переплетены –

Даже дети, даже женщины -
Как перчатки у военщины.

Дева-роза хочет дочь нести
С кожею особой прочности.

Душно... Вермель от эротики
Задохнулся в библиотеке.

<3>
Счастия в Москве отчаяв,
Едет в Гатчину Вермель.
Он почти что Чаадаев,
Но другая в жизни цель.

Он похитил из утробы
Милой братниной жены...
Вы подумайте: кого бы?
И на что они нужны?

Из племянниковой кожи
То-то выйдет переплет!
И, как девушку в прихожей,
Вермель черта ущипнет.

<4>
Как поехал Вермель в Дмитров,
Шляпу новую купил.
Ну не шляпа – прямо митра:
Вермель Дмитров удивил.

То-то в шляпе он устроил
Предкам форменный парад.
Шляпа – брешь в советском строе...
Без нее он брел назад.

<5>
Спит безмятежно
Юрий Вермель.
Август. Бесснежно.
Впрочем, апрель.

В Дмитрове предок
Тризной почтен.
А напоследок -
В шляпе – мильтон.

<6>
Вермель в Канте был подкован,
То есть был он, так сказать,
Безусловно окантован,
То есть Канта знал на ять.

В сюртуке, при черном банте,
Философ был – прямо во!
Вермель съел собаку в Канте,
Кант, собака, съел его.

Не средиземною волной
И не вальпургиевой жабой,
Я нынче грежу сам не свой
Быть арестованною бабой.

Увы, на это я готов
Заране с выводами всеми,
Чтобы видеть вас в любое время
Под милицейский звон оков!

Какой-то гражданин, наверное попович,
Наевшися коммерческих хлебов,
– Благодарю,– воскликнул,– Каганович!
И был таков.
Однако!

Однажды из далекого кишлака
Пришел дехканин в кооператив,
Чтобы купить себе презерватив.

Откуда ни возьмись,– мулла-собака,
Его нахально вдруг опередив,
Купил товар и был таков.
Однако!

Сулейману Стальскому
Там, где край был дик,
Там шумит арык,
Где шумел арык,
Там пасется бык,
А где пасся бык,
Там поет старик.

Звенигородский князь в четырнадцатом веке
В один присест съел семьдесят блинов,
А бедный князь Андрей и ныне нездоров...
Нам не уйти от пращуров опеки.

Мне вспомнился старинный апокриф -
Марию Лев преследовал в пустыне
По той простой, по той святой причине,
Что был Иосиф долготерпелив.

Сей патриарх, немного почудив,
Марииной доверился гордыне -
Затем, что ей людей не надо ныне,
А Лев – дитя – небесной манной жив.

А между тем Мария так нежна,
Ее любовь так, боже мой, блажна,
Ее пустыня так бедна песками,

Что с рыжими смешались волосками
Янтарные, а кожа – мягче льна -
Кривыми оцарапана когтями.