——————————
Командир взвода, где Теркин —
Он сбежал с крылечка хаты
И пошел, держась к стене,
Молодой, молодцеватый,
С автоматом на ремне.
И за той глухой пальбою
За разрывами в дыму
Он следил, охотник боя,
Понимая что к чему.
Как посмотрит, что он скажет,
Люди знают наперед.
— Братцы, братцы… ранен сам…
Подбежали. И тогда-то —
С тем и будет не забыт —
Он сказал — Вперед, ребята,
Я не ранен. Я — убит.
Командующий (с адъютантом безотлучным):
— Здравствуй, Теркин,
Поздравляю, лейтенант.
Сколько звезд — Теркин, хоть и прост.
——————————
Страшной власти это слово,
Пусть хоть тыщи раз оно
С жесткой ясностью суровой
На войне повторено.
Пусть за этим словом следом
В самом деле не всегда
Шла удача и победа,
А случалась и беда, —
Не убавившись нимало,
С полной силой всякий раз
Вновь и вновь оно звучало,
Слово краткой — приказ.
На исходе этих суток,
Точно зимний свет в окно,
Точно белый первопуток
В темный лес вошло оно.
——————————
И в своей шинели мятой,
Похудевший, бородатый
В самый раз походит он
На российского солдата
Всех компаний и времен.
——————————
И солдат мой поседелый,
Коль останется живой,
Вспомнит: то-то было дело,
Как стояли под Москвой.
И с печалью горделивой
Он начнет в кругу внучат
Свой рассказ неторопливый,
Если слушать захотят.
Трудно знать. Со стариками
Не всегда мы так добры.
Там посмотрим. А покамест —
Далеко до той поры…
——————————
Да идет, идет порядком,
А глядишь и не дошел,
Отдохнуть прилег с устатку
Под одним из тысяч сел.
На снегу ль, в траве ль зеленой —
Прикорнул на век боец.
А команде похоронной —
Подобрать — и с тем конец.
——————————
По природе был он тоже
Смертный, только и всего
Но казалось, с ним не может
Здесь случиться ничего.
РТ
Смерть и воин (стр. 151)
Рукописная редакция:
Смерть и Теркин
В чистом поле на пригорке,
Одинок и слаб и мал,
На снегу Василий Теркин
Неподобранный лежал.
Голый ствол березы белой,
Обезглавленной огнем,
Полый, черный танк горелый,
Под откосом кверху дном —
Снеговых траншей развилок,
Сбросы свежие земли, —
Все уж это было тылом,
Бой гремел уже вдали…
Кровь давно взялася коркой,
Отходила боль и страх…
И в тоске почуял Теркин:
Смерть присела в головах.
И смекнув, что дело худо,
Чуть повел он головой:
— Смерть, поди-ка ты отсюда.
Я солдат еще живой.
Смерть над ним склонилась ниже:
— Не перечь мне, молодец,
Я-то знаю, я-то вижу:
Ты живой, да не жилец.
Незаметно тенью смертной
Я твоих коснулась щек.
И на них уже не тает
Молодой сухой снежок.
Я от севера до юга
Вдоль по фронту путь держу.
Я теперь твоя подруга,
В изголовьи посижу.
Угожу, не откажу,
Недалеко провожу,
Белой вьюгой,
Белой вьюгой,
Вьюгой след запорошу…
И как только Смерть запела,
Тотчас в горечи глухой
Голый ствол березы белой
Тихо скрипнул раз-другой.
И горелый танк, похожий
В перевернутой броне
На жука, что встать не может,
Очутившись на спине, —
Звякнул чем-то в стороне.
Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.
Смерть все ближе.
— Нет, Косая,
Я солдат еще живой…
Чует: вкрадчиво и властно
Смерть смеется:
— Где там жизнь.
Не торгуйся понапрасну,
Помирай, не дорожись.
Моего не бойся мрака,
Ночь, поверь, милее дня…
— Нет, но что ты, Смерть, однако,
Хочешь лично от меня?
Смерть как будто бы замялась,
Отклонилась от него.
— От тебя? Такую малость,
Ну, почти что ничего…
И поскольку непременно
Ты застынешь здесь в снегу,
Я с тобою откровенно
Говорить уже могу.
При последнем самом часе,
В тишине, наедине —
Слово, знак один согласья
От живого нужен мне.
Что ему постылы торги,
Что устал беречь он жизнь…
Усмехнулся даже Теркин:
— Сам, выходит, подпишись?..
Смерть смутилась:
— Ну — так что же.
Подпишись… Такой пустяк…
— Не твоей ли ради рожи
Подписаться! Как не так.
Смерть свое:
— Зачем так грубо. —
И подвинулась к плечу:
— Ведь уже мертвеют губы.
Соглашайся.
— Не хочу.
— Как не хочешь? Дело к ночи.
На мороз горит заря.
Хочешь! Хочешь, чтоб короче.
Чтоб уже не мерзнуть зря.
— Не хочу.
— Ну, что, ты, глупый.
Крови сколько утекло.
Снег, как битое стекло.
Сам лежишь — всего свело.
Только терпишь мне на зло.
Я б тебя тотчас тулупом,
Чтоб тепло, тепло, тепло…
Вижу, веришь. Вот и слезы.
Вот уж я тебе милей.
— Врешь. Я плачу от мороза.
Врешь, Косая.
— Дуралей.
Что от счастья, что от боли —
Все равно. А холод лют.
Завилась поземка в поле.
Нет, тебя уж не найдут…
И зачем тебе, подумай,
Загляни-ка наперед,
Если кто и подберет,
Пожалеешь, что не умер
Тут, на месте, без хлопот…
— Не пугай. —
А Смерть-старуха
Шепчет, вкладывает в ухо:
— Пожалеешь.
— Станут резать.
— И отлично.
— Будет страшно.
— Я привычный.
— Больно будет.
— Не больней…
— Не больней, да толку мало —
Продолжает Смерть, смеясь, —
— Только встанешь — все сначала:
Холод, страх, усталость, грязь.
На снегу, порой без пищи,
Без воды, а то в воде…
— То — война. С нее не взыщешь
Ни в каком уже суде…
— А тоска, солдат, впридачу:
Как там дома, что с семьей.
— Вот уж выполню задачу —
Кончу немца — и домой.
— Так. Допустим. Но тебе-то
И домой к чему прийти:
Догола земля раздета
И разграблена, учти.
Все в забросе.
— Я работник,
Я бы дома в дело вник.
— Дом разрушен.
— Я и плотник.
— Печки нету.
— И печник.
Я от скуки на все руки,
Я такой — мое со мной.
— Дай еще сказать старухе:
Вдруг придешь с одной рукой,
Иль еще каким калекой?
— Может быть. Не мудрено.
Но и четверть человека —
Я не сдамся все равно.
— Погоди еще: не сдамся.
Ты возьмешь слова назад.
Ты надеешься наверно,
Что когда придешь с войны,
По заслуге беспримерной
Оценить тебя должны?
Что за все твои потери,
За великий подвиг твой —
Ты потом, по крайней мере,
Накрасуешься живой?
Что не будет интересней
За любым тогда столом
Фронтовой жестокой песни
Иль рассказов о былом?
Что везде — такое диво —
Будешь вроде жениха,
Что без очереди пива
Кружку выпросишь? Ха-ха!
Не надейся. Лучше строго
И разумно рассуди.
Что таких вас будет много,
Очень много — пруд пруди.
Будет все обыкновенно,
Даже буднично, поверь.
— Ничего. Народ военный.
Унывать не станем, Смерть.
Меж собой мы все знакомы,
Все родня, что из огня.
Не пугай, что хуже дома.
— А домой — уж это точно —
Не попасть тебе домой.
Рассуди. Решись — и точка.
Так ли, сяк, а будешь мой.
Только дашь напрасно кругу,
Обходя мою межу.
Я ж теперь твоя подруга,
Угожу — не откажу.
Недалеко провожу.
Белой вьюгой,
Белой вьюгой,
Вьюгой след запорошу… —
Завела она — и снова
Следом в горечи глухой
Ствол березы безголовой
Будто скрипнул раз-другой.
И холодный остов танка,
Что вчера погиб в огне,
Вновь какою-то жестянкой
Будто звякнул в стороне…
Чует Теркин, замерзая
На постели снеговой,
Смерть все ближе.
— Врешь, Косая,
Я солдат еще живой…
— Неживой почти, дружище,
Только жив, чтоб сделать знак.
— Подписаться? Как не так!
Вон, идут за мною. Ищут.
Из санбата.
— Где, чудак?..
— Вон, по стежке занесенной…
Смерть хохочет во весь рот:
— Из команды похоронной!
— Что ж, и то живой народ.
Снег шуршит, подходят двое,
Все при них — лопаты, лом.
— Вот еще остался воин,
К ночи всех не уберем…
— А и то устали за день.
Доставай кисет, земляк.
На покойничке присядем,
Хоть покурим натощак.
— Кабы, знаешь, щец да кашки.
— Кабы целый котелок.
— Кабы капельку из фляжки,
— Кабы так — один глоток…
Теркин жалостно и слабо
Подал людям голос свой:
— Прогоните эту бабу,
Я солдат еще живой.
Смотрят люди: вот так штука,
Видят, верно: жив солдат.
— Что ты думаешь!
— А ну-ка
Понесем его в санбат.
— Ну и редкостное дело, —
Рассуждают неспеша.
— Одно дело — просто тело,
А тут — тело и душа.
— Еле-еле душа в теле.
— Шутки, что ль, зазяб совсем.
— А уж мы тебя хотели,
Понимаешь, в Наркомзем…
— Не толкуй, заждался малый,
Вырубай шинель во льду. Подымай…
А Смерть сказала:
— Я, однако, вслед пойду.
Земляки — они к работе
Приспособлены к иной.
Врете, может растрясете, —
Все равно он будет мой…
Два ремня да две лопаты,
Две шинели поперек.
— Береги, земляк, солдата,
— Понесли. Терпи, дружок.
По дороге от носилок
Смерть держалась невдали.
До санбата путь, мол, долог,
Речка. Мост. А мост бомбят.
И один еще осколок
Вот и весь тебе санбат.
Столько даром провозилась,
Что не верится самой.
Не тяни ты, сделай милость,
Знак подай… И будешь мой.
И собрав остаток силы,
Изловчившись кое-как,
Теркин Смерти с тех носилок
— На-ко! — сделал некий знак…
Дотащились до санбата,
Положили на кровать.
Глянул врач, седой, усатый:
— Будет жить и воевать!
Взвыла Смерть:
— Опять, постылый,
Насолил ты, Теркин, мне.
Столько смертных упустила
За тобою на войне.
14-15. III. 44. РТ