Иван Барков - Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова

Ебена мать не то значит, что мать ебена,
Ебеной матерью зовут и Агафона,
Да не ебут его; хотя ж и разъебать,
Все он пребудет муж, а не ебена мать!

Ебена мать ту тварь ебену означает,
Из бездны коея людей хуй извлекает.
Вот тесный смысл сих слов; но смысл пространный знать
Не может о себе сама ебена мать!

Ебена мать в своем лишь смысле не кладется,
А в образе чужом повсюду кстати гнется.
Под иероглиф сей все можно пригибать,
Синонима есть всем словам ебена мать.

Ебена мать как соль телам, как масло каши,
Вкус придает речам, беседы важит наши.
Ебена может мать период дополнять,
Французское жан футр у нас ебена мать.

Ебена мать тогда вставляют люди вскоре,
Когда случается забыть что в разговоре;
Иные и святых не вспомнив, как назвать,
Ткнув пальцем к лбу, гласят: как бишь, ебена мать?

Ебена мать еще так кстати говорится,
Когда разгневанный с кем взапуски бранится;
Но естьли и любовь надлежит оказать,
То ж, но нежней скажи: а! брат, ебена мать!

Ебена мать кладут и в знак местоименья
К таким, которые у нас без уваженья:
Коль хочешь, например, ты имрака назвать,
Вот так его зови: ей ты! ебена мать!!!

Ебена мать уж ты!'—значит к тебе презренье,
Уж я ебена мать — значит к себе почтенье,
Что за ебена мать? — есть недоумевать,
А храбрости есть знак: кто нас! ебена мать!

Ебена мать дурак! — в проступке есть улика,
Дурак ебена мать! — значит, вина велика;
Я дам ебена мать! — го значит угрожать,
А не хотеть, вот так: о! ох! ебена мать.

Ебена мать значит и сердце умиленно;
Как кто раскается в грехах своих смиренно,
Из глубины души начнет вон изгонять
С пороком те слова: ах! я ебена мать!

Ебена мать еще присягой нам бывает,
Коль, например, тебя напрасно кто клепает,
И образ со стены ненадобно снимать:
Скажи лишь, прекрестясь: как! 6а, ебена мать!

Ебена мать же ты! — значит не догадался,
Ой ты ебена мать! — о нем значит дознался,
А! а! ебена мать;! — значит в беде поймать,
А пойманной гласит: вот-те, ебена мать!

Ебена мать душа есть слов, но естьли в оных
Не прилучается замашек сих ебеных —
Без вкуса разговор и скучно речь внимать;
Вот как ебена мать нужна — ебена мать!

Познай днесь, Хуестан, смятения вину:
Я только лишь было взобрался на княжну,
Как вдруг проклятый хуй стал мягок так, как лыко.

Великий государь, несчастье то велико,
Однако же совсем надежды не теряй
И на свою битку ты верно уповай;
Чего не смог теперь, то впредь исполнить можно,
И в Пиздокрасу хуй впендрячишь ты неложно.

О день, несчастный день, о прежестокий рок!
Не в силах я княжне в пизду пролить поток;
Я тщетно на красы дражайшие взираю
И Пиздокрасину шентю воображаю —
Хуишка скверный мой висит, как колбаса,
И не прельщает, ах! ничья его краса.
Представь, любезный друг, сколь горько мне терпети
И сколь несносно хуй сей пакостный имети!
Я братне разметал все воинство как прах,
А хуй мой, как кишка, лежит в моих штанах.
На то ли брата я столь победить старался,
Чтоб плод моих побед непроебен остался?
И для того ль княжну я от него достал,
Чтоб хуй мой на ее пизденочку не встал?
Я тщетно заставлял княжну его дрочити —
Не мог в нее, увы, не мог никак всучити.
Однако ж я его попробовать хочу,
Авосьлибо, я свой проклятый хуй вздрочу.
Введи сюда княжну!

Теперь я постараюсь,
Хоть слабо на битку свою я полагаюсь.
О мать ебливых дел, владычица земли,
Венера, ты теперь мольбу мою внемли!
Когда поможешь мне уеть княжну как должно,
Я тысячу хуев собачьих неотложно
На всесожжение во храм твой принесу,
Лишь в Пиздокрасу дай мне впрятать колбасу,
Сего лишь одного я от тебя желаю
И в покровительство тебе свой хуй вручаю.

Почто ты звать меня опять к себе велел?
Иль мало над пиздой моею ты потел?

Виновным пред тобой себя я признаваю,
Но слабости такой я впредь не уповаю
И больше на битку надеюся теперь;
А ты пизду свою, пожалуй, расщеперь.

Я путь к пизде открыть всегда тебе готова,
Но, ах! не начинай меня ты мучить снова.
Когда проеть меня ты не имеешь сил,
Почто моей пизды ты брата днесь лишил?
Отдай меня ему, я Мудорваном стражду,
Биткою утолит в пизде моей он жажду;
Он еть здоров, елдак всегда его стоит,
И сразу он в меня до муд свой хуй всадит.

Кого ты, дерзкая, воспоминать дерзаешь?
Или что мне он враг, ты то позабываешь?
Конечно, Мудорван еще тобой любим
И, видно, елдаком прельстил тебя своим,
Однако сей любви терпети я не стану
И тотчас еть его велю я Хуестану.

Что слышу я, увы, погибнет Мудорван,
Без милости в него хуй влящит Хуестан!
Когда к нему твоя жестокость столь сурова,
На Хуестанов шмат сама я сесть готова,
И лучше на его елде мне умереть,
Как мертва пред собой возлюбленного зреть.

Не бойсь, княжна, не бойсь, я столь суров не буду
И с братом ближнего родства не позабуду.
Когда в сражении он в плен ко мне попал,
Я жизнь его всегда священной почитал
И воевал я с ним лишь за тебя едину.
Позволь же мне теперь влупить в тебя шматину;
Позволь, дражайшая, чтобы в твою пизду,
Коль буду шастлив я, ввалил свою елду.
В надежде сей теперь тебя я оставляю
И с трепетом тебя я на хуй ожидаю.

На то ль судьба меня с пиздой произвела,
Чтоб Ебихуду я ети ее дала
И плешь его в своей пизде чтоб закалила?
Я девство для тебя, о Мудорван, хранила,
Готовила пизду тебе я на елдак,
Надеяся найтить в твоей шматине смак;
С нетерпеливостью я воли ожидала,
Дни щастья своего минутами считала,
Как пальцем ты в моей махоне ковырял
И в ярости свой хуй мне в руку ты давал;
Мне мнится зреть еще, как я его держала
И как пизда моя с задору вся дрожала,
Мокрехонька она, заслюнившись, была,
И чуть было тогда я тут не насцала,
Но князь, приметивши в моей махоне влажность,
Урыльник подал мне, считая то за важность;
Чрез то политику свою он мне подал
И, что он знает жить на свете, показал.
А ныне все свое я щастье потеряла,
И нет уже в руках возлюбленного скала!