Александр Хабаров - Империя зла (Книга стихов)

Белый свет уж не мил, и закон не указ;
Что мне эта ржаная свобода?
Коли солнце не спалит, так вышибет глаз
Корифей високосного года…

И за что мне такая чудная напасть —
Жить и жить посреди, а не справа?
Долго длится проезд, и не держится власть,
И суставами щелкает слава.

Что же делать, убившему столько своих
И убитому трижды — своими?
Сколько раз призывал я друзей и святых,
А остался с одними святыми.

Велика ты, Россия, да негде присесть.
Всюду холодно, голодно, голо.
Вместо имени шлейф, вместо лирики — жесть,
И трава не растет для футбола.

Мнит синоптик себя… да Бог ведает, кем,
Может, даже самим Даниилом….
Только ветер-то, ветер-то — он не из схем,
А все больше по нашим могилам…

И чудес я не жду, ни к чему они мне.
Если что-нибудь вдруг и случится,
То уж точно не всадник на бледном коне —
Конь в пальто костылем постучится.

Ночь меня разводит на вокзале,
Как цыганка пьяного лоха…
Хоть бы добры люди подсказали
Избежать обмана и греха.

Но они идут, потупив очи,
До меня им дела вовсе нет.
Я для них и сам подобье ночи,
Потускневший образ, силуэт…

Тут меня и знать никто не знает;
Ну и мир! Ослеп он и оглох.
Ночь-цыганка узелки срезает,
И вовеки не проспится лох.

Он лежит с улыбкой идиота,
Перепачкан известью пиджак.
Всяк его осудит, скажет что-то,
А потом уйдет, прибавив шаг…

Ну и развеселые цыгане!
Что поют? — попробуй, раскуси…
Ночь гуляет, огоньки в тумане,
Хороши вокзалы на Руси!

Вот и я такой же безбилетный,
Пассажир последних поездов,
Обитатель дымки предрассветной,
Вечный лох цыганских городов.

Жду-пожду, пока полоской узкой
Свет мелькнет, объявится восток —
Ночь моя в обличье бабы русской
Бросит вслед заплаканный платок.

Как исторический колун
Форштевень свой вонзил Колумб
В полено братской Кубы.
Корабль известный сел на мель
И вот уже бежит Фидель,
Прикрыв брадою губы.
За ним гуськом спешат слоны,
Краса и гордость всей страны,
Надежда и опора.
А вслед спешит и прочий скот.
И вот уже простой народ
Столпился у забора.
Фидель вначале держит речь.
Колумб затих, взойдя на печь.
Матросы течь качают.
Потом качают Фиделя.
Колумб вскочил, кричит: "Земля!"
И в нем души не чают.
И вот корабль уже ту-ту.
Груз героина на борту,
Слоны, ведро сиропа,
Три негритянки цвета беж
А денег нету, хоть зарежь!
Возрадуйся, Европа!

В Калуге ж где-то, в сей же час,
Свой глаз, как некий ватерпас,
Примерил Циолковский
К безмерным далям…
В девять луп
Он наблюдал Вселенной куб…
За то народ московский
Воздал хвалу ему и честь.
Но полдень минул.
Ровно в шесть Литавры загремели,
Подали трап, хлеб-соль и хмель,
Из чрева Ту сошел Фидель
В простой своей шинели.
Так чья же больше борода? "
До Кубы мне твоя звезда!"
кричит Фидель упрямо.
Ученый молвил без балды:
"А мне вся Куба до звезды,
Вселенная мне мама!"
Что ж, делать нечего… Фидель
Назад берет свою шинель,
Ведь минус шесть в Кабуле…
Хотел на поезд взять билет,
Полез в мундир — ни песа нет,
Лишь дырочка от пули.

Но — чу! уж видно паруса!
Колумб глядит во все глаза
На грешную Калугу, Колун готовит он опять,
За горло хочет всех нас взять,
"На горло" взять с испугу.
Но мы ни куба не вернем,
Нас не найти теперь с огнем,
Не сделать нас рабами,
Мы сшиты из чугунных труб,
Мы отстоим в Калуге клуб
И Кубу с голубями!
И всем колумбам вопреки
Не отдадим родной реки
И речи нашей лунной!
Пускай свирепствует Кабул
Не страшен нам ни Кубы гул,
Ни страшный взмах колунный!
Нас не откроешь с черных врат,
Не всякий враг нам друг и брат,
Не всяк фрегат нам любо
Узреть у наших берегов.
Убавим спесь таких врагов,
Держись, Колумб-голуба!
Не нужен нам турецкий вал!
Где тот, что Кубе отдавал
Бразды на бреге Понта?
Где тот, что пьяною рукой
Бездумно разрушал покой
Родного горизонта?
Герои беловежских рощ!
Теперь венец вам — плющ и хвощ,
Лаванда с беленою,
А нам колумбы не указ,
Мы жизнь свою, как ватерпас,
Проложим над страною.

Ботаник, химик и артист,
Пилот, таксист, таксидермист,
Па-та-ло-го-анатом,
Философ, агроном, поэт
Все знают, что Колумба нет,
А есть один лишь атом.
Основа мира, червь и царь,
Природы штучный инвентарь,
Кусочек и кирпичик
Всего того, что есть вокруг;
Он человеку — верный друг
И раб его привычек.
О, атом! Кто его колумб,
И кто среди волнистых клумб
Фидель его бессменный?
Кто Циолковский тех орбит,
В которых смысл его зарыт
Де-факто откровенный?
Кому, как в клубе, суждено
За атом мирный пить вино
Во славу Христофора?
Кому Калуга отдана
И будет век ему верна
Средь шумного позора?

И вот, сбавляя скоростя,
Колумб летит, вселенной мстя,
Летит, не зная страха;
Под ним земля, на нем каркас,
Он как герой умрет за нас
От щедрого размаха.
Он тает, словно снегопад,
Далече от родимых хат,
У берегов постылых,
У края, может, жизни всей
И реют буквы "Ю, ЭС, ЭЙ"
На фалдах шестикрылых.
Откроет он врата миров,
И миллиарды фрайеров
Собьются в коллективы
И прогремят они хвалу,
И в тяготенья кабалу
Запишут коррективы.
И как бумажные рубли,
Мы оторвемся от Земли,
Поднимемся над бытом,
Взлетим над пошлым бытием
И песню грозную споем
Над воином убитым.

Прощай, Колумб! Средь сотен лиц
Нам не забыть твоих яиц
Загадочных от века.
Мы их поставим на попа,
И к ним не зарастет тропа
Тунгуса и абрека.
Фидель, калмык и гордый финн
Последний поднесут алтын
К фундаменту Калуги,
Туда, где Циолковский жил,
И из своих могучих жил
Слагал светилам фуги.
Не зря же клуб за нас горел,
И из Кабула смерчем стрел
Грозила длань талиба?
Не зря ж на Кубу свой десант
Колумб сажал как диверсант
Пройдя моря, где рыба?
Теперь и там прошла нога
Индейца, негра и врага,
Китайца и набоба,
Теперь и тут вокруг биг-мак,
И тучка спит, как бишбармак,
На крыше небоскреба.
Теперь везде один тип-топ,
Равны друг другу грек, набоб,
Галаты и абреки,
И без Колумба-молодца
Не знал бы мир себе конца
Ни в том, ни в этом веке.