Но он уже не мог, как раньше, спокойно отдыхать в гробу. Он думал о цветке, представлял, какой он сейчас, и ворочался с боку на бок, тяжко вздыхая. Едва солнце скрылось за лесом, Вампир выбрался на поверхность и не удержался от восторженного крика. На конце стебля алела прекрасная пышная роза. Ее тонкий сладкий аромат проник, казалось, прямо ему в мозг. Голова закружилась от странных ощущений. Вампир смотрел на бархатистые лепестки, на их совершенную закругленную форму и, сам не понимая, что делает, склонился к розе и коснулся ее губами. И она покачнулась, будто приветствовала его кивками. Вампир заулыбался и сел на землю возле нее. Он не мог отвести глаз от алых лепестков, не мог надышаться изысканным ароматом. Среди полыни и бурьяна, покрывающих заброшенные могилы, роза выглядела посланцем другого мира, где царили красота и гармония.
Его черная сущность начала разрушаться от созерцания совершенства, его разум пытался понять, отчего этот цветок вызывает у него такой восторг и преклонение, но он не мог найти происходящему объяснения. Вампир мучился, его ленивому спокойному бессмысленному существованию пришел конец. Едва солнце уходило за горизонт, он выбирался из могилы и всю ночь сидел возле розы. Он уже начал довольствоваться кровью полевых мышей, бегающих в траве. Лишь бы никуда не уходить от предмета своей страсти. Он поливал розу каждую ночь. И однажды засиделся до критического освещения, не в силах уйти. Первый луч солнца, показавшегося из-за болота, коснулся капелек воды на бархатных лепестках. И они заискрилось такими радужными огоньками, что Вампир задохнулся от невиданной доселе красоты. Ему чуть не выжгло глаза, но он смотрел, впитывая зрелище, сколько мог терпеть. Но и поплатится за это. Когда он, зажмурившись, сполз в могилу и с трудом задвинул плиту за собой, то видел настолько плохо, что все казалось размытым и туманным.
«И пусть! – подумал он. – На что мне тут смотреть? На эти земляные стены и обветшалый гроб? Как все уродливо! Как мерзко!»
И он улегся на спину и закрыл больные глаза. И внутренним зрением сразу увидел прекрасную алую розу, освещенную первыми лучами солнца. Капельки росы сверкали и украшали ее, и на губах Вампира застыла улыбка.
Через несколько часов он услышал шум ветра наверху, но не придал этому особого значения. Затем раздались раскаты грома. Однако Вампир даже обрадовался грозе, думая, что его цветок хорошо промоет дождем, а земля напитается влагой. Так он и лежал до самого вечера, улыбаясь и думая о розе. Но когда Вампир выбрался на поверхность, то не поверил своим глазам. Он подумал, что все еще плохо видит, и несколько раз протер их. Но его бесценное сокровище погибло. Стебель был сломлен, прекрасный цветок лежал головкой в грязи, часть лепестков облетела. Вампир взвыл от невыносимой муки. Он бегал по кладбищу и грозил равнодушному черному небу, посылая ему страшные проклятья. Под утро он устал. Апатия навалилась на него. Он лег возле сломанного цветка и замер. Когда начала разгораться заря, Вампир лишь приподнял голову. Но его взгляд упал на темно-красные пятнышки на земле. Это были облетевшие лепестки.
Тогда он сел, скрестив ноги, и оторвал стебель в месте слома. Погибшая роза выглядела жалко. Она потеряла часть лепестков, остальные уже увяли. Но для Вампира она оставалась самой прекрасной на свете. Он прижал ее к груди и поднял лицо к встающему солнцу. Страха он не испытывал. Роза согревала его и казалась вторым сердцем. И он хотел уйти из этого мира вместе с ней. Солнце вставало медленно, но неуклонно. И вот сноп лучей появился из-за болота и залил окрестности золотым слепящим светом. И как только они коснулись Вампира, он моментально сгорел, так и не выпустив розу из сцепленных пальцев…
Меж двумя мирами
вставший на излом,
я всегда на грани
меж добром и злом.
Я всегда на пике,
там где тьма и свет,
я всегда в том миге,
где ответа нет,
я всегда в том месте,
где мой путь как нож,
где проходят вместе
истина и ложь,
где границы чётки
и весь мир разъят.
Между белым, черным
я всегда – распят.
Из дневниковых записей 20-х годов XX века:
«Наши заводские любят собираться после работы и бренчать на гитарах. Часто сижу с ними, но вот песни дворовые мне не по вкусу. Правда, вида не показываю. Меня и так дразнят «поэтом возвышенных грез». Намедни Степка, сварщик из кузнечного цеха, спел совсем новую песню. Там был припев: «Девушка в берете синем, с голубыми глазками, для меня ты всех красивей, буду с тобой ласковым».
И вот эта, показавшаяся мне примитивной песенка неожиданно всем полюбилась. Возвращаясь с вечерней смены, я слышал ее чуть ли не из каждого двора. Мало того, все наши девушки словно с ума посходили и навязали, нашили себе синих беретов. Какая-то повальная мода. И Зиночка ее не избежала. Но ей идет, на ее светлых кудряшках синий берет смотрится эффектно. А я написал стихотворение. Только показывать его никому не собираюсь, а то засмеют, да еще и обвинят в подражании популярной песне, хотя мой стих ничего общего с ней не имеет».
Девушка в синем берете
на золотых волосах,
ты за поэта в ответе!
В сердце поэта лишь страх.
Страх потерять твою дружбу
и не заметить любовь.
Слов покаянных не нужно,
все объяснения – боль!
Мы не найдем пониманья,
словно две птицы – вразлет.
Я не ищу оправданья,
я лишь влюбляюсь взахлеб.
Выну я сердце и душу,
все я любимой отдам,
только поэта ты слушай!
Я не уйду, не предам!
Ты всех желанней на свете,
ты – мой восторг и мой страх,
девушка в синем берете
на золотых волосах…
«Прядь волос все крутишь ты…»
Прядь волос все крутишь ты,
кончик теребя.
Как же ты измучила!
Пощади меня!
Как кора, источен я
древнею тоской.
Ничего не хочется,
лишь сказать: постой!
Все давно изучено,
и весь выпит яд…
Губ твоих излучины
и лукавый взгляд
говорят: все кончено…
Но глаза нежны.
Ты меня морочаешь…
Знаешь, не нужны
эти злые случаи.
Хватит! Не мешай!
Душу мне не скручивай.
Ухожу. Прощай…
* * *
Из письма Ладе:
«Я машинально похлопал по карманам. В одном был какой-то скомканный листок, в другом – мятая пачка папирос. Достав листок, я тщательно расправил его и приблизил к лицу. В переулке было темно, дальний фонарь бросал слабый тускло-желтый свет.
«Зиночка, сердце так рвется! Больно поэту, пойми! Чаша любви разобьется, Если разрушить мечты. Если улыбка любимой…», – прочитал я и усмехнулся.
Сейчас эти неуклюжие признания вызывали лишь недоумение. Я отлично видел, насколько слабы эти стихи, и без сожаления скомкал лист и сунул его в карман. Я пытался снова вызвать в себе те эмоции, которые так волновали меня, но безрезультатно.
«Мне сейчас сто лет», – вдруг подумал я, ясно ощущая навалившийся возраст.
И никак не мог совместить это осознание своего истинного возраста со своей вернувшейся юностью, ведь реально мне сейчас всего восемнадцать!»
Милая, сердце так рвется!
Больно поэту, пойми!
Чаша любви разобьется,
если разрушить мечты.
Если улыбка любимой
только лишь снится… Тоска!
Жизнь будто пулею – мимо!
Холод ствола у виска…
Что мне весь мир без надежды?
Жизнь без любви – тлен и мрак.
Ты улыбнись мне, как прежде,
взгляд твой прогонит мой страх.
Милая, сердце так ноет,
раны разлуки болят,
сердце живет лишь тобою,
и твой отказ – верный яд…
«…Я так люблю тебя! Что может проще…»
…Я так люблю тебя! Что может проще,
понятней быть! Но твой опущен взгляд.
Моя душа в смятенье молча ропщет,
минуты ужас промедленья длят…
Вдруг треснул прутик, в уши – будто выстрел.
И твои пальцы нервно теребят
сухую веточку. Узнать бы мысли!
Ведь ты молчишь и твой опущен взгляд.
Чуть подождав, я ухожу. Как больно!
Что изменилось? Да весь мир погас!
Люблю, люблю! А ты молчишь. Довольно!
Что может горше быть? Без слов отказ.
* * *
Из дневниковых записей начала XXI века:
«…меня так распирает чувство, оно становится все сильнее, и мне иногда трудно от этой переполняющей меня горячей энергии! Я ведь существо хладнокровное. Это я отлично понимаю!
Но я решил, что творчество, и особенно поэзия, должно облегчить мое состояние. Я смутно помню, как это было раньше, когда я был обычным восемнадцатилетним парнем, безумно влюбленным в девушку. Я писал так много стихов в то время! Но став вампиром, я утратил этот бесценный дар. И это мучает, как же это меня мучает! Я читаю и перечитываю свои стихи, которые писал еще до той роковой петли, и как же они мне нравятся! Несомненно, я был наделен талантом. Если бы все вернуть!»
