ЕРЕТИЧКА
От Люксембурга до Бастильи,
Еретикам на вечный страх,
Герольды папские трубили
На всех парижских площадях:
«Мы, добрый Папа Лев IV-й,
Скорбим о дщери Анж Питу,
Продавшей явно душу черту
За неземную красоту».
И вот, в знак милости Господней
К ней, пребывающей во зле,
Казнить ее велел сегодня
Наместник Бога на земле!..
И к Анж Питу в час утра ранний
С молитвой кроткой на устах
И с папской буллою в кармане
Пришел напутственный монах.
Она приподняла ресницы:
— Ах, как безжалостны все вы!
На небо к Господу явиться
Я не могу без головы:
Казни меня, но без увечья!
Должна же я, пойми, монах,
С моим возлюбленным при встрече
Поцеловаться в небесах!
Их две сестры: одна от неба,
Ну а другая от земли!
И тщетно жду: какую мне бы
Дать боги Случая могли:
Вот ту, которая от неба,
Иль ту, другую — от земли?
Одна как статуя Мадонны,
Ну а другая как вертеп!
И я вздыхаю сокрушенно:
В которую влюбиться мне б!
Вот в ту, что статуя Мадонны,
Иль в ту, другую, что вертеп?
И та, что статуя Мадонны,
И эта, что наоборот,
Вдруг улыбнулись мне влюбленно!
С тех пор сам черт не разберет:
Где та, что статуя Мадонны,
И эта, что наоборот?
Раз персидскою весною
Шел Абдул к Фатиме в дом
С нагруженным косхалвою
Очень глупым ишаком!
Шел Абдул и пел: «Всю ночь-то
Процелуюсь я, да как!..
Ты ж не будешь, оттого что
Я Абдул, а ты — ишак!»
Так, смеясь весьма ехидно
И хватаясь за бока,
В выражениях обидных
Пел Абдул про ишака:
— Вот идет со мной ишак!
Он — один, а глуп, как два!
Ай, какой смешной ишак!
Вва!
И придя к ней — стук в окошко:
Вот и я, Фатима, здесь!
Целоваться вы немножко
Не интересуетесь?
Но она ему на это
Отвечала кратко, что
Мужу старому Ахмету
Не изменит ни за что.
Он сказал: «Ай, как вы строги!»
И ушел домой он… так!..
И обратно по дороге
Про Абдула пел ишак:
— Вот идет со мной ишак!
Он — один, а глуп, как два!
Ах, какой смешной ишак!
Вва!..
И дни и ночи в страстной позе
Поет о розах на морозе
Перед окном девицы Клэр —
Маркиз Франсиз де Помдэтэр!
Он пел с подъемом, очень мило,
О том о сем… И выходило,
Со слов маркиза, что маркиз
В раю мог взять бы первый приз.
Он, мол, не требует награды,
Объятий, мол, ему не надо,
Зане он может только сметь:
Взглянуть, вздохнуть и умереть!
Девица Клэр вздыхать — вздыхала,
Но двери все ж не отворяла —
Не без причин, не без причин —
Боясь коварности мужчин!
Хоть Разум чуток, словно филин,
Но Дьявол тоже очень силен!
И… влез в окно к девице Клэр
Маркиз Франсиз де Помдэтэр!
И влезши к ней подобным родом,
О звездах буркнул мимоходом,
Затем увлек ее в альков,
Похитил честь!.. И был таков!
Тут и конец, хоть очень жаль.
Но если вам нужна
Еще к тому же и мораль? —
Извольте, вот она:
По вышеназванным причинам —
Не верьте, барышни, мужчинам!
Это случилось в Севилье,
Где любят все в изобилье,
С донной Эльвирой д'Амор
Ди Сальвадор!
Шли по ночам целоваться
Юношей ровно 12
К донне Эльвире д'Амор
Ди Сальвадор!
Но вдруг, схватившись за сердце,
Стукнул тринадцатый в дверцы
К донне Эльвире д'Амор
Ди Сальвадор!
Но был отвергнут навеки
Этот тринадцатый некий
Донной Эльвирой д'Амор
Ди Сальвадор!
Ибо одно достоверно:
Очень была суеверна
Донна Эльвира д'Амор
Ди Сальвадор!
Как горний отблеск Парадиза,
И непорочна и светла,
Одна французская маркиза
Жила, пока не умерла.
Она была верна супругу
И днем, и ночью, и в обед…
И на галантную услугу
Всем кавалерам был ответ:
— Послушайте, где ваш рассудок?!
Терпеть не могу глупых шуток!
Сказали ей у Парадиза:
— Ну-с, кроме мужа своего
Кого любили вы, маркиза?
Она сказала: «Никого!»
И, в удивлении, ее стал
Тогда разглядывать в кулак
Невозмутимый Петр Апостол
И наконец промолвил так:
— Послушайте, где ваш рассудок?!
Терпеть не могу глупых шуток!
Длинна, как мост, черна, как вакса,
Идет, покачиваясь, такса…
За ней шагает, хмур и строг,
Законный муж ее — бульдог!
Но вот, пронзенный в грудь, с налета,
Стрелой собачьего Эрота,
Вдруг загорелся, словно кокс,
От страсти к таксе встречный фокс!
И был скандал! (Ах, знать должны вы
Бульдоги дьявольски ревнивы!)
И молвил встречный пудель: «Так-с!
Не соблазняй семейных такс!»
И, получив на сердце кляксу,
Фокс так запомнил эту таксу,
Что даже на таксомотор
Смотреть не мог он с этих пор!
К некоей лэди в шикарнейший зал,
В силу печальных событий,
Джим-негритенок лакеем попал
Прямо с родного Таити.
И, запыхавшись средь всяческих дел,
Вазу разбил как-то раз он!..
Он быть лакеем еще не умел
И был за это наказан!
— Ах, госпожа, где же мог я узнать,
Как обращаться с вещами такими?!
Нехорошо, госпожа, обижать
Бедного черного Джимми!
Лэди была словно сахар бела,
Джим же был черен, как сажа!
Но… настигает Эрота стрела
И папуасов ведь даже!
И, в умилении, лэди в плечо
Вдруг укусил как-то раз он!
Он не умел целоваться еще
И был за это наказан.
— Ах, госпожа, где же мог я узнать,
Как обращаться с вещами такими?!
Нехорошо, госпожа, обижать
Бедного черного Джимми!..
Много есть персиянок на свете,
Но собою их всех заслоня,
Как гора Арарат на рассвете,
Лучше всех их Зюлейка моя!
Почему?
Потому!
Много персов есть всяких на свете,
Но собою их всех заслоня,
Как гора Арарат на рассвете,
Больше всех ей понравился я!
Почему?
Потому!
Много есть ишаков в нашем месте,
Сосчитать их не хватит ста лет.
Только все же глупей их всех вместе
Муж Зюлейки — Гассан-Бен-Ахмет!
Почему?
Потому!
В старомодном тихом зальце
Увлеклись, скосивши взоры,
Два фаянсовых китайца
Балериной из фарфора.
Увидав, что близок Эрос,
Улыбнулась танцовщица,
И ей очень захотелось
Перед ними покружиться.
Как легки ее движенья!
Как скользит она по зале!
И китайцы в умиленье
Головами закачали!
И меж ними танцовщица,
Улыбаясь им лукаво,
Все кружится да кружится,
То — налево, то — направо!
И, споткнувшись в авантаже,
Вдруг упала без движенья! —
Ах, в глазах китайцев даже
Потемнело от волненья!
Ах, как больно!.. Словно в спины
Им воткнули вдруг иголки!
Ах, разбилась балерина
На мельчайшие осколки!
Так окончился в том зальце —
Неожиданно и скоро —
Флирт фаянсовых китайцев
С балериной из фарфора!
