Юрий Терапиано - «Тревожимые внутренним огнем…»: Избранные стихотворения разных лет

Ветром холодным, снежным…
— Бьется шинель на ветру…
Снегом пушистым, нежным…
— Ближе к огню, к костру…

— И над полями пустыми
Громче, все громче, ясней
Слышится чудное имя
Будущей славы твоей.

Россия! С тоской невозможной
Я новую вижу звезду —
Меч гибели, вложенный в ножны,
Погасшую в братьях вражду.

Люблю тебя, проклинаю,
Ищу, теряю в тоске,
И снова тебя заклинаю
На страшном твоем языке.

Вы что хотите выпытать у нас?
Светильник Соломона не погас:

Лишь маловерные ученики
Цель полагают в мастерстве руки.

Я вместе с вами мучаюсь, горю,
Я с Богом ночью втайне говорю,

Тоска, отчаянье и темнота
Кладут печать и на мои уста.

Я не умею циркуль растворять,
Я не умею контур рисовать,

Отвес мой, наугольник и тесло
Порой лишь оскорбляют ремесло:

Как вы, я слеп, и нерадив, и глух, —
Но не к земному напрягаю слух.

Я Воле вышней нахожу слова,
Я Бога вижу в центре вещества.

Луч сквозь готический витраж пробился —
И, вдруг, возникнув в блеске и в лучах,
Перед Женой, сияющий, явился
Посланник Божий с лилией в руках,

Глядит Она, еще лишь смутно зная,
Кто этот вестник, приходящий к Ней,
А сверху льется радуга цветная
Летающих, как бабочки, огней.

Благословенная! Твой плащ зеленый,
Дубовый стол и прялку и руно
Художник, чудным таинством смущенный,
В восторге наносил на полотно.

И краска, драгоценная, густая,
С кистей текла на просветленный фон,
И радуга ложилась золотая
В коричневые сумерки колонн…

Все: смуглое лицо в блаженной муке, —
Марии и Его нездешний лик —
Творили жадные земные руки,
Не останавливаясь ни на миг.

И лишь когда был мрак над той равниной,
Что чрез окно видна доныне нам, —
Художник стал перед своей картиной,
Окутанной в лазурный фимиам.

Над берегом солнце и ветер,
Прибой ударяет в песок,
И вечер по-прежнему светел,
И парус над морем высок.

В багровом закате алея,
Баркасы плывут вдалеке,
И флаги, как пестрые змеи,
Над пристанью налегке

По воздуху вьются… Сегодня
Суббота. И месса была,
Чтоб странников сила Господня
На всех их путях сберегла.

Был ангел послан эту душу взять
И в небо унести ее опять,
В страну, где нет печали и страданья.
И ангел тенью пал на мирозданье,
И умер я, и перестал дышать.

Тогда водитель-дух, с заботой нежной,
Крылом закрыл любезный мне порог
Земли — всей красоты ее безбрежной,
Которую велел покинуть Бог,
Порог земли, прекрасной и мятежной.

Безмолвие, простор и тишина
Сменили шум встревоженной вселенной,
И медленно, с ресниц земного сна
Теснима слепотою вдохновенной,
За пеленой спадала пелена.

Сказал мне ангел:
— Волей вечной Силы,
Здесь — область тени, той, что разделила
Земные и небесные дела…
— О, неужели смерть — такая мгла?
— Преддверие.
Но темнота слепила.

И ринулись мы в темноту, и вдруг
Краса иных миров глазам предстала;
Я сделался весь зрение и слух,
А вестник смерти, вечный, верный друг
Последнее откинул покрывало…

Всё — только сон, и никого вокруг.

Бьет полночь. Все люди уснули,
В лесу и в горах тишина.
Глубокою ночью, в июле,
На небо смотрю из окна.

Высокие синие звезды,
Мерцание дальних миров,
Высокий торжественный воздух,
Невидимый Божий покров.

И счастье и мир надо мною,
Но чем успокоиться мне —
Природой?..  А сердце земное,
Как грешник, горит на огне.

В грозе, в дыму, Господь, благослови
И удостой в раю счастливой вести,
Грехов прощенья и Твоей любви
Безбожников и верующих вместе.

Одним покровом, Боже, осени,
Дай русским соснам их прикрыть ветвями,
Штыки, снаряды, пули отклони,
Незримый щит подняв над их рядами.

О, сколько алой крови на снегу!
Встают бойцы навстречу рати черной,
Стоят они, наперекор врагу,
России новой силой чудотворной,

России прежней славою былой,
Как некогда на Куликовом Поле,
В огне Полтавы, в битве под Москвой…

Благослови народ великий мой
В его великой трудности и боли!

Как звезда над снежными полями,
В августе — над золотом садов,
В ночь весеннюю — над тополями
Русских сел и русских городов

Ты восходишь, наш покров незримый,
Матерь Божия! Любви твоей
Над землею, некогда любимой,
Милость драгоценную пролей.

Дни проходят, тишиной томимы,
Гибели и смерти нет конца;
Ты, которой служат серафимы,
Ты, которой служат все сердца,

Милость ниспошли свою святую,
Молнией к стране своей прийди,
Подними и оправдай такую,
Падшую, спаси и пощади.

Падать без конца… Быть снова нищим,
Вновь идти — всё это ни к чему.
Только верность в горнее жилище
Долетит к престолу Твоему.

Верность, а не этот несвободный,
Скудный дар — сухих сердец зерно;
В плевелах и на скале бесплодной
Всё истрачено, расточено.

Отступившие от благодати,
Мы утратили Тебя — и вот
В этом мире нет сестер и братий,
Жжет кольцо мне руку, руку жжет…

Только гибель и воспоминанье!
Ясны сумерки. Гроза прошла.
За рекой, на дальнем расстояньи,
В городе звонят колокола.
Гулкий, смутный звон средневековый.
И, как в детстве, в церкви на стене
Пальцем мне грозит старик суровый,
И Святой Георгий на коне
Топчет разъяренного дракона,
И звучат в душе, звучат слова —
Строфы покаянного канона
О тщете земного естества,
О бесстрастии, об одоленьи
Духа злобы, о грехе моем
Темном, тайном, данном от рожденья —
Страшно быть с душой своей вдвоем:
Раздвоившись, мудрый и безгрешный
Видит грешного себя тогда,
Видит вдруг в себе весь ад кромешный,
Богом сотворенный для суда…
………………………………………………..
Раненый, в Ростове, в час бессонный,
На больничной койке, в смертный час,
Тихий, лучший, светлый, примиренный,
До рассвета не смыкая глаз,
Я лежал. Звезда в окно светила
И, сквозь бред, постель оправить мне
Женщина чужая подходила,
Ложечкой звенела в тишине.