Владимир Набоков - Стихи, 1916

Горе сегодня и глубже и проще.
Помнишь ли ты кружевных мотыльков?
Сколько летает их в солнечной роще,
Белых с узором из черных кружков!

Иволги в песни лучи превращают.
Ветер скользит по зеленой струне.
Плавно растут и сверкают и тают
Белые замки в лазурной стране.

Как заиграют весенние трубы!
Только вернись к кружевным мотылькам!
Как я прижму ненасытные губы
К полуоткрытым, горячим губам!

Как полночь пробьет, отодвинь занавески
И в небо морозное долго гляди…
И знай: наши взгляды встречаются в блеске
Далекой, далекой, но общей звезды.

Быть может, тогда пред задумчивым взором
Все то, что любишь, все то, чего нет,
Одержит победу над долгим простором,
Тихонько войдя в этот маленький свет.

А звездочке пылкой, наверно, приснится,
Что в юность, в мечты и она влюблена,
Увидя, что в грустных очах отразится
Любовь у тебя и любовь у меня.

Проходит лунный луч. В покоях опустело;
Но нет, не говори, что умер старый дом…
В безмолвии ночей душа живет без тела…
Есть жизнь отпетых дней в безмолвии таком.

Гадают вслух часы… Иль карлик в звучной зале,
Сапожками стуча, куда-то пробежит.
А старенький романс по клавишам рояля,
Стараясь не уснуть, крадется и дрожит.

Проходит лунный луч, как белая старушка…
Теперь из всех картин освещена одна.
Я вижу девочку над розовой подушкой
Всю в розовых цветах… Не знаю, кто — она.

Мне страшно; ты бледна. Как будто сзади кто-то
За нами все следит и все чего-то ждет;
И мучит аромат, что сладок, как дремота…
Гляди, гелиотроп задумчиво цветет.

Гляди, цветок упал из книжечки раскрытой,
И ныне он воскрес без влаги и весны…
Мы странники, мы сны, мы светом позабыты,
Мы чужды и тебе, о жизнь в лучах луны!

Ты — в дремоте любви; я целую глаза;
Под губами трепещут ресницы;
Расплелись на подушке твои волоса
И власа неизвестной царицы.

Нет… Я знаю: те пряди царицы-луны,
Расплетенные ласками ночи…
Ты раскрыла глаза… потемнели они…
Я люблю эти темные очи.

Я люблю целовать тебя так горячо
В эту ямочку около шейки…
О, приблизь твои губы… еще… и еще…
Эту ночь мы удержим навеки!

Мне не хочется блеска грядущего дня
С беспокойством работы и скуки;
Я хочу, чтобы вечно глядела луна
На твои обнаженные руки.

Ты уснула опять; я целую глаза;
Под губами трепещут ресницы…
Собирая свои голубые власа,
Ждет луна воцаренья денницы.

Как губы горят!.. Доканчиваем речи,
Какие утром не смеем мы вести.
Бросает к тебе на трепетные плечи
Луна младая прозрачные цветы.

До боли ясна жемчужная улыбка;
Боюсь я тонкости в облике луны.
Ты слышишь… Грустит неведомая скрипка
И мучит страстною звучностью струны.

Пусть вечность глядит, как огненные нити
Плетут безумство, притягивая нас.
О, звезды очей, приблизьтесь и светите;
Хочу вас видеть и видеть только вас.

Ты помнишь, как губы мои онемели
Со вздохом любви у тебя на руке?
Как ночь колебала, любуясь в реке,
Двойные алмазы своих ожерелий?

Мы ждали как будто, и тени синели
И ждали чего-то на лунном песке.
Проснулись у тополя в каждом листке
Движенья зефира и огненной трели.
То пел неземной соловей в вышине;
И ночь встрепенулась со страстной улыбкой,
С улыбкой в алмазах и с грезой в огне;
И тени наполнились музыкой зыбкой
В душистой траве. Ты прильнула ко мне
Губами, всем телом и ласкою гибкой…

В ту ночь я только мог рыдать от наслажденья…
В ту ночь в твоей крови я сжег свою мечту…
Какие это всё безумные виденья!

Страну, где я любил, я ныне не найду…
Любил ли я тогда? Но вспомни: струны пели,
Роняли небеса безмолвную звезду…

Потом… потом с тобой мы странно опьянели…
От счастья умереть мы, кажется, могли.
Над бездной красоты мы медленно летели…

Мы в эту ночь всю жизнь мгновением сожгли!
Но миг исчез… Лучи с печалью пробужденья
На мягкие ковры задумчиво легли…

Какие это всё безумные виденья?

Окутали город осенние боги
Своей паутиной сырой;
Гляделись фонарики в лужи дороги;
Я с праздника ехал домой.

Бездомная женщина в вымокшей шляпе
Шла мимо, шла будто во сне;
Собачка бездомная с кровью на лапе
Беспомощно жалась к стене.

Нагнулась та женщина к бедной собаке;
Дух ночи две тени сливал;
Несчастная взором терялась во мраке,
А песик ей руку лизал.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Остались уколы той встречи случайной;
Остались в душе навсегда
Какая-то горечь, какая-то тайна,
Какая-то к миру вражда…

Этот вечер лучистый грустил над людьми,
Над блуждавшими скучно, без страсти.
Опирался он локтем на спинку скамьи,
Волновался и думал о счастье.

По тропинке, как встарь, проходила она;
Только платье одела иное.
Он сказал, что вернулась любовь, как весна,
И сравненьем опошлил былое.

Он бледнел и неловко ее целовал;
Но она отходила и вяло
Удивлялась, каким он неискренним стал,
И прическу рукой поправляла.

Обнимая ее и стараясь любить,
Он шепнул сладострастное слово…
Зарыдала она, что он мог изменить
Неизменному духу былого.

Потемнело в душе; он «прости» произнес;
С нею вечер весенний остался;
Все глядела она: от лучей и от слез
Он, согнувшись, как тень удалялся…

Ивы тихо плакали… В озеро туманное
Вечер уронил кровавое кольцо.
Девушка вся в белом и стройная и странная
Вышла помечтать на белое крыльцо.

Девушка печальная, ты меня не слышала…
Я запел о счастье небывалых грез…
Только твой платочек, что ты когда-то вышила,
Из руки прозрачной ветер мне принес…

Небрежно он сорвал и бросил незабудку;
Она ее поймала; он даже не видал.
Она в слезах шепнула бедненькую шутку…
Хотела рассмеяться… Он холодно молчал.

Она ждала так мало: только быть бы вместе,
Дотрагиваться только бы до руки его…
Однажды он ушел надолго и без вести;
Пришел… она простила, не помня ничего…

Он ей сказал: «Прощай же, пора нам расставаться».
И бросил на вопрос бессмысленный упрек.
Она глядела смело, стараясь улыбаться…
От розы на груди сорвался лепесток…

Красота! Красота! В ней таинственно слиты
Беспредельность надежд и воздушность лучей,
Но черты молодые печалью сокрыты…
О, знакомая грусть злато-черных очей!

Я люблю красоту, как манящую тайну;
Я найду красоту без друзей и без слов,
Но она, обернувшись, с улыбкой случайно
От меня отойдет, как мираж — от шагов.

Я пройду, где мгновенье бессмертья коснется…
От лазури ночной отделится звезда.
Доплывет до лазури и с нею сольется
Неоконченный сон и грехов красота.