Лариса Миллер - Потаенного смысла поимка

Продолжение следует, следует, следует.
Кто-то смотрит киношку, а кто-то обедает.
Слава Богу, черту ещё не подвели.
Слава Богу, не сдули с шершавой земли.
Надо как-то отметить событие это.
Как отметить – пытаюсь придумать с рассвета.

– Здравствуй, – снег прошелестел.
– Здравствуй, с возвращеньем,
Здесь встречаю я тебя чудным освещеньем.
– Слава Богу, ты опять поутру проснулась
И, едва открыв глаза, в этот мир вернулась,
В мир, где я сейчас живу, тропы заметаю,
И тебя пожить зову, и от счастья таю.

В постылых роюсь словесах
С упрямством мула.
Уж лучше б в чистых небесах
Я потонула,
Иль, глядя, как летит, искрясь,
Снег на дорогу,
«Нет слов, – сказала бы дивясь. —
Нет слов, ей-богу».

И всё куда-то я иду
И дую в старую дуду,
Играю три привычных ноты,
А мне в ответ: «Уймись, ну что ты?
Ну жизнь, ну смерть, ну ночь, ну день.
Уймись, ну как тебе не лень?»

Чуть-чуть пишу, чуть-чуть читаю,
Но больше всё-таки летаю.
Летаю я, куда хочу:
То в день грядущий залечу,
То залечу я в день давнишний,
Где сад был с яблоней и вишней,
Где детям было мало лет.
Ей-богу, мне прощенья нет —
Ведь небо нынче так лучилось,
А я вот снова отлучилась.

И даже если это праздник,
то он печален, он печален.
Живём среди снегов искристых,
а будем жить среди проталин,
А дальше, если будет можно,
увидим небо в вешней луже,
Но всё так зыбко, ненадёжно,
да и торопят нас к тому же.

Что я делаю? Что? Ухожу.
Даже если сижу и лежу,
Даже если домой возвращаюсь,
Всё равно ухожу и прощаюсь
И проститься никак не могу.
Я люблю этот город в снегу,
Просинь в небе, окошко родное,
Что-то горнее, что-то земное.

Такая важная ворона.
Сук для неё – подобье трона.
На землю смотрит свысока,
Как будто бы живёт века,
И всё про землю понимает,
И нас всерьёз не принимает.

Больно, даже когда прикасается воздух.
Снизойдёт ли покой, и наступит ли роздых?
И отпустит ли боль? Если да, то когда же?
Больно слово сказать. Больно выдохнуть даже.
Больно, даже когда прикасаюсь я взглядом
К белоснежным ветвям, что живут со мной рядом.

Всё чисто, тихо, гармонично.
Я убедилась в этом лично.
Тихи снега и облака.
Не поднимается рука
Писать об этом мире плохо.
Какая б ни была эпоха,
Но плакаться в такие дни
И ночи – боже сохрани.

Весёлая компания: синички, воробьи.
Я тоже пташка ранняя. Ты, жизнь, меня люби.
Желай мне лишь хорошего, не мучай, не томи,
Как птичек хлебным крошевом, посулами корми.
Не всё, конечно, сбудется, но будь со мной нежна,
Клюёт синичка, трудится, она ведь жить должна.
Я тоже жить намерена и нынче, и потом,
Хотя и не уверена, что так уж прочен дом.

А нас учили и учили,
Нам даже корочки вручили,
А мы бытуем на земле,
Как первоклашки, – на нуле,
И вроде руку поднимаем,
Но ничего не понимаем
И отвечаем наобум
Ни в зуб ногой и ни бум-бум.
Нам, школярам совсем зелёным,
Писать бы палочки с наклоном.

Я больше не могу, ей-богу.
Я бью тревогу, бью тревогу.
Дни как безумные летят,
Остановиться не хотят.
А я хочу, чтоб дни стояли
И чтоб далёко были дали,
А близко – три родных лица.
И так всё время, без конца.

Начало по концу тоскует
И завершённости взыскует.
Ну а конец, устав венчать,
Стремиться новое начать,
Чтобы начало истомилось,
Конца ждало, к концу стремилось.

Всё твоё, всё бери, но оставь мне хоть что-то.
Вот пытается выжить отважная нота.
Пожалей её, время, оставь, не души,
Ведь она задевает все струны души.
Под неё я жила, под неё я любила,
Драгоценные руки губами ловила.

На меня сегодня тратят столько воздуха и света,
Столько льющегося шёлка удивительного цвета,
Столько белых-белых тканей,
Столько нежных птичьих трелей,
Мне сегодня обещали, что я буду жить в апреле.
И за что – не понимаю. Мне за что подарки эти?
Неужели лишь за то, что я живу на белом свете?

Люблю весенние капризы.
Весне ещё не дали визы.
Она бог знает сколько дней
Живёт лишь в хлопотах о ней.
Весна вот-вот её добудет,
И прибежит, и всех разбудит,
Разговорит, растормошит,
И зимней лености лишит,
Заставив течь, расти, трудиться.
Так повезло весной родиться.

Так живу, что, кажется, умру
От любви к своим родным и близким
И к дорожкам, тающим и склизким,
Что сверкают в мартовском бору,
Где сейчас гуляем мы с тобой.
Так люблю, что сердце разорвётся.
Свет весенний нестерпимый льётся
Из бездонной выси голубой.

Я у вечности угол снимаю.
Что здесь делаю – не понимаю.
За него своей жизнью плачу,
Но съезжать всё равно не хочу.
Колорит полюбился мне местный,
Луч полуденный, купол небесный.

Ах, время, ты повремени,
И обмани, и помани,
Я так привыкла верить сказкам,
Твоим меняющимся краскам
И слушаю с открытым ртом
Твои «…а дальше, а потом».

Снег последний на землю ложится.
С жизнью очень непросто ужиться,
С жизнью очень непросто дружить.
Надо как-то весну пережить.
Прежде встретить, а после спровадить,
А потом ещё с летом поладить.

Этот солнечный весёлый сквознячок.
Я прогульщица сегодня, я – сачок.
Талый снег и звонкий щебет на дворе,
Мама снова моет раму в букваре.
Всё сначала, всё сначала, всё с азов,
Свод небесный нестерпимо бирюзов,
И весна, что так лучиста и влажна,
Как младенческое темечко нежна.

Постой, не гони. Я ещё пригожусь.
Смотри, как я с буковкой каждой вожусь.
Смотри, как я звукам весенним внимаю.
Смотри, как я близких своих обнимаю,
Как я наглядеться на них не могу.
Смотри, как подарки Твои берегу.

Учи меня, учи, учи
Сиять, как вешние лучи,
Скользить, как утренние тени,
Цвести, как влажный куст сирени,
Как ветер, с веточкой играть,
Легко, как листья, умирать.

Весенние птички щебечут так весело,
А я-то и рада. Я уши развесила.
Они уверяют, ликуя, звеня,
Что всё начинается с этого дня,
И даже, вернее, с мгновения этого,
С летучего мига, лучами согретого,
И с праздничной просини между дерев,
И мне остаётся лишь ждать, замерев.

Но вечно даже то, что хрупко,
Как стебель, темечко, скорлупка.
Они ведь не перевелись.
Дитя, не бойся, здесь селись,
Ведь всё равно помимо тверди
Земной пока селиться негде.

Зима – на земле, а на небе – весна.
Земля не восстала ещё ото сна.
Куда ни шагни – всюду пышная сдоба,
Глазурная сдоба большого сугроба.
А там, наверху – бирюза, бирюза,
Лазурь, бирюза. Дай прикрою глаза.

А главное, чтоб мы любили
Родных и близких, чтоб ловили
Их каждый взгляд и каждый вздох.
Не смена всяческих эпох
Важна, а то, как руку гладим
Родную, как с родными ладим.

И всё зальёт живой водой,
Водой звенящей, молодой,
И буду, от лучей слепая,
По водам ледяным ступая,
Бродить на вешних сквозняках
По щиколотку в облаках.

Проснуться вновь на белом свете,
Где ты живёшь и наши дети,
И значит, я могу опять
Здесь всех увидеть и обнять,
В дела с головкой окунуться,
А завтра вновь сюда вернуться
К моим родным на белый свет.
И кто сказал, что чуда нет?