Ознакомительная версия.
«Ты видишь уголок, что кипарисы скрыли?»
«Как он спокоен был, как мы его любили!»
«Вдохнуть бы море вновь и свежесть дальних гроз!»
Увы, слышна полынь за ароматом роз…
Но все ж верховных треб дыхание сладимо –
Горит листва вдали и слышен запах дыма!
Дыша им, в забытьи влюбленные идут
И час отчаянья стопами тихо мнут…
Их быстро-медлен шаг, с ним мысль в движеньи сходна,
В безумцев головы входя поочередно!
Убийство с ласкою трепещут в их руках,
Сердца средь перемен, грозя разбиться в прах,
Сражаются еще – надежда остается,
Но в лабиринте ум потерянно мятется,
Там заблудились те, кем проклят белый свет,
Их одиночество, как сумасшедший бред,
Провалы заселит, и тайное их ухо
Услышит голоса, что неизвестны слуху.
Рассеять эти сны дневной не сможет свет:
Не страшен свет тому, чего на свете нет!
И если распахнут они глаза сухие
То, чтобы защитить потемки дорогие,
Враз слезы потекут и тьма настанет вновь,
И в тайне горестной безумная любовь
Ту плоть, где счастливо жила душа былая,
Лобзаньем заклеймит, от ярости пылая…
Но я, Нарцисс, любим – мне собственная суть
Одна лишь любопытна.
И кажется другим – всем тем, кто в нетях суть,
Что сердце мое скрытно.
О тело властное! С тобою мы одно,
Средь смертных лучшего любить мне суждено.
О нежно-золотой! Святей найду ль кумира
В лесах иль в глубине лазурного эфира
Средь птиц бесчисленных, живящих небосвод?
Возможно ль превзойти щедроты темных вод
И гаснущего дня ко мне расположенье?
Что может лучше быть, чем это отраженье?
О тайная любовь, зажги меж нас огни,
Молчанье с милостью навеки породни!
Дитя души и волн, двойник зеркальный, здравствуй!
Бери свой полумир и безраздельно властвуй!
Пусть нежность здесь свою испытывает власть,
Пускай к себе припав, собой упьется всласть!
Ты, сходствуя с мечтой моею, совершенен,
И в хрупкости своей ты неприкосновенен!
Но ты всего лишь свет, возлюбленная часть!
И дружбе басенной подобна наша страсть!..
Услышав нимфы вздох, бежим мы друг от друга!
Что кроме тщетного узнаю я испуга?
Как нежен выбор наш – поднять переполох,
Себя настигнуть вдруг, застав себя врасплох!
Рука с рукой сплелась, зло самоистребилось
Молчание давно само себе приснилось.
Одна и та же ночь закрыла нам глаза,
Из них упала в тьму единая слеза.
И сердце сжав одно, любовь уйти готова…
Нарушь молчание, скажи лишь только слово!
Балуют нимфы тут, Нарцисса очертя,
Ты недоступен мне, жестокое дитя…
Iii … Невинный знает ли, что обольщать умеет?
В какую глубину меня завлечь посмеет
Насельник пропасти и властелин чудес
Во мраке зеркала, упавшего с небес?
Печальное мое, оживлено стремленье,
Полно доверия улыбки приближенье…
Но мне мерещится, что губы чуть дрожат –
Желанья новые меня уже страшат!
Под ветром на воде – холодные завои,
«Люблю!.. Люблю!..» Но кто любить бы мог чужое,
А не свое?..
Свое лишь тело мне любить!
От мертвых лишь оно способно оградить.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты – на моих устах, а я – в своем молчаньи
Прочтем одну мольбу трепещущей любви:
Багрянородный бог, свой спуск останови!
Блаженные Отцы всех праведных обманов,
Пусть изумрудный луч помедлит средь туманов,
Заря вечерняя, чуть-чуть еще пордей!
Помедлив на небе, с чистейшей из идей,
Своей прозрачностью и чистотою схожий
Сойди ко мне, двойник, на лиственное ложе,
От нимфы отделясь холодною душой,
Оставшись видным мне и будучи все мной,
Возникнув, воплотись, яви себя мне смело …
О! Наконец схватить и сжать в объятьях тело
Не женски-мягкое, как мякоть у плода,
А твердое, как храм из каменного льда,
В котором я живу … Но губы оживают!
О тело, чудный храм, что от меня скрывает
Божественность мою… Хочу я усмирить
Безумство этих губ и вдребезги разбить
Ту крохотную грань, запрет существованью,
Чуть-чуть дрожащее благое расстоянье
Меж богом и душой, меж мною и волной,
Прощай… Вокруг плывут подвижной пеленой
Прощаний тысячи … И тени вдруг восстанут!
Слепые дерева во мраке ветви тянут
И ищут, жуткие, того, кто в нем исчез…
Душа моя зашла в непроходимый лес,
И обессилела в стремленьи непокорном,
И самой черноты коснувшись оком черным,
Уперлась в пустоту, бесплодна и нема…
О что за взглядом смерть глядит в себя сама!
День царственный, сгорев, со скорбной вереницей
Уже ушедших дней пускай соединится –
В глубинах памяти готова им нора…
Плоть бедная, и ты соединись – пора!..
Склоняйся и владей! Пусть, трепетом объята,
Придет любовь, что Ты мне обещал когда-то,
Нарцисса сокрушит, и скроется вдали…
Пифия
Ревёт и изрыгает пламя,
Вся выгибается, дыша!
Хмелея в душном фимиаме,
В падучей корчится душа!
Бледна, уязвлена глубоко!
Недвижное, достигло око
Вершины ужаса. А взгляд,
Безглазую оставив маску,
Вперён в чудовищную пляску,
И тёмной яростью объят!
Среди бушующей стихии
Безумной тенью восстаёт,
Где правят демоны глухие
По стенам призраком плывёт.
Рычит, и грозные раскаты
Взрывают тишину палаты.
На миг утишив вой, взамен,
Торопит родовые спазмы,
Вдыхая чёрные миазмы
Грядущих в темноте времен.
Змея треножник обвивает,
Блестит стальною чешуёй.
В ознобе Пифия взывает,
Раскачиваясь со змеёй:
– Несчастная! Что за страданье!
Я вся разверстое зиянье!
Последний перейдя предел,
Я тайну потеряла разом,
И похотливый Высший Разум
Мной, понятою, овладел.
Жестокий дар! Насильник грязный!
Прияв бесплодное зерно,
Вспухает чрево безобразно,
Не быв оплодотворено.
О, моего не дли позора!
Открытое бесстыдно взору,
Натянутою тетивой
Сорваться вдруг готово тело,
Что душу в небо захотело
Пустить отравленной стрелой!
О Ты, чей голос сплёлся вместе
С моим, Ты, просвещая, – жжёшь!
Кто воет тут, богов бесчестя?
Чьё эхо мне гремит: ты лжёшь!
Язык сминая мой и раня
Волною пенящейся брани,
Кто нудит рот произносить
Косноязычные признанья,
Сквозь зубы, сжатые в желаньи
Себя же в страхе укусить?
Я лишь в одном повинна, боги –
Едва жила я до сих пор!
Но коль решили вы в итоге
Меня отправить под топор,
Схватили чудище, пригнули
К земле его и полоснули
По горлу, после за виски
Подняли голову победно…
Пусть затвердеет сумрак бледный
В недвижность мраморной доски!
И пусть тогда морские воды
Веленьем странницы– луны
Под вечные подступят своды
Их воле впредь подчинены.
Моих очей холодный пламень
Да обратит в безмолвный камень,
В застылых идолов немых,
Во статуи с душою трупа
Людей с их гордостью столь глупой
И болтовнёй несносной их!
О! Каково! Мне – стать змеёю?
Всю плоть мою в пружину сжать?
Членений мелкою игрою
Переливаться и дрожать?
Бессмысленную прю земную
Возобновить? О нет! Верну я
Давно забытую мечту!
О память! Силою целебной,
Алхимией своей волшебной
Восставь былую красоту!
Возлюбленное воплощенье!
Телесный облик красоты!
Неутолённым вожделеньем
Для Афродиты было ты!
Все впадинки твои, вершины,
Из чуткой вылеплены глины,
Средь пены окарин и труб,
Как острова, огнём пылали…
Но Орки сделать возжелали
Из них вот этот стылый труп!
О как к тебе, златолитая
Плеча сверкающая тьма,
Люблю щекой прильнуть я, тая,
От нежности сходя с ума!
Трепещут ноздри, чуя пряный
Солёный ветер океана!
Из бездны хлынувший прилив
Ко мне всё выше подступает.
И бездна бездну принимает,
Объятья жадные раскрыв!
Свой строй – увы! – сменило пенье,
Был выставлен печальный знак,
И указанье к помраченью
Вдруг высветил мне Зодиак.
И храма каменные своды
Пещерой стали. Непогода
Вдруг омрачила небеса –
И, исступленья достигая,
Мечусь я, пламя изрыгая,
Вздымая дыбом волоса!
Меня узнали по стигматам
На коже высохшей моей,
И усыпили ароматом,
Дыханья детского нежней.
Они груди моей коснулись,
Где странной вязью изогнулись
Узоры явные змеи,
Над спящею во мгле куренья
Под тихо-жалобное пенье
Свершили таинства свои.
Что сделать я сумела, чтобы
Быть мучимой ужасно так?
Снесёт богов глухую злобу
Ослиный разве лишь костяк!
Но рёбра девственницы хрупки,
Жемчужной устричной скорлупке
Нести не можно ничего
Без запредельного мученья –
Лишь только тяжесть отреченья
И бремя девства своего!
О Силы Творческого Гнева!
Мне воля ваша неясна –
Зачем для жуткого посева
Вам девственные ложесна?
Так вот дары, что мне даются?
Вы верите, что струны рвутся
Чтоб грянул самый лучший звук?
Вы плектром мне по торсу бьёте,
Но слышится мне в каждой ноте
Ознакомительная версия.