– Ноль два ноль пятнадцать! Прошу «предварительный»!
– Ноль два ноль пятнадцать, «предварительный» разрешаю.
Опять пошло-поехало. Что за чушь в самом деле? Что он несёт? Кто это «ноль два ноль пятнадцать»? Кто ему что разрешил и почему только который «пятнадцать»? И где тогда четырнадцатый, шестнадцатый и вообще все остальные? Им тоже можно или только этому? И что можно-то, что?
Тут мягко качнуло и мы тронулись с места. Здрасьте! Вот этого я уже не ожидал. Это они лихо устроили. Ну, ладно аэродром, ладно лётчик этот подсадной, но чтоб самолёт завести, да еще на нём ездить! Класс! Молодцы, надо отдать им должное. Интересно, дальше что? Когда они меня разыгрывать начнут?..
– Карту на «предварительном»!
– Показания приборов в норме. Потребители включены!
– Тормоза!
– Проверяю слева...
– Проверка справа...
– Норма!
Давайте, давайте. Очень забавно. Надо же – специально учить эту околесицу ради пяти минут смеха. Вот олухи! Главное, сидит такой серьёзный, в наушниках этих дурацких, говорит прямо, как настоящий летун. Как будто я не понимаю что к чему! Теннис называется. Ну-ну, вернёмся, я тебе устрою такой теннис!..
Мы ехали и ехали вдоль ряда самолётов, поворачивая то налево, то направо, и мне даже стало как-то интересно смотреть на всю эту красоту за иллюминатором. Что-то есть всё-таки притягательное в этих конструкциях. Что-то манящее. Что-то удивительно правильное и мудрое. И все они – и маленькие, и большие – были похожи на дрессированных зверей перед выступлением. Вот сейчас, ну вот через минуту распахнут клетку и они выпрыгнут в манеж в свет рампы и в восхищенный грохот аплодисментов. И во всём этом нескончаемом ряду, мимо которого мы ехали, просто физически ощущалось какое-то тоскливое нетерпение, какое-то беспомощное ожидание – ну, сколько ещё тут стоять? Ну, сколько можно тут стоять?! И когда же, ну, когда же придёт хоть кто-нибудь и даст команду на взлёт!
Нет, самолёт на земле – это всё-таки неправильно. Это неестественно. Самолёт должен летать. Как птица или как любой лётчик. Что, впрочем, одно и то же. Они либо должны летать, либо умереть. Потому жить без неба они не могут.
– Ноль два ноль пятнадцать, на «предварительном». Прошу «исполнительный»!
– Ноль два ноль пятнадцать, «исполнительный» разрешаю! Температура воздуха семнадцать градусов, ветер у земли два, порывы пять.
– Информацию принял, ноль два ноль пятнадцать! «Исполнительный» занимаю!
И мы выкатились на взлётную полосу. Я онемел. Хорошенькие шуточки. До этого, ладно, ещё куда ни шло, но это уже перебор! Это же уголовка какая-то! Совсем очумели? Вылезли на взлётную полосу на чужом самолёте! А вдруг кто на посадку, а тут мы торчим! Загребут всех к чёртовой матери вместе с шортами и кроссовками! И они, главное, такие спокойные оба. Не понимают, что ли! Совсем с ума сошли что ли? И этот лётчик, кто он вообще такой! Что он тут себе позволяет?! Он что, министр авиации или кто он такой?!
– Карту на «исполнительном»!
– Показание приборов в норме. Управление расстопорено, свободно.
– Часы!
Идите вы оба!.. Дайте выйти и всё, с меня хватит. Шутите тут сами, я пошёл!
Я дергался в привязных ремнях, как старая рыба в смирительной рубашке, пытаясь освободиться.
– Ноль два ноль пятнадцать! На «исполнительном»! К взлёту готов!
– Ноль два ноль пятнадцать! Взлёт по кругу разрешаю! Круг правый, высота круга сто полсотни! Круг свободен!
– Взлетаю!
Мама дорогая! Что – взлетаю, как это?! Эй, дайте выйти!
Но мы уже бежали по полосе. Всё быстрее и быстрее... Потом мягко, без толчка оторвались от земли и стали набирать высоту. Юрка что-то ещё говорил, кто-то ему что-то отвечал, я впал в анабиоз.
Было что-то противоестественное во всём происходящем. Какое-то несоответствие с моими представлениями о действительности. Как бы всё это было во сне, где всё может быть, или в пьяном обмороке, где может быть всё, даже то, чего быть не может.
Как это – мой приятель, с которым я знаком чёрт его знает сколько, сидит за штурвалом и рулит?! И что удивительно – сам! Я же вижу – этот, справа, ничего руками не трогает. Сидит и всё, как будто его это не касается. То есть Юрка сам, чего уж точно быть не может! И главное, мы летим, вот что поразительно. И при этом он ещё что-то говорит. И ему отвечают. Картина удивительная. Не может он это говорить, и не могут ему на это отвечать!
В мозгу тут же услужливо всплыла картина одного говорящего попугая. Звали его Егорушка. Это был маленький волнистый попугайчик, в которого Бог по ошибке вселил душу оратора. Он говорил не умолкая на хорошем русском языке, правда, картавя при этом ужасно. Жили они всемером в маленькой хрущёвской 27-метровой распашонке: бабушка, дедушка, мама, мой приятель – режиссёр местного театра, и здоровенный пес Вук, лансир по национальности. Бабушка была большая и грузная. И хотя любила всех бесконечно, но ворчала на внука всегда, по-моему, даже во сне. Так этот попугай Егорушка большую часть времени не летал, как это положено попугаям, а ходил вперевалочку по комнате, как бабушка, заложив крылья за спину и беспрерывно громко бормоча при этом: «Видали мы таких режиссеров! Видали мы таких режиссёров!» Он прилетал утром, щипал меня за усы и орал: «Горбачёв хороший мальчик! Хороший! Егорушка тоже хороший! Егорушка жрать хочет! Марш завтракать!». Повторяю, он говорил всё время, и это несоответствие звуков и артикуляции приводило меня в изумление. Слова вылетали из его ротика, но клюв двигался несоразмерно, и поэтому было ощущение, что он и звуки существуют отдельно друг от друга. Попугай сам по себе, а то, что слышно – само по себе. Как будто он говорил под фонограмму.
Точно как сейчас. То есть Юрка говорил и говорил явно по-русски, но мне казалось, что слова и движения его губ не совпадают. Не сихрон, как говорят звукорежиссеры. А главное, отсутствует смысл! Я забыл про всё на свете, про теннис, про розыгрыш, про свои пятьдесят лет, я как будто смотрел озвученное немое кино. То есть сначала я видел, как двигаются его губы, а потом уже слышал, что из них вылетает. Меня не укачивало, меня не особо интересовало, что внизу, я прямо вывесился между ними, стараясь понять, как это всё может быть и не кажется ли мне это, что мой товарищ рулит сам!
Мы прошли три круга, мы взлетали и садились, садились и взлетали без паузы, а я всё ещё не мог понять, как это может быть.
Минут через двадцать мы сели окончательно, зарулили на стоянку, выключились и стало тихо. Меня о чём-то спрашивали, отстёгивали, вынимали из кабины, аккуратно опускали на землю – я
был в полной прострации. В этой же прострации добрел до машины и сел. Пришёл Юрка, завёл двигатель, и тут я словно очнулся.
– Это... – сказал я. – Как это?
– Что «как это»?
– Ну, это всё, как это?
– Очень просто. Хочешь попробовать?
– Что?
– Сам хочешь попробовать?
–А можно?
– А чёрт его знает, наверно, можно. Погоди-ка я сейчас.
Он выскочил из машины и убежал. Я остался ждать, не веря ни во что. Через минуту он появился вдали и стал махать мне рукой. Я чисто механически вышел из машины и так же механически поплёлся к нему, абсолютно не соображая, что я делаю.
И всё повторилось. Меня затолкали в кабину, правда теперь уже на переднее правое сидение, пристегнули ремнями, надели наушники. Я следил за всем происходящим вроде как со стороны, вроде, всё это происходило не со мной, а с кем-то, удивительно на меня похожим.
Потом справа уселся инструктор, запер двери и... Дальше я помню смутно, как завелись, как рулили, как выкатились на полосу. Очнулся уже в воздухе.
– Вот, – сказал инструктор, – смотрите, это просто. Возьмите штурвал. Так. От себя вниз, на себя вверх. Налево – налево. Направо – направо. Ваше дело лететь по «прямой». Вот прибор для контроля. Видите, вот круглый перед вами, где маленький самолётик. Вот это линия горизонта. Надо держать самолётик так, чтобы он всегда был на этой линии. Готовы? Давайте!
Я кивнул головой, в смысле «понял». Я всё очень точно понял. Только не то, что он мне сказал, я понял, в чём собственно заключался розыгрыш! Вот в этом и заключался. Весь этот спектакль с полётом, когда Юрка вроде бы сам рулил! Всё, чтоб меня завести, засунуть в самолёт, дать штурвал и посмотреть, что со мной будет. В смысле поглядеть, как я обделаюсь от страха. Идиоты, я что, мальчик что ли? Наверняка тут автопилот. Это же дураку ясно! Кто же это пустит рулить первого встречного вот так, за здорово живёшь? Где он тут, автопилот этот?.. Вот, видимо, эта пупочка... Или вот этот рычажок... А может вот этот краник... А может, это он и сидит тут слева от меня, прикидывается лётчиком? Ладно, чёрт с ним с этим автопилотом. Поглядим, кто кого разыграет. Что он сказал? Взять штурвал? Пожалуйста. Берём штурвал. «К себе», «От себя», ага, как же, так я и поверил. Тут крути не крути, он всё равно будет лететь, куда надо. Ну, я вам сейчас устрою «цыганочку с выходом»!
