в трехпалых варежках его.
Потом прощаюсь целый вечер
и возвращаюсь к дому вновь.
И первый снег летит навстречу,
совсем как первая любовь.
Какой он был? Он был веселый.
В последний год перед войной
он только-только кончил школу
и только встретился со мной.
Он был веселый, темно-русый,
над чубом — красная звезда.
Он в бой пошел под Старой Руссой
и не вернется никогда.
Но все равно — по переулкам
и возле дома моего
идут солдаты шагом гулким,
и все похожи на него!
Идут, поют, равняют плечи.
Ушанки сдвинуты на бровь.
И первый снег летит навстречу.
И чья-то первая любовь…
С пулей в сердце я живу на свете.
Мне еще не скоро умереть.
Снег идет.
Светло.
Играют дети.
Можно плакать,
можно песни петь.
Только петь и плакать я не буду.
В городе живем мы, не в лесу.
Ничего, как есть, не позабуду.
Все, что знаю, в сердце пронесу.
Спрашивает снежная, сквозная,
светлая казанская зима:
— Как ты будешь жить?
— Сама не знаю.
— Выживешь?
— Не знаю и сама.
— Как же ты не умерла от пули?
— От конца уже невдалеке,
я осталась жить
не потому ли,
что в далеком камском городке,
там, где полночи светлы от снега,
где лихой мороз берет свое,
начинает говорить и бегать
счастье и бессмертие мое.
Как же ты не умерла от пули,
выдержала огненный свинец?
— Я осталась жить
не потому ли,
что, когда увидела конец,
чистыми, горячими словами
сердце мне успело подсказать,
что смогу когда-нибудь стихами
о таком страданье написать.
Как же ты не умерла от пули?
Как тебя удар не подкосил?
— Я осталась жить
не потому ли,
что, когда совсем не стало сил,
увидала
с дальних полустанков,
из забитых снегом тупиков:
за горами
движущихся танков,
за лесами
вскинутых штыков —
занялся,
забрезжил день Победы,
землю осенил своим крылом.
Сквозь свои
и сквозь чужие беды
в этот день пошла я напролом.
— Что ты, Вася, приуныл,
Голову повесил,
Ясны очи замутил,
Хмуришься, невесел?
С прибауткой-шуткой в бой
Хаживал, дружочек,
Что случилось вдруг с тобой,
Вася-Василечек?
Не к лицу бойцу кручина,
Места горю не давай,
Если даже есть причина —
Никогда не унывай.
— Бить врага — вопрос другой —
С шуткой веселее,
Нет письма от дорогой —
Думушки темнее.
Письмеца недель пяток
Почта не приносит,
Понимаешь ли, браток,
Сердце ласки просит…
Не к лицу бойцу кручина,
Места горю не давай,
Если даже есть причина —
Никогда не унывай.
— Что ж ты, Вася, друг большой,
Зря себя так мучишь?
Если любит всей душой,
Весточку получишь,
Не захочет написать —
Значит, позабыла,
Значит, — надо понимать —
Вовсе не любила.
Не к лицу бойцу кручина,
Места горю не давай,
Если даже есть причина —
Никогда не унывай.
Прижимай к плечу плечо —
Дружба остается.
Если сердце горячо —
Девушка найдется,
Нынче больно — не тужи,
Завтра твой денечек,
Выше голову держи,
Вася-Василечек!
Не к лицу бойцу кручина,
Места горю не давай,
Если даже есть причина —
Никогда не унывай!
В страшный час мировой этой ночи,
В страшный час беспощадной войны
Только зоркие, чистые очи
Называться глазами должны.
Они видят от края до края
Небо в звездах и землю в дыму.
И, опять и опять не сгорая,
Не туманятся, смотрят во тьму.
Это, может быть, стойкий зенитчик
В предрассветные тучи впился,
Партизанка последней из спичек
Жжет стога и уходит в леса;
Или мать перечла не впервые
Дорогую от первенца весть,
Ясно видит снега фронтовые,
Глаз не может от строчек отвесть.
Да. Война — это школа страданья.
Это молодость сына в крови.
Не являйся к ней
с маленькой данью,
Только с жизнью — и ту разорви.
