— Так скушать, выкинуть или подарить нищему?
— Кретин, — начал скрежетать зубами Танасе, — я же сказал, неважно.
— Вас понял, шеф.
— Но самое главное для вас, — чеканил разъяренный Танасе, — когда вам протянут шаурму, заплатить за нее, и сказать высокому афганцу, который режет в киоске овощи…
— Я его узнаю?
— Непременно, — заорал Танасе, — ведь он высокий, а все остальные там — низкие!!!
— Виноват.
— Еще бы не виноват, кретин!!! Слушайте дальше. Итак, вы протягиваете деньги, и говорите, глядя высокому афганцу прямо в глаза… Теперь записывайте, что вы ему должны сказать.
— Записываю.
— Вы скажете ему: «Привет, Принц. А где твои остальные пятьдесят пять братьев и сестер?». При этом внимательно смотрите ему в глаза. Обязательно при этом сдерживаться, чтобы не моргнуть. Вы должны загипнотизировать его взглядом.
— Записал. А потом?
— Если он спрашивает, что вы имеете в виду, делаете вид, будто очнулись от какой-то мысли, и говорите, чтобы он не обращал внимания. Вы, мол, часто заговариваетесь. Потом вы переходите дорогу, и возвращаетесь в здание СИБ.
— Зачем?
— Продолжать работать, идиот!!!
— Понятно. А-а-а. Можно вопрос?
— Ну?!
— А где на самом деле его пятьдесят пять братьев и сестер?
Закончив ругаться, Танасе ногой отбросил остатки разбитого в бешенстве телефона, как вдруг услышал шорох в углу. Константин бросился туда, и вытащил к столу невысокого толстяка, по виду — сотрудника национал-радикальной газеты. Директор СИБ совсем забыл, что сегодня у него — еще один допрос. У него вообще все вылетело из головы. Все еще недоумевая, кто этот человек, и как он попал к нему в кабинет, Танасе дел толстяку подсечку, поставил ногу на грудь, и заорал, орошая слюной лицо, первое, что пришло ему на ум:
— Если ты, б…дь такая, не скажешь мне сейчас фамилию человека, который рассказал тебе про террористическое подполье, я тебя, суку, уделаю на смерть!!!
С трудом сглатывая, ошарашенный Дан Балан, — явившийся, как ему обещал майор Эдуард, «на встречу с интересным человеком», — выпалил первую фамилию, которая пришла ему на ум:
— Петреску…
* * *
— Две шаурмы, и без огурцов, пожалуйста, — попросил Петреску, и протянул деньги в окошко. — А то я как-то с огурцами взял, так они у вас почему-то кровью отдавали. Зарезали, что ли, кого?
— Зарезали. Огурца и зарезали, — поддержал шутливый тон Сергея высокий задумчивый араб, нарезавший овощи.
— Больше так не делайте, — рассмеялся Петреску, — негуманно это.
— На самом деле, — вмешался в беседу толстый смуглый повар, резавший мясо, — кровь была ваша. Это вы язык прикусили, до того шаурма вкусная была.
— Наверное, — искренне согласился Петреску, — шаурма-то у вас очень вкусная. Впрочем, положите-ка мне и огурцов.
— Видишь, Саид, — негромко сказал Осама напарнику, когда лейтенант с пакетами в руках отошел, — бывает, что и здесь кто-нибудь в хорошей шаурме разбирается.
Сержиу одобрительно фыркнул, и пошел за вторым подносом с овощами.
Петреску присел в парке, и развернул первый пакет. Это был его завтрак. С площади доносился гул: студенты все еще бастовали. Но Сергея это мало волновало. Наталью он попросил на площадь не ходить: все равно от этих выступлений, говорил он, толку не будет. В этом мире все всегда дорожает. И начало дорожать с тех пор, как люди придумали деньги. А на площади очень опасно: не бастующие камень бросят, так полицейский дубинкой ударит.
Внезапно Петреску почувствовал, что за ним кто-то следит. Не оборачиваясь, лейтенант достал из кармана маленькое зеркало (в работе оно иногда бывало полезным) и выдвинул ладонь с ним вправо от себя. В зеркале замаячило отражение низенького мужчины в потертом кожаном плаще, старомодных темных очках, и желтых ботинках, явно давно ношенных.
— Слишком похож на шпиона, — задумчиво сказал Петреску, со зверским после бессонной ночи аппетитом расправляясь с шаурмой, — до маразма похож. Значит, какой-то опустившийся несчастный человек. Эй, бродяга!
— Вы меня, — робко приблизился мужчина, и Петреску увидел у него в руках пакет с пустыми бутылками.
— Тебя, тебя. Жрать, небось, хочешь?
Не успел мужчина ничего сказать в ответ, как Петреску резко встал, подошел к нему, и протянул один пакет. Оттуда приятно пахло свежими овощами и жареным мясом.
— Шаурма вот. Возьми, ешь.
Через мгновение мужчина в старом плаще видел лишь спину быстро уходящего Сергея, который не любил себя за такие порывы, и очень стеснялся выслушивать благодарность.
Подумав, мужчина присел на скамейку, и торопливо развернул пакет с шаурмой. Оглянувшись, начал есть. Два раза он едва не подавился. Закончив с завтраком, мужчина, — агент СИБа с двадцатилетним стажем, неудачливый старший лейтенант Мунтяну, получавший зарплату в пятьсот леев, — пошел к фонтану напиться. Он долго хватал воду побелевшими губами: шаурма была хорошо просолена и проперчена. Напившись, Мунтяну направился к елкам, растущим за Кафедральным Собором, и прилег вздремнуть. Легенда бомжа ему это позволяла. На случай, если к нему подойдут полицейские, у Мунтяну было удостоверение сотрудника СИБ. Конечно, ему следовало не подходить к Петреску, за которым ему поручили слежку, и уж тем более — принимать от лейтенанта еду. Но зарплату свою Мунтяну пропил еще в первую неделю после ее получения, и не ел два дня. Старший лейтенант СИБ знал, что слежка безнадежно испорчена. Но завтрак того стоил.
…Второй раз в этот день старшего лейтенанта Мунтяну Сергей Петреску встретил, когда возвращался домой через тот же парк. Сергей, уставший донельзя, брел по песчаной дорожке с двумя банками пива в руках.
— Прикурить не найдется? — неожиданно спросило его темное пятно на скамейке.
— Не курю, — вздрогнув от неожиданности, ответил Петреску, — да это же ты…
— А, вы, — узнал и его Мунтяну, весь день добросовестно разыгрывавший из себя бомжа. — Ну, хоть копеечку дайте.
— Разоришь ты меня, — вздохнул Петреску, и с сожалением протянул бомжу банку пива, — Возьми вот. Хоть попьешь.
— Спасибо, — Мунтяну открыл банку и жадно хлебал.
— Здоровый мужик, — назидательно сказал Петреску, вспомнив занятия психологией в полицейской Академии, — шел бы работать. Каждый день пиво пил бы.
— Нельзя, — рассудительно ответил Мунтяну, утирая рот рукавом плаща.
— Это еще почему? — полюбопытствовал Сергей.
— Так и спиться можно! — серьезно ответил агент госбезопасности.
— Логично, — заключил Петреску, — ну, я пошел. Всего тебе. Завтра, уж не обессудь, ничего от меня не получишь. Нельзя развивать в человеке комплекс тунеядца.
— Какой вы… моралист, право.
Петреску ушел, смеясь над последними словами бомжа. Мунтяну грустно встряхнул банку, и побежал звонить начальству, — докладывать о сегодняшней слежке. Разумеется, большую часть донесения он собирался придумать. Выпросив у уличной торговки бесплатную телефонную карточку, старший лейтенант госбезопасности набрал нужный номер:
— Алло, господин майор?
— Ты что, придурок, опять пьян? — зашипел в трубку майор Эдуард, — О конспирации забываешь.
— Простите, — спохватился Мунтяну, — это ветеринарная клиника?
— Она самая, — подобрел майор, — что вам нужно?
— Дело в том, — начал мучительно вспоминать тайный шифр Мунтяну, — что у меня заболел… э-э-э…
— Песик, — ядовито подсказал майор.
— Точно, песик. Утром он гулял в парке у Кафедрального собора, и съел чуть-чуть шаурмы…
— Этого, — перебил его, очевидно тоже для конспирации, Эдуард, — делать нельзя. Собаку нужно кормить только специальной едой. А не давать ей то, что сами едите.
— Ага, — согласился Мунтяну, чувствуя, как у него поднимается давление, и, стало быть, нужно срочно выпить, — А после парка он пошел гулять на постоянное место службы. В будке песик просидел до вечера, а потом гулял в том же парке.
— С другими песиками контактировал? — мягко осведомился майор.
— Никак нет.
— Что ж ты как на плацу разговариваешь? — снова озлобился на Мунтяну начальник.
— То есть, я хотел сказать — нет. Нет, не контактировал. Он у меня необщительный, песик мой.
— Хорошо. Оставьте телефон, к вам приедет наш ветеринар.
Мунтяну надиктовал первый пришедший в голову телефон, и повесил трубку. Его мутило. В первую очередь, от желания выпить, но и от разговора с майором ему тоже было не по себе. Детскими играми балуемся, подумал Мунтяну, и пожалел, что не перебрался в Россию. Отравил бы Хаттаба, получил бы орден, с сожалением подумал старший лейтенант. Вот это — работа…
На телефонной станции уставшая девушка с пожилым от суточной работы лицом повесила трубку, и рассмеялась. Повернулась к соседкам:
