Привет!*
К пятидесятилетию т. Серго Орджоникидзе
Полвека прожито. Геройский пройден путь.
В привете нелегко осилить эту тему.
Родной Серго, большой поэт когда-нибудь
Из биографии твоей создаст поэму.
Сердечных чувств своих к тебе мы не таим,
Хотя не склонны мы к сердечным излияньям.
Отважнейший боец – ты дорог нам своим
Орджоникидзовским особым обаяньем.
Сегодня в честь твою рекордно сталь куют,
И уголь, и руду рекордно подают.
Недаром стал твой фронт стахановскою школой.
Сегодня в честь твою гремит в стране салют
Всей артиллерии промышленно-тяжелой!
Мы знаем планы всех фашистских штаб-квартир.
Ну, что же? На удар взбесившихся задир
Ответим мы таким стремительным ударом,
Что скажет вся страна, весь пролетарский мир:
«Серго! Промышленно-стальной наш командир,
Салютовали мы в твой юбилей недаром!»
Советской родины преображая лик,
Одев ее в бетон, чугун, стальные балки,
Среди великих ты по-своему велик,
Несокрушимейший, кристальный большевик
Формовки ленинской и сталинской закалки!
Серго, прими мое словесное «литье».
Частица дел твоих есть и в моем занятье.
Рукопожатья всех – и в том числе мое –
В горячем сталинском прими рукопожатье!
Хэй! или «доктор голода»*
Берлин, 31 октября. – По официальному приглашению Гитлера в Берлин прибыл американский врач Хэй, известный у себя на родине под кличкой «доктор голода».
«Последние новости» от 1 ноября 1936 г. № 5700. Статья «Организация голода в Германии».
Я по-испански не пишу
И на себя за то в обиде,
Но я Испанией дышу
И – сердцем, мыслью – весь в Мадриде.
Негодования полна,
Вся, вся Советская страна,
Страна народа-исполина,
Гремит проклятием врагу,
Чей фронт слился в одну дугу,
Дугу – от Рима до Берлина.
Стихи равняя на бегу,
Веду бойцов своих в атаку.
Удар мой первый по врагу –
В Берлин, в фашистскую клоаку.
«Х-э-э-эй!!»
Не углубляйся в века,
Мы все ж начнем издалека
И дату первую укажем
С победы гитлеровской, скажем.
О чем фашисты-главари
В те дни истошно ни кричали!
«Мы через года два иль три
Жить будем, немцы, без печали.
Полезет немцам счастье в рот
Само, как пышный бутерброд.
На хлебе – маслице коровье.
Ешь, сколько влезет, на здоровье!»
Ан вышло все наоборот,
Ан бутерброд, скажи на милость,
Какой и был, из года в год
Стал приходить заметно в хилость
И – в завершенье прочих бед –
Он под конец сошел на нет.
Взяла Германию унылость.
«Хэйль Гитлер!» – это ж не обед!
Нужда не в масле уж, а в хлебе.
Вожди фашистские давай
Про журавлей горланить в небе,
Про украинский каравай:
Они возьмут советский край,
Поработят в нем все народы, –
Тогда уж, немцы, не зевай,
Знай – рты пошире разевай,
Забыв былые все невзгоды!
Вон «журавли»-то каковы
В речах фашистского героя.
Да вот на деле-то, увы,
Все журавли-то у Москвы
Аэропланного покроя:
Задень их, боже сохрани,
В строю воздушно-журавлином
Не закурлыкали б они
Победоносно над Берлином!
Для сногсшибательных затей
Пришлось искать иных путей,
Иных загаженных каналов.
Нашли – испанских генералов:
«Народный фронт?!. Стреляй! Дави!
Уж мы поможем вам по-свойски!»
И вот – Испания в крови,
Но бьется в ней народ геройски,
Но грудью стал он за Мадрид!
В Берлине бешенство царит,
В Берлине яростные клики,
Антисоветские улики:
«Мадрид бы пал уж в сентябре!»
Москва мешает их игре!
Да, затянулося с игрою.
Зима меж тем уж на носу.
А бутерброд ушел из строю,
Куда-то смыло колбасу.
Народ – опричь фашистов тучных –
Стал приневоленным чтецом
Агиток длинных, нудно-скучных,
Бессовестных, псевдонаучных
С неутешительным концом:
«Не ешь ни мяса, ни жиров.
Хейль Гитлер!» То-бишь, будь здоров!
Ума фашистского пучины
Полны отчаянных идей
Насчет мороченья людей.
Не для иной какой причины
В Берлин был вызван чудодей,
Американский доктор, Хэй,
Иль «доктор голода» по кличке.
Труд у него ученый есть,
В котором бой он дал привычке,
Дурной привычке, «сытно есть»:
«Еда! Какие предрассудки!
Еда страшнее всех зараз!
Есть можно раз, не больше, в сутки,
А лучше – в двое суток раз, –
Во избежанье несваренья
И растяжения кишок
Есть исключительно коренья
И подзаборный лопушок».
Что я пишу вам правду-матку,
Даю вам точную цитатку:
Сущность режима, предписываемого Хэем, весьма проста: надо питаться только один раз в день, и притом не каждый день. Надо есть лишь вечером очень легкий обед и лишь в том случае, если чувствуешь сильный голод. В Лондоне, по пути в Берлин, Хэй заявил журналистам: – Я еду по личному приглашению фюрера. Гитлер хочет, чтобы я изучил внимательно здоровый питательный режим для средних и низших слоев населения применительно к германским условиям. Цель, преследуемая мной, формулируется в следующих словах: «Рациональное питание путем недостаточного питания». Применяйте этот режим к бедным, плохо питаемым детям, и вы увидите, какие они вырастут здоровые и счастливые.
«Последние новости» 1 ноября с. г.
Вот где «режимчик»! Благодать?
Кто мог режим такой создать?
Головорезы? Юмористы?
Доуправлялися фашисты:
Сидят, как раки на мели.
Вот до чего авантюристы
Народ немецкий довели.
Народ культурности великой,
Народ упорного труда,
Бездарною фашистской кликой
Куда приведен он? Куда?
С антикультурною основой
Он – под фашистским сапогом,
Под гнетом власти безголовой,
Его судьбой играть готовой –
Стал человечеству врагом,
Стал надвигающейся, новой
Всемирной бойни очагом, –
Он, в чьих руках и плуг и молот
Обогатить могли страну,
Он обрекается на голод
И на кровавую войну:
Он будет брошен в гул походный,
Как зверь свирепый и голодный,
Коль сам мозолистой рукой
Врагов не бросит в ящик сорный!
Хэй! «Доктор голода»! Какой
Символ насмешливо-позорный!
Как он составился хитро!
«Хэйль Гитлер!» – Это уж старо.
Теперь фашизм в другом привете
Себя покажет в полном свете.
Фашизма сущность в нем дана:
«Хей! – Гитлер!»
Голод и война!
На редактора-тетерю
Взглянешь – как его забыть!
Вот гляжу и сам не верю,
Что такие могут быть.
Он, как муха из опары,
Лезет, вырезки гребя.
Ничего, напялив фары
Из очков (четыре пары!),
Он не видит вкруг себя.
Вкруг него живая сказка,
Жизнь кипит, бурлит, гудит,
Но очкастая двуглазка
Только в вырезки глядит.
Что там жизненная сказка,
Гул заводов и полей!
У него своя закваска:
Лишь газет была бы связка,
Были б ножницы да клей!
Прет он текст неутомимо
Из газет, календарей.
Жизнь проходит мимо, мимо
Запертых его дверей.
Попрошайкою безвестной
Постучаться в дверь боясь,
Умирает с жизнью местной
Органическая связь.
О работе ли похвальной,
О работе ли провальной,
Что цветет и что гниет
Рядом – в близости квартальной, –
Из газеты из центральной
Лжередактор узнает.
Больше вырезкой одною,
Вот и все. И ту – в петит!
К местной жизни став спиною,
Под газетной пеленою
Он воды не замутит.
Что! Отчет о местной…«Херю!
В наши дебри неча лезть».
Вот пишу и сам не верю…
А такие типы есть!
