Миша, ты ещё
всех трудностей не представляешь
подумал, глядя на него,
задумчивый Сергей Михалыч.
Его щека дернулась вбок
он сел и стал глядеть на ноги
уж скоро примет кабинет
отдела кадров их в чертоги.
Она была толстая с толстым носом, ленивая, даже будто отёки, вздулось вроде лицо. Было ей пятнадцать лет, и она себя вела как-то не так. Одета была в нечто длинное не очень опрятное, скорее всего, чёрное, а может, коричневое или тёмно-синее или бурое. И это стлалось за ней. Юбка ли её, или же иное, другое. Она писала некоторые стихи и делала себе удовольствие — прогулки со старыми пьяницами — седыми и в пятьдесят лет торгующими книгами. Очень любила пить в забегаловке с ними вино и закусить бутербродом. А они бывшие старые железнодорожники-контролёры. Худые с кадыками в ватных безрукавках. И в зоопарк с ними ходила и была растрёпана нечёсана с сальными длиной волосами как голландские толстые старые художники-мужчины. Она была больна, и лечил её доктор Сонников. По-видимому, такой субъект в чём-то сером одетый и седой с серым волосом. Вот.
А потом она перестала пить кофе много и появляться там и тут. Она стала быть знакомой с фотографом цветной фотографии и целый денёк сидела у него в мастерской на базаре. Он был там один. Но там же он и жил. Стояла печка, была кружка, и кошка ходила. А в другой комнате он быстро сажал заказчиков. У него перед тем было две жены, и от них он имел по девочке. Ему лет тридцать было, когда болезнь туберкулёзовая. Сам белый телом и очень честный и хотя слаб, вроде, и даже дрался, если ему кто чего такое скажет, вроде кажется обидным.
Всегда сидит там, и когда приходят знакомые, то иногда долго не открывают. А знакомые войдут, глядят, она без чулок, а ведь зима. Видать, что-то меж ними. И тиха по-прежнему молчалива, и юбки ещё длиннее у неё. Володя мне не разрешает коротких юбок. Володя. Володя. Он её стриг. Он с ней поехал в лето отдыхать. Она стала ужасно худая, какая худая! Она всегда иногда раньше заводилась истерически хохотала и переводила немецких поэтов. Например, Кляйста. И рассказывала о его чудной жизни. Очень был необычный взгляд. Отличный от обычных взглядов. Теперь она очень спокойна, но не лениво-спокойна, а по-другому.
«Тот помнит страшные слова…»
Тот помнит страшные слова,
которы говорились утром.
И также ценные врачи
прошли на цыпочках сперва.
Затем кокетлив санитар
нёс тело длинное под мышкой
и обломился один день
и от него пошёл жар.
«Белели не кости на дивной бумаге…»
Белели не кости на дивной бумаге
И то не вели своих, нет, не вели
В шарфах не ходили босые по влаге
Не шли к отдалённым виденьям земли
Всяк был своих сонных частей хозяин
И если вы взяли какую-то часть,
то вам возвратили наследника целого,
а он проклинал вашу власть.
Удивительные люди,
удивительны сутки
в магазине полдневном
чёрный ворон висит
На Козловской картине
есть девица с левкоем
У неё распустился
этот что-то левкой
На Козловской картине
есть ещё тёмно-серый
совсем низкий мужчина
с своим галстуком белым
и того, и другую обнимают потёмки.
Бумаги варёные
Счастье развратное
меж мною и вами — бельё.
Я верю значительно
в свою исключительность
в волшебное имя моё.
Поправили бороды
пошли закачалися
все тени на теле твоём
и пряжка печальная
на что-то надвинулась
и серый твой галстук затух.
По-прежнему играется
только вышивка
по карману едет она
А на ложку упала
твоя высохшая
слеза как из окна.
По морозу с кровати
ты дошла оборачиваясь
я люблю твоё мягкое ухо
и вот ты легла изворачиваясь
на правом боку
в одеяло из пуха…
Пока это происходило,
я стоял у окна
и глядел на тебя
и во мне возникала
мужская сила
и она смеялась в ответ
ты фуражку мою не терзай
В этом свете пяти часов
нам предстал
твоей комнаты край
Твоей зимней ноги твоей зов
И того, и сего нет
и нет сего, и того тоже
и только будто портрет
твоей бабушки слабо ожил.
«Жулик лез в окно Леонтий…»
Жулик лез в окно Леонтий
Без последних дней жилось
Красная Луна подходит
Всё в квартире забралось
Тащит узел он по снегу
Шумно трескает сапог
Холодно… ах мне бы негу
Тёплый весь бы уголок
Брюки ватные с халатом
и селёдку на столе
и жену бы с книгой рядом
да узоры на стекле.
Эти тайные порядки
Я мечтаю приобресть
лишь продам я шубы, шапки
состоянье стану плесть.
А скопив довольно много,
поведу себя в базар.
Там куплю довольно много
дом, а также самовар.
А потом жену по семьям
я отыскивать пойду
Не хотите ли отдать ли
вашу дочку мне… веду
я одну такую дочку
и сажаю в уголок
шёл Леонтий, нёс он узел
и шумел его сапог.
Приближалася равнина
А за нею поворот
Вот свернула его спи́на
Никто больше не идёт.
