Полное собрание стихотворений и поэм. Том II - Эдуард Вениаминович Лимонов

Сумерки белые платья содрали

с девочек, которым едва лишь исполнилось десять

или тринадцать, которых ждали

дядя один и дядя другой, надеясь

тонко и нежно они обходили их

вместе встречаясь, даря им конфеты

вместе купаясь, сажали на плечи их

плавать учили, держа их руками

Девочки к дядям тянулись всегда

они боролись с ними на травке

Девочек дяди принимали всегда

чуть ли не голые иль в безрукавке

этим весь тон задавался игре

ласково гладили дядины плечи

ты потолстела, Маринка, уже

дядя на ушко на белое шепчет

и у Маринки он пробует грудь

так, что Маринка вся замирает

Дядя ей шепчет: «Ну, дай мне взглянуть,

как у тебя твоё всё расцветает».

То же с другой за стенкой с другой

Дяди их голых и гладят, и тискают

они их целуют в задний проход

Девочки тихонько, как свинки, повизгивают.

Цветы лишь глядят у дядей с подоконников

как на постелях идёт игра

и как движения девочек и их поклонников

ими же наблюдаются пятнистые в зеркала.

по разным я делам жил разно

случалось мне бывать в таком,

что место будто бы приснилось,

так это кажется потом

и щели сквозь глухие шторы

на спящего упавши лоб

такие тонкие бывали,

что ничего не освещали

понять, где есть я, чтоб

иль эти все ковры мой вымысл

и перенёсся в летний день

в такой мой уголок ума,

где старые предметы, тьма.

Устало пахнет нафталином

Упал на кресло длинный шнур

А на столе был только пир

Куда он делся.

по тем любимым уголкам

душа метается ночами

где было странно нам

где были чувствованья с нами

и там она дряхла уже

находит всё в расцвете силы

и там малыш один лежит

на кладбище под вишней, милый

и лепестки на него все

ложатся вишнёвые плотно

ползёт пчела по их спине

свободно, чисто и щекотно…

О те часы, в которых я

наверно, и побыл счастливым

о вишня, ты моя семья

ты мать моя, а не другая.

По рогоже и марле

сини мухи ползут

на окраинной свалке

люди ищут, рою́т…

собирают в мешки их

и куда-то таща́т

кости, тряпки большие

кошки там же пищат

Развевает бумаги

ветер дымный и затхлый

на седых стариках

капюшоны висят…

Бледные руки, пахнущие мочой

касаются лимонного дерева в кадке

на скатерти несвежей и сырой

видны предметы быта в беспорядке

У женщины преклонных уже лет

ещё такие молодые руки

и маленькая кожа шевелит

на сгибах пальцы, зеркало же в круге

Нога белеет, из-под юбки выходя

своей поверхностью шершавой

и в воздухе разлитые духи

легко летают и величаво

И воздух бел, и слива розовая

овраг персидский жёлтый глух

растрескан солнцем дух мимозовый

здесь бывших ранее болот

Идёт вверх дым из белой крепости

Там варят три куска вола

И в кожу завернувши внутренности,

собакам кинут от угла.

Спать желается очень сильно

Безобразно желается спать

Жёлтый воздух находится в комнате

идеальный для сна твоего.

И ты медную куртку снимаешь,

и ты уж головою прилёг

Изнутри из себя вызываешь

чью-то сцену… на ней есть дымок

Из середины у этого дыма

Лица всяких одно за другим

и уже умиравших, а также

уморяемых духом твоим

Почему на Шотландию раньше

вдруг напали розы гурьбой

Через год же напали вороны

на Шотландии каждый клок.

Вот стоят как леса, как леса

И зима у деревьев в хвостах

Толстая здоровая зима

Полно дров в имянинных печах

Легко разговоры идут

под чай и варенье крутое

и мысли, как пены текут,

весь стол окружая собою

Запутали наш разговор

уж мы по портретам и стульям

и розовый сделался стол

и бабочка чая летает

Здоровый деревянный день

Дрова щеплю ножом на мелкие

перед открытием плиты

готовлю ей её еды

Метели падали вчера

Набрасываясь, грызли крышу

А выдь сейчас… так от утра

красивее и тише…

В суконных брюках, в сапогах

разыгрываю я крестьянина

Огонь зажёгся и запах

И воздух комнат стал печальным.

Задолго до меня жил прадед

высокий ловкий осетин

он генерала охранял

и эту сотню возглавлял

Его упавшее лицо

лишь дед позднее и подня́л

А мы — ну, я с моим отцом

лицо навечно потерял