Ознакомительная версия.
Как-то непринужденно, небрежно, просто мы
Станем наэлектризованными, как простыни.
Будем купаться в дайкири любовных стонов.
Осень замрет от страха, как будто сто нас.
Станем единым целым, сойдясь чужими.
Осень уходит прочь, замечаешь, Джимми?
Мы с тобой не умеем самбу, сумеют пальцы.
Станем счастливыми буддистами, как непальцы.
Словно мы поселились в сердце Индии. Ну, а там мы
Учимся непридуманному счастью у Гуатамы.
Джимми, у нас здесь такое оплотище штилевое!
Джимми, мы с тобой целый воин, пока нас двое,
Пока мы о любви поцелуями – не словами,
Молятся Божьи ангелы над нашими головами…
Финалист второго Открытого чемпионата России по литературе
Недовылет
"чтоб тебе родиться птицей,
надо прежде умереть."(с)
Десятки солнц разбитого стекла,
звенящий голос. Mир, упавший на пол.
Мой кот внизу – в квадратике окна —
сидит и отрешенно лижет лапу.
Сгорают связи, рушатся мосты,
мелеют вены, мысли и колодцы.
Сквозь перистые рваные бинты
меня несет под воспаленным солнцем
за тридевять, досрочно, наобум.
Под звуки гаммы рвутся быль и небыль.
Впервые рада вылететь в трубу —
в нее в момент свернулась полость неба,
и глас трубит восход – иже еси!..
Но до-мажор завис всего в полтоне
от выхода – буксует нота си,
а глас фальшивит и летально гонит.
Hе выход запасной – простой исход,
логичный, будто эхо после крика,
и небо – не вокруг, не над, не под,
оно – внутри мигает аварийкой…
Тоннель, воронка, вОроны, стрижи…
Пульсация секунд, свет – ближе, ближе…
Но кто-то в белом требует: дыши!
И кто-то рядом молится: живи же!..
Крепки узлы. Тягуча пелена.
Невнятны голоса, размыты лица.
Отчетлив кот, глядящий из окна
вслед улетевшей нерожденной птице.
Чужая
Я больше не приду сюда —
ни в этот двор, ни в эти стены,
где постоянно переменны
удача, ветер и судьба,
где столько лет за кругом круг
меня вели чужие боги
и отжимали грубо соки
вращеньем будней-центрифуг,
где плющ крадется по крыльцу
и умирает у порога,
где дождь – холодный недотрога —
руки не даст, бьет по лицу,
где солнце медленно за шкаф
сползает, прячась в пыль вселенной,
и, улыбаясь лицемерно,
слепит врасплох, исподтишка,
где окна – тихая вода —
так глубоки, темны и немы…
Чужая жизнь, чужая тема.
Я больше не приду сюда.
Здравствуй…
Мы встретились. Паршивых две овцы. Два комика из пошлой оперетты —
напившиеся августа глупцы. Две рыбины из высохшего лета.
Настроим звук и наведем мосты. Заглавие останется в кавычках.
Mы будем говорить до темноты о чем угодно, только не о личном.
Изгибы улиц подчеркнет неон, и вечер будет плыть, шуметь и петься,
a твой невозмутимый баритон – взрывать мое смеющееся меццо…
Придут счета, дожди, осенний грипп. Hад линиями Наска древних инков
парить под солнцем будет пара рыб, считая друг у друга чешуинки.
Шершавым языком из рыбьих кож залижет время будние печали.
Но все же ты когда-нибудь уйдешь. А может, я, хвостом вильнув, отчалю.
И воздух станет сразу тяжелей, и кто-то, спотыкаясь о пороги,
где лУны абразивных фонарей шлифуют мокрых улиц водостоки,
пойдет по кнайпам, пО миру, в народ. Забьет крест-накрест зону циферблата,
отрежет дреды, чешую сорвет и забинтует тайные стигматы.
Он будет пить и осенять крестом веселую подвыпившую паству…
Но по сюжету это всё – потом.
Сейчас – вокзал, перрон, глаза и… "Здравствуй…"
Влад Васюхин. Рождественский репортаж
Член жюри второго Открытого чемпионата России по литературе
Рождественский репортаж
У новости будет вселенский охват:
«Смотрите, к Мессии пришли три волхва!
Явились с дарами персидские маги…»
На это не жалко минут и бумаги,
звенят голоса и сливаются в хор:
«Зовут их Гаспар, Балтазар, Мельхиор…
Смотрите, вот золото, ладан и смирна…
Цари поклонились и замерли смирно…»
Реклама. «Мы снова в эфире! И лучше
расскажет об этом Иосиф Обручник».
Опять комментатора вспыхнет cadenza —
под светом звезды и на крике младенца.
И слушает молча планета глухая,
как дышит вертеп Его, благоухая…
24 декабря 2012
«Я проходил заросшим садом…»
Я проходил заросшим садом
в деревне тихой и чужой,
где лето подбивало сальдо
и мялась осень за межой.
Среди отяжелевших яблонь
и гроздьями висящих слив
мне говорить хотелось ямбом —
был вдохновения прилив.
За мной следили из-за ставен,
где золотых шаров стена,
и та, кем был тот сад оставлен,
и тот, кем брошена она…
20 августа 2012
Разговор в семействе Винздоров
– Чьи это задницы? Чьи это хари?
– Ах, неужели? Снова принц Гарри!
– О, папарацци, наглые твари!
Тут компромата – целый гербарий.
– Это скандально! Это пикантно!
– Лучше бы мальчик учился бельканто…
– Гадкий наш Гарри! Снова в угаре…
– Всеми заброшен, как дети в Уганде…
– Вот бы его проучила Диана…
– Да, не икона! А кто без изъяна?
– Ты посмотри-ка, важный, как барин,
рыжая бестия! Сладкий наш Гарри…
– Ну, а на мой взгляд, олух он сельский,
принц называется, Гарри Уэльский!..
– Мы его любим! Души в нем не чаем!..
И не читайте таблоид за чаем!
24 августа 2012
Монолог официанта кафе «Флориан»
Быть официантом на Сан-Марко!
Смазливым, легким, без усов…
Пусть кто другой одет немарко,
а я белее парусов.
Мой черный чуб набриолинен,
шикарен смокинг, но не суть…
Важнее, что поднос с "Беллини",
как Конституцию несу!
И миллион голодных женщин,
с усталых глаз сгоняя хмарь,
меня запомнили не меньше,
чем баптистерий и алтарь.
15 августа 2012
«Толстуха маялась в метро…»
Толстуха маялась в метро…
И вдруг – о, боже! – балерина.
Она – толстухи половина,
а грудь – о чем базар? – zero.
По лицам пронеслась волна,
хоть не курсантская казарма:
«Какие руки! А спина!..
Ах, эта шея! Бездна шарма!..»
Толстуха, прекратив жевать,
живот втянула, пряча пончик,
и прошептала: «Вашу мать,
мне никогда такой не стать!
Она – на сцене, я – на почте».
Слониха смотрит на газель,
терзает всю ее обида:
«Ну почему я – не Жизель?
Ну почему я – не Сильфида?»
Достав из сумочки платок
и скомкав с нежностью садиста,
она соленый кипяток
направила в кусок батиста.
А балерина извлекла
отнюдь не зеркальце и пудру,
а лебединые крыла,
сведя обыденность к абсурду!
9 июля 2012
Геннадий Антонов. …стихи без морали…
Член жюри второго Открытого чемпионата России по литературе
…предзимье. регги…
городское небритое грязно-осеннее регги
в настроенье нахохленным улицам роль и игра
дирижёром отнюдь не французский маэстро легран
но и не потерявший работу булгаковский регент
происходит публичное действо народно-трамвайно
от его обнажённости запросто и онеметь
и оглохнуть октябрьски не слыша натужную медь
ту что выдули лабухи с лысыми неголовами
грубых ветров наждак наточил по-цирюльничьи бритву
исскоблил по-парадному плеши угрюмых торжеств
внутрь трубы водосточной втекает предзимняя жесть
и готовится музыка стыть как строительный битум…
…стихи без морали…
Отстала птица, зовам вопреки,
и голос клина медленно растаял.
Канва сюжета лапотно проста, и —
узор не гладью – вкрест, да от руки…
Прожить одной всю зиму – не крюшон,
а самогон, с какого глотка сохнет.
Кричать бы ей на птичьем громко: "Ох! Нет!", —
да только к зобу крик не подошёл…
Отмёрзнут крылья, вмёрзнет в тело боль,
загонит голод мысль живую в угол…
«Случалось многим выть сильней белуги…»
Случалось многим выть сильней белуги
лишь для того,
чтоб только
быть
собой…
…сослагательная хотелка…
…сунуть голову в снег и как северный страус уснуть,
и приснить себе сон, где совсем не полярное лето
разливает росу в руки утренних трав-тарталеток,
а озёрная гладь прячет в омуте рыбью казну.
я, зажатый зимой, как заборным штакетом щенок,
дали волю бы мне, снёс бы к чёрту четыре пролёта
февраля-коротышки, и путь мой к свободе пролёг бы,
заструились ручьи б, как прозрачные змеи у ног…
…от прорыва плотин до прорыва такого же – век…
чтобы век скоротать, стрелки двигать готов я руками,
но вселился в меня целлюлозный столбняк оригами —
ни часы подвести, ни поднять даже собственных век…
…а снегом март обманывает зиму…
Давай же, март, не думая, плесни
в лицо мне снег твой тёплый, ненормальный.
Он мне, как песня тысячи шарманок,
Ознакомительная версия.
