Пусть изгнанным будет, пусть бродит по свету!
Не истинной силой, а силой коварства
Богиня нашла от печали лекарство,
Наслав на Алкида ужасные боли,
Лишившие разума, памяти, воли,
В припадке безумства он зло совершает —
Сынов и племянников жизни лишает.
Когда же прошло помраченье рассудка
И плакали люди надсадно и жутко,
Глубокая скорбь овладела Алкидом,
Он сам зарыдал по невольно убитым,
Несчастный, от скверны очистившись вскоре,
В священные Дельфы унёс своё горе,
Туда, где святилище сына Латоны,
Оракул, где можно взывать к Аполлону:
– Не волей своей заслужил порицанья!..
Пошли мне, как милость, твоё прорицанье!..
Наставь!.. Надоумь!.. Накажи меня строго,
Но только к добру укажи мне дорогу!
В одушевлённом таинствами храме
Алкид услышал, пифии устами
Вещает златокудрый Аполлон:
«Ступай в Тиринф к могилам спящих предков,
Двенадцать лет служи в старанье редком,
Являясь Эврисфею на поклон.
И не ищи подспорья в светлых ликах,
Свершишь двенадцать подвигов великих —
Бессмертным вознесёшься на Олимп!
С неоспоримой точностью провидца
Скажу, что в каждом подвиге таится
Удар судьбы, но он преодолим.
Ещё запомни, – пифия твердила, —
Твоё рожденье Гера не простила
Ни Зевсу, ни Алкмене, ни тебе.
Отныне ты – Геракл («гонимый Герой
И подвиги свершающий»), уверуй!
Забудь Алкида! Покорись судьбе!
Я всё сказал тебе, мой брат, что знаю,
Прости за то, что быстро умолкаю —
Минута предсказаний коротка!..»
Бог замолчал, и пифия иссякла,
А подвиги великого Геракла
Бессмертными пройдут через века.
Геракл. Римская копия с греческого оригинала II века до н. э.
Геракл поселился в Тиринфе, покоя
Не ведая в нём ни зимою, ни летом.
Он стал Эврисфею рабом и слугою,
Казалось, ничуть не жалея об этом.
А царь Эврисфей, восседавший в Микенах,
Был слаб и труслив, но лисицы хитрее:
Общался с героем, взобравшись на стену,
По делу в Тиринф отправляя Копрея.
Немейский лев (1-ый подвиг Геракла)
Геракл, желаньем подвигов горя,
Пред памятью родных благоговея,
Не долго ждал посланника царя,
Разумного и честного Копрея.
Тот оробел, но тут же, осмелев,
Поведал с простотою очевидной:
– Причиною всему – немейский лев,
Что порождён Пифоном и Ехидной.
Как будто бы всё вымерло окрест
Спокойнейшего города Немеи:
Бежало всё живое с этих мест,
Спасения от зверя не имея.
Его простым и смертным не свалить,
А ты бы смог, я сердцем это чую —
Прядёт Клото [9] на совесть жизни нить,
Вплетая щедро силу неземную.
Мойры – богини судьбы. Группа Дебе.
Убей злодея! Он живому враг,
Он смерть творит (а может смерти ищет),
Пусть пастухи стада пасут в горах
И люди возвращаются в жилища!
Оставив дом с предутренней зарёю,
Геракл спешил, как в марше боевом.
Быки в крови мерещились герою
И люди, пожираемые львом.
Он гнал себя: «Скорей!.. Скорей в Немею!..»,
Пот вытирая на большом челе.
Нет-нет! Не ради службы Эврисфею,
Покоя ради на святой земле.
И вот Немея!
– Где дорога в горы?
– За тем холмом, но лучше не ходи!..
А он шагает широко и споро —
И будто сердце рвётся из груди:
«Ус-петь! Ус-петь! Ско-рей! Ско-рей! – торопит, —
Не-то бе-ду соч-тёшь сво-ей ви-ной!»
И вот предгорья топтаные тропы
Остались у Геракла за спиной.
Он в полдень пожевал кусочек хлеба,
Вверх поглядел сквозь кружевной шатёр,
Где Гелиос почти что в центре неба
Лучи-мечи втыкает в шапки гор.
И снова в путь зовёт его силища,
Пещеры предстают его очам…
Ему найти бы только логовище,
Где льву-убийце спится по ночам.
Когда же солнце, как напившись зелья,
Клониться стало головой к земле,
Геракл набрёл на мрачное ущелье,
Что в ясный день покоилось во мгле.
Спустился вниз, не тратя ни минуты,
Нашёл дыры зияющий оскал —
И без причины понял почему-то,
Что, наконец, увидел, что искал.
Два выхода нашёл он в той пещере.
«Здесь будет нелегко осилить льва!..
Попробую сейчас захлопнуть «двери»,
Есть руки и, к тому же, голова!».
Спокоен был Геракл на удивленье…
И вот за камнем тянется рука…
«Как ты людей спасаешь от старенья,
Так я тебя спасу от сквозняка!»
Он завалил дыру в конце пещеры
Обломками обветренной скалы
И вверх взобрался, не теряя веры,
Что дело – на конце его стрелы.
Почти что смерклось. Птицы гнёзда ищут
(О мысль о доме, душу не трави!),
Страшилище явилось к логовищу,
Измазанное в глине и в крови.
Матёрый лев, немыслимо огромен,
Взлохмаченная грива до земли…
«Я знал, злодей, что ты не слишком скромен!..
И как… такое… выдумать смогли?!
Пришла, «собачка», к собственной берлоге?..
Набегалась, расплёвывая зло?..
Жаль, что сквозь темень не увидят боги,
Кому из нас сегодня повезло!»
Запела тетива струной упругой,
Волной качнуло тонкие стволы,
И унеслись к пещере друг за другом
Три Аполлоном дареных стрелы.
Геракл возликовал и крикнул звучно,
Он жаждал дыр в чудовищной спине,
Да только стрелы, хоть ложились кучно,
Скользнули, как по каменной стене.
Лев зарычал неистово и замер,
Хвостищем колотя свои бока,
Налившимися яростью глазами
Искал на ближнем взгорье смельчака.
Геракла заприметил и мгновенно
Присел на лапах, туго сжавшись в ком,
Оскалив пасть в потёках серой пены,
Взлетел к нему единственным прыжком.
Но бой с врагом Гераклу тешит душу,
Успей ударить – только и всего!
Льву палицу на голову обрушил
В секунду приземления его.
Упал злодей на неостывший камень.
И, не жалея мускулов и жил,
Герой Геракл могучими руками
Прижал его к земле – и задушил.
И снова в путь с убитым львом, в Микены,
Где, не желая в страхе помереть,
Царь Эврисфей, дрожа, залез на стену
И повелел ворота запереть.
Лернейская гидра (2-ой подвиг)
Итак, Геракл и цел, и жив
(Хвала и честь его удаче!),
Свой первый подвиг совершив,
Был тут же снова озадачен.
Как злой, горячий суховей,
Дохнуло горе, кровью рея,
И вновь отправил Эврисфей
К герою вестника Копрея.
Донёс Копрей, душой скорбя:
– Царь опечален! Да и сам я…
Есть снова дело для тебя.
– Что?.. Из огня, да сразу в пламя?!
Передохнуть бы пару дней,
Не то рука не будет верной!
– Не согласится Эврисфей.
Опять беда… Теперь под Лерной.
Там, сохраняя свой живот
В болотах, щелях и колодцах,
Презлое чудище живёт,
Лернейской гидрою зовётся.
В слепящем блеске чешуи
Всё издыхает: люди, кони…
Во всём – подобие змеи,
А сверху – головы драконьи.
Из девяти голов одна
Является неистребимой.
Та гидра злом наделена
Отцом и мамушкой любимой.
Её для горя (как и льва)
Пифон с Ехидной породили.
– А что ещё гласит молва?
– Что нам теперь не до идиллий:
На Аргос как затеет кросс
По дну пещер сырых и склизких,
Так у царя не хватит слёз
Родных оплакивать и близких.
– Ну, что ж, Копрей, пусть будет так!
Мы все на близких уповаем…
И в путь направился Геракл
С Ификла сыном – Иолаем.
Где колесницей, где пешком,
Шагая рядом с колесницей…
У Иолая в горле ком,
Но парню хочется сразиться.
– Гляди… Вода!..
– Окрестные болота…
Похоже, не найти во мраке брода.
– Гляди туда, и там блестит вода!..
Так скоро Лерна?
– Думаю, что да.
Прячь колесницу в близлежащей роще.
Сумеешь без меня?..
– Чего уж проще!
Найти скорей чудовище желая,
Геракл оставил тут же Иолая
И заспешил, не ведая преград.
Он брёл болотной жижей наугад,
Где дремлют склоны, зубы – скалы щеря,
Где может гидра прятаться в пещере.
Когда восток зарницей заалел
И он желанный сон преодолел,
На камне сидя вымокшим, усталым,
Услышал, что вблизи заклокотало,
Забулькало, забилось в темноте,
Как будто палкой били по воде.
Он лёг на стылый камень, мокрый, липкий,
Подумал о себе: «Герой великий!..
От жабы мерзкой спрятался в кусты,
Спасаясь под покровом темноты.
Иди и бей могучим кулаком
Кишащий злыми головами ком!
Чего лежишь, собою камень грея?!»
Но кто-то молвил голосом Копрея:
– Ты душу сам себе не береди,
Пока не светит солнце – уходи!
А заблестит под солнцем чешуя,
В тлен превращая льва и соловья,
Так гидра (злому миру на потеху)
Оставит от тебя одни доспехи!
И на восток взглянув, Геракл могучий
Увидел, что спасительные тучи
Уже впитали первые лучи,
И стало так обидно, хоть кричи.
Но вдруг увидел, утверждаясь в вере,
Как плавно направляется к пещере
Неровное лохматое пятно
И в зев её вползает, как в окно.
Подумал, поднимая с камня тело:
«Ты спать на радость людям захотела,
