Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт

Вам, чьи прекрасные уроки
В душе запечатлели след,
Вам посвящает эти строки
Вас понимающий поэт.
В них не таится смысл глубокий
И мысли в них великой нет,
Но в них надежна вера в свет —
Кипучей молодости соки.
Примите ж, друг мой дорогой,
Этюд, подсказанный душой —
Дитя минуты вдохновенья,
Безвестный автор просит Вас
Мольбой своих печальных глаз
Не похвалы, а снисхожденья.

От подводных ключей незамерзшая,
  Речка льется, поспешная синяя;
Лишь природа, зимою обмершая,
  Заколдована в снежном унынии.
Оголились деревья кудрявые,
  Притаились за речкой застенчиво —
Словно витязь, увенчанный славою,
  Вдруг развенчан судьбою изменчивой.
Солнце, пылкое в летние месяцы,
  Утомилося жизнью палящею,
Бредом солнцу минувшее грезится,
  И отрадно ему настоящее.
Часто люди, безделицей каждою
  Увлекаясь, палятся порывами
И, упившись мучительной жаждою,
  Отдыхают мечтами счастливыми.

Я иду и ищу по наитию
  В лабиринте лесном указания;
А тропа ариадниной нитию
  Сокращает пути расстояния.
Много символов мира далекого:
  Духа доброго, Зла инфузорию,
Вплоть до Бога, Собою высокого, —
  Мог найти в сосен, елок узоре я.
Вот я вижу лицо Мефистофеля —
  Два рожка и бородка козлиная;
Рядом с ним выплывают два профиля —
  Чертенята с улыбкой змеиною.
Отстрани от меня нечестивого,
  От соблазна избавив угарного;
Силой разума, злого и льстивого,
  Да не сделают мне зла коварного.
Вот три ели слились в одной линии
  И одною мерешатся издали.
Что за символ над снежной пустынею,
  Да и место рожденья их чисто ли?
Преклонись, духом смысл прозревающий
  Откровенья Творца всеединого:
Этот символ, тебя поражающий, —
  Знак святой Божества триединого.

Вечер мягко вздохнул и приветливо
  Убаюкивал лес засыпающий;
Ветерок обнимался кокетливо
  С липой, днями былыми мечтающей.
Снег кружился воздушными грезами,
  Как они, рассыпаяся в воздухе,
Или плакал, растаявший слезами,
  Как о силах, накопленных в роздыхе.
Сколько грусти в момент усыпления
  В зимний вечер в деревьях мертвеющих —
Словно тысячи душ в угнетении
  Здесь собрались, о рае жалеющих!
Ветерок напевает мелодии,
  От которых душа разрывается.
Это — песенки смерти пародии;
  Кто-то с кем-то надолго прощается…

Заблестит солнце яркое, вешнее,
  Разукрасятся ветви одеждою,
И пробудится — силой нездешнею —
  Вновь природа горячей надеждою.
Забурлят воды радостным говором,
  Пробужденные царственным голосом;
Разогретые солнечным поваром,
  Вновь поля разукрасятся колосом.
Птица станет слетаться за птицею
  Из-за синего моря свободного…
Как отрадно весною-царицею
  Грезить в царстве Мороза холодного!

Так и мы, как природа уснувшая
  В пору зимнюю — в смерти мгновение:
Нас не манит земное минувшее
  И бодрит светлый луч возрождения.
О, не плачьте, друзья безутешные:
  Мы ведь живы душою бессмертною —
Нашей мыслью последней безгрешною,
  Наших близких молитвой усердною.

Это было в самом деле,
Или только показалось?
Над рекой мы ночь сидели,
Но ни слова не сказалось.
Где — не помню, как — загадка,
Повстречались мы любовно…
Сонно фыркала лошадка,
Отведенная за бревна.
Кто-то пел под арфы гутор.
Кто-то что-то мне ответил…
Спал в бреду вишневый хутор,
Как слиянье наше, светел.
Думал я, сгибая прутик:
«Точно радость, ты короток…»
И на нас смотревший лютик
Был, как чувства наши, кроток.
И хотелось, и желалось
Без конца истомы в теле…
Это только мне казалось,
Или было в самом деле?

В светозарной душе белых лилий посев
  Расцветет для услад урожая,
  И болотный туман испарится, осев,
  Только солнце дохнет, угрожая.
В светозарной душе — белых лилий посев,
  И такая душа — всем чужая.

Как расцвет золотист! как расцвет ее бел!
  Помнишь? — днем лепестки перелили
  Гаммой радуги звонкой, — но луч ослабел,
  И померкли мелодии лилий.
А зарею опять тихий колокол бел,
  Сердце златно лучи распалили.

Без боязни сбирай белоснежный посев,
  Тот сбирай, кто — исчадье порока.
  Пусть тебя не страшит окружающий зев:
  Эта жатва не знает упрека…
Ты надменно пожнешь искупленья посев,
  Но души не поймешь — как пророка…

Она заходит в год раза два…
Совсем случайно… мимоходом…
Ее движенья, ее слова —
Как и давно, как прошлым годом.
Все та же гордость, все тот же лед
И равнодушье напускное;
И то паденье, и то полет,
Полувражда, полуродное…
Но эти взгляды, — они не лгут…
В них даже ненависть любовна…
В них столько чувства, такой уют,
Что, право, дышится не ровно.
Но блещут ядом ее слова,
Цинично мучающим ядом.
Она заходит в год раза два…
Так… мимоходом… бывши рядом…

Выйди в сад… Как погода ясна!
Как застенчиво август увял!
Распустила коралл бузина,
И янтарный боярышник — вял.
Эта ягода — яблочко-гном…
Как кудрявый кротекус красив.
Скоро осень окутает сном
Теплый садик, дождем оросив.
А пока еще — зелень вокруг,
И вверху безмятежная синь;
И у клена причудливых рук —
Много сходного с лапой гусынь.
Как оливковы листики груш!
Как призывно плоды их висят!
Выйди в сад и чуть-чуть поразрушь,
Это осень простит… Выйди в сад.

Гули-гулинька, гуля-гулинька,
С белым крылышком голубок…
Это ты, мой друг, ты, Катюлинька.
Ты, Катюлинька, мой дружок?
Осень дымчата. Лес и хижина.
День склоняется. Ночь близка.
Ты обижена… Ты унижена…
Ты любима мной, — как тоска…
Двери скрипнули. Бьется крылышко, —
То колышется твой платок…
Где ты, молодость?… где ты, силушка?…
Где Катюлинька — мой дружок?

Я пробегаю мокрой рожью.
Ищу во ржи огнистый мяч…
И слышу-вижу: к Запорожью
Течет Олонецкий Кивач.
И Лена ластится к Дунаю,
Войдя в Байкал, громя Алтай…
О, ты поймешь — я это знаю,
Но берегись, — не разболтай…
Спадает с неба Сакраменто,
Земля — сплошная бирюза…
Привет тебе, мираж момента —
Молниеносная гроза!

Меня качал двухгорбно
Верблюд, корабль пустынь,
Мне было скорбно-скорбно,
Цвела в душе полынь.
Вдали пестрел оазис,
Бездумен был сам ум,
Вдруг небеса порвались,
И взвихрился самум.
Свистело что-то где-то,
Кружился кто-то там;
И кем-то я раздета,
И кто-то льнет к устам…
Чарует черный голос, —
Слабею от борьбы…
Сдаюсь… Но я боролась,
Цепляясь за горбы.
Молиться? — нет святыни…
Я гибну… я в тоске…
Верблюд, корабль пустыни,
Топи меня в песке!