Михаил Зенкевич - Стихотворения

Вздохнет от пышной тяжести весь дом,
Опять простой и милой станет зала,
Где в самый зной покойница лежала
Эфиром заморожена и льдом.

И острый лик с пятнистостью лиловой
Поплыл на полотенцах в блеске риз.
На скатерти разложена в столовой
Приданое — серебряный сервиз.

И нянька с плачем у окна гостиной
Торопится ребенка приподнять,
И под ресницей золотистой длинной
В лазурь глазенок канет в белом мать.

Золотые реснички сквозят в бирюзу,
Девочке в капоре алом нянька,
Слышу я, шамкает: «Леночка, глянь-ка,
Вон покойничка хоронить везут».
И Леночка смотрит, забывши лопаткой
Зеленой расшвыривать мокрый песок.
А в ветре апрельском брагою сладкой
В березах крепчает весенний сок;
Покачнув балдахином, помост катафалка
Споткнулся колесами о выбоины мостовой.
Наверно, бедному жестко и валко
На подушке из стружек подпрыгивать головой.
И в пальмовых листьях незабудки из жести
Трясутся, и прядает султанами четверня…
Леночка, Леночка, с покойничком вместе
Проводи же глазенками и уходящего меня.

Под соснами и в вереске лиловом
Сыпучие бугры.
И солнца вечером в дыму багровом
Угарные шары.
И к редкой ржи ползет туман от луга
Сквозь лунные лучи,
И, как сверчки, перекричать друг друга
Не могут дергачи.
И — отблеск дня далекий и горячий —
Пылающая щель
Дает мне знать из ставен смолкшей дачи,
Что ты идешь в постель.

В купоросно-медной тверди,
В дымном мареве полей
Гнутся высохшие жерди
У скрипучих журавлей.
И стоит понуро стадо
С течью пенистой у губ;
Чуют ноздри, как прохлада
Дует тягой в мокрый сруб.
Вот, дрожа, на край колодца
Плещет солнцами бадья,
И в гортань сухую льется
Мягким холодом струя.

Уже подростки выбегли для встречи
К околице на щелканье вдали.
Переливается поток овечий
С шуршаньем мелких острых ног в пыли.
Но, слышно, поступь тяжела коровья —
Молочным бременем свисает зад.
Как виноград, оранжевою кровью
На солнце нежные сосцы сквозят.
И, точно от одышки свирепея,
Идет мирской бодливый белый бык
С кольцом в ноздрях, и выпирает шея,
Болтаясь мясом, хрящевой кадык.
Скрипит журавль, и розовое вымя,
Омытое колодезной водой,
В подойник мелодично льет удой,
Желтеющий цветами полевыми.
А ночью мирна грузная дремота,
Спокойна жвачка без жары и мух,
Пока не брезжит в небе позолота,
Не дребезжит волынкою пастух.

Как будто черная волна
Под быстроходным волнорезом,
С зеленой пеной под железом
Ложится справа целина.
И как за брызжущей водою
Дельфинов резвая игра,
Так следует за бороздою
Тяжелый золотистый грач.
И радостно пахать и знать,
Что на невидимых свирелях
Дыханьем жаворонков в трелях
О ней звенит голубизна.

Жарким криком почуяв средь сна,
Что подходит волна огневая,
Петухи встрепенулись, срывая
Саван ночи из лунного льна.
Облака — словно полог пунцовый,
А  заря — из огня колыбель.
Глянь, — воскресшего Бога лицо
Выйдет разве сейчас не к тебе.
И душа твоя, птицам родня,
Онемевшие крылья расправит
И, в лазури плескаясь, прославит
Золотое рождение дня.

Уж солнце маревом не мает,
Но и луны прохладный блеск
Среди хлебов не унимает
Кузнечиков тревожный треск.
Светло, пустынно в небе лунном,
И перистые облака
Проходят стадом среброрунным,
Лучистой мглой пыля слегка.
И только изредка зарница,
Сгущая млечной ночи гнет,
Как будто девка-озорница,
Подолом красным полыхнет.

Ни одной звезды. Бледнея и тая,
Угасает месяц уже в агонии.
Провозвестница счастья, только ты, золотая,
Вошла безбоязненно в самый огонь.
Звезда, посвященная великой богине,
Облака уже в пурпуре, восход недалек,
И ты за сестрами бесследно сгинешь,
Спаленная солнцем, как свечой мотылек.
Уж месяц сквозит, лишенный металла,
Но в блеске божественном твоем роса
Напоила цветы, и, пола касаясь,
По жаркой подушке тяжело разметалась
Моей возлюбленной золотая коса.
Задремала в истоме предутренних снов,
А соловьев заглушая, жаворонки звенят…
Сгорай же над солнцем, чтоб завтра снова
Засиять, о, вестница ночи и дня,
Зарей их слиявшая в нежные звенья!

На чьих ресницах драгоценней
И крупнее слезы, чем капли росы
На усиках спеющей пшеницы?
Чье сопрано хрустальней и чище
В колоратуре, чем первые трели
Жаворонков, проснувшихся в небе?
Пальцы какой возлюбленной
Могут так нежно перебирать волосы
И душить их духами, как утренний ветер?
И какая девушка целомудренней
Перед купаньем на золотой отмели
Сбрасывает сорочку с горячего тела,
Чем Венера на утренней заре
У водоемов солнечного света?
Ты слышишь звездных уст ее шепот:
Ослепленный смертный, смотри и любуйся
Моею божественной наготой.
Сейчас взойдет солнце и я исчезну…

Голубых глубин громовая игра,
Мая серебряный зык.
Лазурные зурны грозы.
Солнце, Гелиос, Ра,
                                Даждь
И мне златоливень-дождь,
Молний кровь и радуг радость!
Под березами лежа, буду гадать.
Ку-ку… Ку-ку… Кукуй,
Кукушка, мои года.
Только два? Опять замолчала.
Я не хочу умирать. Считай сначала…
Сладостен шелест черного шелка
Звездоглазой ночи. Пой, соловей,
Лунное соло… Вей
Ручьями негу, россыпью щелкай!
Девушка, от счастья ресницы смежив,
Яблони цвет поцелуем пила…
Брось думать глупости. Перепела:
«Спать пора, спать пора», — кричат с межи.

На поле около болота —
Крест без могилы и межа;
Здесь, говорят, давно кого-то
Зарезали средь дележа.

А в небе, сумраком покрытом,
Заглохнул к югу перелет,
И подо мною конь копытом
Сбивает с лужиц тонкий лед.

Свинцов заката блеск неяркий…
Эй, ты, степное воронье,
Пред тьмой над падалью раскаркай
Предчувствий жуткое вранье!

Над цветом яблонь и  вишен в дремах
Лунных
           струят соперники соловьи —
Один из сирени, другой меж черемух —
Сладчайших мелодий тягучие ручьи —
Но радости вешней для меня родней
Прощальная радость осенних дней…
Так,
Когда оставляет, отхлынув, мрак
На заре, осколок месяца сребророгого,
Превозмогая дремотную легкую лень,
Встряхивая червонных листьев логово,
Поднимает голову самец-олень.
И вдруг
Из вытянутого горла с прозрачным паром
Вырывается словно в смятении яром
Трубы всполохнувшейся — терпкий звук.
И скользнувши по мокрым листам,
Тронутым холодом в блеске алом,
С грохотом эхо теряется там
Меж столетних стволов за туманным провалом.
Отрыгнувшийся, трубный, глухонемой
Вопль животный, — но трепетно в нем,
Как в вечерней звезде, серебристым огнем
Свет любви вознесен перед тьмой.
Это — знак торжества,
Окончанья осенних нег,
Перед тем, как, спадая, листва
Золотая оденется в снег.
И вдали среброшерстная лань
Вдруг почувствует, как шевельнет
Между ребрами тонкую стлань
Трепыхнувшийся сладостно плод…
Осени голос и ты лови.
Слышишь, — как стелет сентябрь второпях
Коврами огнистыми пышный прах
Для багряного шествия твоей любви,
Последней любви!