«Вот и возраст комсомольский вышел…»
Вот и возраст комсомольский вышел.
И уже не я с моим дружком, —
Двое незнакомых мне мальчишек
Радостно торопятся в райком.
Эх, вернуть пятнадцать лет и мне бы!
Но тогда, в мои пятнадцать лет,
Затемненным было даже небо,
Словно звезд на свете больше нет!
Вот когда мы изучили карту,
Отмечая зыбкие фронты.
Нам казалось,
что застыли парты
Возле самой огненной черты.
Где-то с неба падали десанты,
Из разведки кто-то не пришел,
Мы ошибки делали в диктантах,
Но не в заявленьях
в комсомол!
Танки уходили с Уралмаша.
Был октябрь морозен,
как январь.
Я и нынче заявленья наши
Повторю,
товарищ секретарь!
Сбросило, наверно,
сильным ветром
К небу неприбитую звезду.
Кажется,
пройду полкилометра
И осколки звездные найду.
Сколько раз мы в детстве выбегали
Под обильный летний звездопад.
И взаправду мы тогда считали:
Все с небес
Летит
К соседу
В сад.
Садовод с пушистыми усами,
Ты ребят за прошлое прости:
Звезды мы искали меж стволами,
Яблоки мы рвали
по пути.
Захватывало дух:
дорог так много!
С открытым сердцем по любой иди
И не гадай:
а что там за дорога?
И что с тобою
ждет нас впереди?
Пойдешь направо —
сталеваром будешь,
Пойдешь налево —
можешь стать врачом.
И по любой из них
ты выйдешь в люди,
Огромный мир знаком
и незнаком!
Мы знали,
что дороги те прямые.
Но мы не знали,
как они круты.
Безусые и молодые,
Мы задыхались вдруг от высоты.
Нам было хорошо,
нам было плохо,
Пути прямые,
как вы нелегки,
Когда гуляют с воем по эпохе
Пропахшие железом сквозняки,
Нас научили многому дороги,
Мы побывали в дальнем далеке.
Смешно,
когда кричит жена в тревоге:
— Закрой окно!
Не стой на сквозняке!
Красота вокруг,
Захватило дух:
По Москве летит
Тополиный пух.
По Москве летит,
Аж в глазах бело.
Институтским сад
Замело.
Не дыша тогда
Я в Москве стоял,
А казалось мне:
Это —
мой Урал.
И не пух летит,
А метельный снег.
Где-то возле гор
Он берет разбег.
Только время шло…
И промчался год.
На Урале я,
Снег идет, идет.
Я стою в саду,
В заводском саду,
А мне кажется:
По Москве иду.
Красота вокруг,
Захватило дух.
И не снег летит —
Тополиный пух.
Прижимаюсь в купе
К окну,
Покидаю не дом —
Страну.
Вот и станция
Пограничная,
Аккуратная,
Симпатичная.
Тишина на ней
Непривычная,
Для перронов больших
Необычная.
Золотистый вокзал
В наличниках,
В окна вставлена
Синева.
И фуражкою пограничника
Зеленеет над ним
Листва.
Все, конечно, мне не запомнится, —
Друг на друга ползут года.
Но люблю я с вами знакомиться,
Незнакомые города.
Побродить,
ни о чем не спрашивая,
Посидеть в полумгле седой,
Там,
где ночь рекламой окрашена,
Повстречаться опять с толпой.
Затемненный или расцвеченный,
Гулким шумом и тишиной
Каждый город,
Как путник встреченный,
Разговаривает со мной.
Так в вагоне,
На полку нижнюю
Поудобнее сев,
Сосед
В день расскажет о том,
что ближнему
Не расскажет за много лет.
И увидишь его ты с бедами,
В напряженном ритме труда.
Как люблю я с вами беседовать,
Незнакомые города!
Ночь,
как будто сплошной тоннель,
По которому поезд мчится,
Лишь порою
огней метель
Вдруг за окнами заискрится.
Рядом пальмы —
За рядом ряд.
Но и здесь,
В краю иностранном,
Партизанский ходил отряд
С партизаном лихим —
Иваном.
Он упал среди этих гор
У небес нестерпимо синих.
Мама русская
до сих пор
Ничего не знает о сыне.
…Уплывает наш разговор
За окно сигаретным дымом.
Поезд мчится во весь опор,
Чтобы встретиться утром с Римом.
Золотистых огней метель
Успокоилась,
не искрится.
Ночь кончается,
как тоннель.
Проявляются рядом
Лица.
Ах, берег моря,
Как ты здесь чудесен,
Обрызганный огнями в полумгле!
Так почему
совсем
не слышно песен
В Неаполе —
На песенной земле?
Полиция стоит, как на параде,
Затянутая в белые ремни.
Как будто песни
К частной автостраде
Она не пропускает в эти дни.
Над всей страною
небо голубое.
Везувий дремлет?
Что же здесь такое?
Куда спешат
Жандармские стрелки?
В Неаполе
Бастуют
Моряки.
Без пищи топки теплоходов стынут,
Немеют корабельные гудки.
В большом порту и глухо, и пустынно —
В Неаполе
Бастуют
Моряки.
В штрейкбрехеры возьмут сейчас охотно,
Но, потирая впалые виски,
Уходит от работы
Безработный:
В Неаполе
Бастуют
Моряки.
А город стал для демонстрантов тесен.
Кипели волны,
будто бы в котле:
Мы уплывали,
Не услышав песен
В Неаполе —
На песенной земле.
Я услышал их под вечер —
Тонкий звон колоколов —
То печален,
То беспечен,
То протяжен был,
Как зов.
Ох, спасибо, неизвестный,
Неувиденный звонарь,
Ты концерт свой начал с песни,
Что у нас сложили встарь.
Мы волненья не скрывали:
На простор чужой страны
Величаво выплывали
Стеньки Разина челны.
А потом вдруг с новой силой
Над бельгийским городком
Церковь вдруг заговорила
Современным языком.
Будто сбросив тяжесть груза
Наливавшихся веков,
Гимн Советского Союза
Пел нам
хор колоколов.
Вспоминаю и доныне:
Аплодирует народ,
Над темнеющим Малином
Звон малиновый плывет.
«Предо мной снова вспыхнули разом…»
Предо мной снова вспыхнули разом
Теплохода ночные огни.
Это память моя
водолазом
Подняла затонувшие дни.
И трещит вновь скорлупка каюты
Под напором волны штормовой.
Только кажется мне почему-то:
Это было совсем не со мной.
Дуют ветры опять из Алжира,
Человек в ожидании дня
Посередке кипящего мира
Все же очень похож на меня.
Непонятные светят зарницы
Там, где волны взбесились кипя.
Он всемирного шторма частицей
Горделиво считает себя.
Человек ждет от бури ответа
На вопрос,
что измучил давно.
Я читал о нем, кажется, где-то
Или видел его я в кино?
И смешно мне
его самомненье,
И сомненья его мне смешны.
Может, годы,
А может, мгновенья
Смыты взрывом зеленой волны.
Теплоход из былого линяет,
Вот качнулась и скрылась корма…
Жизнь иная
Шторма поднимает,
А других
Лишь качают
Шторма.
